Автор: С 8 мая 2021 года в Санкт-Петербурге по инициативе Поэтического союза ИЛИ каждые 42 дня проходят Табэриутские чтения, где организаторы и поклонники ОБЭРИУтов читают их и собственные стихи, стоя на табурете. Первой локацией чтений был выбран Парк 300-летия Санкт-Петербурга.
Объявление об этом событии в сообществе вк гласит: «8 мая 1928 года Николай Заболоцкий, отмечая годовщину собственного крещения, проплыл от Кронштадта до этого самого места, которое потом станет парком. По крайней мере, так гласит легенда, которую никто никогда не слышал. А завтра участники Поэтического союза ИЛИ встанут на табурет и прочитают стихи обэриутов и стихи своего сочинения. Совершенно бессмысленное действо, но в этом и смысл!»
Подробнее об этом проекте см. в их ВК-сообществе.
(Обзор по мотивам литературного события)
Сегодня я проснулся в два часа дня. Я лежал на кровати до трех, не в силах встать. Я обдумывал свой сон о собаке. Она лизала камень, а потом побежала к реке и стала смотреть в воду. Она там видела что-нибудь? Зачем она смотрит в воду?
Я уверял себя, что это очень важно — обдумать сон до конца. Но я не мог вспомнить, что я видел дальше во сне, и начинал думать о другом.
Кажется, у кого-то это уже было.
Надо скорее вставать. Уже половина третьего. Сегодня Табэриутские чтения. Каждые 42 дня кто-то проводит поэтические чтения на табурете. Новый месяц — новое место — старый табурет. Когда-нибудь он сломается, но пока держится. Пора собираться.
Я иду по Литейному мимо книжных магазинов. Вчера я просил о чуде.
Да-да, вот если бы сейчас произошло чудо. Начинает идти полуснег-полудождь. Навстречу мне идут несколько человек. Один из них спрашивает меня:
— Вы, случайно, не на Табэриутские чтения?
— Туда.
— А давайте мы вас отведем. Сегодня табурет установят на 4-м Ждановском мосту. Туда сложно дойти самому.
Пошли вместе. Компания держалась чуть поодаль. Разговаривали о своем:
— Я думаю, в мясе голубей есть что-то неприятно сладковатое; такого вкуса, наверное, и человеческое мясо.
— А вот я как раз люблю все такого вкуса, — отвечал мужчина в кепочке и клетчатом пиджаке. Телячьи ножки, которым серозная жидкость придает мягкость и сладковатость; устрицы, они нравятся мне своей слизистостью. Я знаю: для большинства людей отвратительно все раздутое, мягкое, зыбкое. Между тем в этом сущность физиологии. И мне это не неприятно. Я могу спокойно приложить к губам паука или медузу.
Долго мы петляли по переулкам, но наконец пришли. На потаенном, казалось бы, всеми забытом мостике уже стояли какие-то люди. Кто-то даже взгромоздился на табурет и торжественно декламировал:
— Это случилось в сентябре, и с тех пор больше никогда не было сентябрей. То, что мы сегодня называем сентябрями, на самом деле затянувшиеся апрели и случилось вот что. Однажды поэт Николай Олейников не хотел ехать на уборку урожая, поэтому написал стихотворение о том, что урожай уже собран, а трактора стоят в амбарах. Все стали из-за этого счастливыми, ведь никто тоже не хотел ехать на уборку урожая. Так что все просто перестали на уборку урожая ездить, и сентябри отпали за ненадобностью. Кажется, что это хороший повод собраться в этом не существующем сентябре и почитать какие-нибудь несуществующие стихи – свои собственные и обэриутов на 27-х Табэриутских чтениях!
Все дружно захлопали. Впрочем, на табурет никто забираться не спешил. Всем было как-то неловко. Собрались взрослые люди посреди бела дня стихи читать на ободранном стуле, еще и мост заняли. Повисло молчание. Наконец, к табурету подошел один мужчина в деловом костюме и с портфелем в руке. Можно было подумать, что он просто заблудился по пути на серьезную встречу с не менее серьезными людьми и в такой странной компании явно не задержится. Однако мужчина тем временем спокойно поставил портфель, снял пиджак, встал на табурет и внезапно с детским задором начал:
— Вы знаете? Вы знаете? Вы знаете? Вы знаете? Ну, конечно, знаете! Ясно, что вы знаете! Несомненно, Несомненно, Несомненно знаете!
Вдруг из толпы выскочила какая-то старушка и подхватила:
— Нет! Нет! Нет! Нет! Мы не знаем ничего, Не слыхали ничего, Не слыхали, не видали И не знаем Ничего!
Мужчина продолжал:
— А вы знаете, что СО? А вы знаете, что БА? А вы знаете, что КИ? Что собаки-пустолайки Научилися летать? Научились точно птицы, — Не как звери, Не как рыбы, — Точно ястребы летать!
И уже вся толпа отвечала:
— Ну! Ну! Ну! Ну! Врешь! Врешь! Врешь! Врешь! Ну, как звери, Ну, как рыбы, Ну еще туда-сюда, А как ястребы, Как птицы, — Это просто ерунда!
Так, нараспев, передразнивая друг друга, мы только прочитали первое стихотворение, как на табуретке уже рассказывали следующее. Детские и взрослые, смешные и не очень, стихи были самые разные. О таракане и о футболисте, о карасе и даже о рыжем убийце дедушки. Некоторые пытались читать с выражением, другие подчеркнуто безэмоционально, а один мужчина и вовсе собрался читать пьесу сидя на шкафу, но шкафа у него с собой не оказалось и пришлось, как и всем вставать на табурет.
На мосту тем временем сами собой появлялись новые лица. Никто не знал, откуда они приходили, но это было и не важно. Охотник с пуделем, странная старушка с часами без стрелок в руках, какая-то женщина, говорившая лошадиным голосом, и даже маленький таксик, кого только не было тогда на Табэриутских чтениях!
А стихи продолжались, и казалось, что это уже все одна детская песенка, которая никогда не закончится, и мы так и будем слушать ее здесь на этом маленьком мостике вокруг обшарпанного стула. Но вот к табурету подошел один мужчина, и почему-то все сразу поняли, что сейчас точно будет последнее стихотворение. Кругловатое лицо, роговые очки в негрубой оправе, гладкие волосы, причесанные чуть вбок. Это был совершенно обычный человек с прозаической внешностью. Он встал на табурет и тихо начал:
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где все разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба — лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.
Мы завороженно молчали, и никто даже не заметил, как к табурету подошли несколько человек. Они внимательно смотрели на мужчину в очках, а он читал, словно бы обращаясь только к ним:
Там на ином, невнятном языке
Поет синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И все ли вы забыли?
Теперь вам братья — корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
Теперь вам сестры — цветики гвоздик,
Соски сирени, щепочки, цыплята...
Тихий, размеренный голос плавно разносился по всему мосту, как вдруг, раздался громкий хруст, и табуретка начала крениться. Все замерли в тревожном ожидании, и само время остановилось, как будто кто-то вбежал и удалил его на одно мгновение. Облезлый табуретик держался из последних сил на своей подкосившейся ножке, еще чуть-чуть и точно надломится. А мужчина в очках все так же спокойно стоял, и слово его продолжалось:
И уж не в силах вспомнить ваш язык
Там наверху оставленного брата.
Ему еще не место в тех краях,
Где вы исчезли, легкие, как тени,
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений.
На этом и закончились 27-е Табэриутские чтения. Все разошлись, и мостик очень быстро опустел. Через 42 дня договорились встретиться вновь, уже на новом месте. Кто-то даже пообещал принести скотч; все-таки не в первый раз ножка ломается, так ведь и упасть может кто-нибудь.
Я шел домой и думал, что же такое Табэриутские чтения. Странное, даже нелепое мероприятие: место всегда случайное, вместо сцены или хотя бы стула один и тот же дряхлый табурет, да и участвуют в этом какие-то чудаки. Все это как-то не нормально, но именно эта «ненормальность» лучше всего соответствует обэриутской поэзии, ее забавным и не очень персонажам, ее детской непосредственности, чурающейся взрослой «правильности», и, конечно же, ее страстной вере в чудо. Табэриутские чтения — глупые и неправильные, но ровно такими они и должны быть. Есть в них что-то иррациональное, а значит, и чудесное.
Наконец, я дома. Вот моя комната. На столе лежит бумага, чтобы написать что-то. Редактор журнала дал задание — к пятнице сделать обзор литературного события. Но я не знаю, о чем мне надо писать.
Может быть, я расскажу про Табэриутские чтения? Почему бы и нет! Но… рассказать будет не так-то просто. Во-первых, я на них никогда не был, а во-вторых, я сейчас упал со стула и забыл, о чем собирался писать.
Я лучше, наконец, обдумаю свой сон. Так почему же все-таки собака смотрела в реку и что она там увидела?..
Антон ЕМЕКЕЕВ, Артель вольных критиков филфака МГУ
