21.02.2025

Эскапизм или утешение

О «Птице» — фильме Каннского фестиваля – 2024

Отец главной героини держит дома галлюциногенную жабу. Он надеется с помощью выделяемой ею слизи оплатить свою спонтанную свадьбу. Его тело покрыто изображениями насекомых. На спине у него татуировка бабочки, с шеи на лицо очень медленно переползает большая сколопендра. Его называют Баг, что в переводе означает «жук». Главная героиня, двенадцатилетняя Бейли, живет с отцом и старшим сводным братом. Она невербально общается с чайками, наблюдает за бабочками на подоконнике, они доверчиво садятся ей на пальцы. Лежа в траве, Бейли гладит лошадиные морды, наклонившиеся к ней. Она спит на низкой кровати в спальном мешке, похожим на кокон. В гости к ним приходит женщина со змеей, тяжело лежащей на её руках, и радостно делится тем, что прошла линька.

Пространство нового фильма британского режиссера Андреа Арнольд (его прямо сейчас показывают в российских кинотеатрах!) — это мир животных, насекомых, птиц, травы, моря, раскаленной на солнце земли, неба и многоликого света — преломляющегося через оконное стекло и спокойно, лениво перетекающего в комнату, подсвечивающего летающую пыль или слабо брезжащего на рассвете среди деревьев, оставляющего на всех предметах вокруг розово-оранжевый цвет.

Но рядом с этим вечным, тихим, незаметным миром (который для всех давно — только фон, но не для объектива и Бейли) шумит сложная жизнь социальных низов Англия, графства Кент. На героиню наваливается множество проблем не по её возрасту. Главная из них — новый агрессивный и неуправляемый парень мамы, который поселился в доме, где живут ещё трое детей матери. Единственный, кто имеет волю что-либо предпринять в этой ситуации — это Бейли. В этой неизбежной, необходимой роли, которую она принимает, Бейли теряет детство — наивность, беззаботность, доверчивость — чтобы сохранить его для младших сестер и брата.

Вдобавок к этому, отец привел в дом женщину, с которой знаком 3 месяца, и собирается на ней жениться. Нужно не только принять этот факт, но и изображать радость на свадьбе, и надеть дурацкий леопардовый костюм — так хочет отец. А ещё от четырнадцатилетнего сводного брата Хантера забеременела его девушка. И надо как-то предотвратить их совместный побег. На все это накладываются внутренние изменения героини, будто бы неуместные и досадные, их символ — первая менструация. Неслучайно здесь много детей — прыгающих на старом матрасе во дворе дома, играющих с куклами, рисующих фломастерами, бегущих к морю.

В этом неблагополучном районе они пока ещё на границе двоемирия. Они боятся нового мужчину в доме, послушно приносят ему чай, выслушивают его крики и ждут удара, но они всё ещё светлы и легки, как солнце и ветер. Дух Бейли тяжелеет, тянет вниз, к земле, не дает запрокинуть голову и смотреть на птиц, которых она любит снимать на телефон. Но и на земле тепло, там растет высокая трава, по тротуару стучат веселые колесики электросамоката, на котором разъезжает её молодой беспечный отец, по ней часто прохаживаются чайки. Наверное поэтому мне так запомнился кадр, где младшая сестра главной героини, Киша, лежит на земле, полностью и доверчиво прижавшись к её поверхности, и увлеченно чертит рисунок разноцветными мелками.

В пяти метрах от маленькой полосы дорожки, от безопасного круга, который Киша сама очертила голубым мелком, от простой изображенной мечты о желтых бабочках размером с голову находится дом, в котором может произойти что-то нехорошее с мамой, с сестрой, с братом или даже происходит прямо сейчас. Этот дом существует, но он пока не главный, его не видно в кадре, дрожащая камера выхватывает только катастрофически малое, но надежное убежище девочки, защищенное тонкой голубой линией границ её восприятия.

Этот фильм для меня — такая голубая закругленная линия с мечтой внутри неё. Мечта приходит в обличие одного из главных героев. Бейли встречает необычного человека, с нарочито антимаскулинным поведением, подчеркивающим его происхождение не от мира сего. Он появляется из ниоткуда, заводит странный разговор, танцует, большую часть времени сидит на крыше. А ещё он в юбке. И называет себя Птицей. То, что этот персонаж — волшебный пришелец, зритель догадывается сразу (замечательная сцена порыва ветра, от которого ложится высокая трава вокруг Бейли, перед первым появлением Птицы), но лишь догадывается. Он хрупкий и печальный, ищет своих родителей, которых потерял очень давно. Ему самому нужна помощь, и Бейли хочет быть ему другом.

Сначала он не представитель магической силы, он также подавлен жизнью, слаб. Он нужен героине, чтобы разделить с ней её одиночество. Но затем все меняется, вторжение магии становится более явным ближе к концу. Птица выступит волшебным помощником и буквально решит главную проблему Бейли. Этим он будто бы ознаменует открытие двери в какой-то другой мир, в которую можно выйти и тем самым скрыться от реальности инфантильных, а порой жестоких взрослых, брошенных детей, подростков, чинящих самосуд (брат Хантер состоит в группировке сверстников, которые «наказывают» злодеев — вламываются в дома и избивают тех, кто, по их мнению, это заслужил), освободиться от чувства безысходности, беспомощности перед тотальным хаосом, вечной неустроенностью жизни. 

Поэтому некоторые кинокритики обвиняют фильм в эскапизме, в том, что Арнольд ничего не придумала лучше для борьбы с отчаянием, кроме детской сказочки. «Американцев за их субкультуру супергероев частенько обвиняют в любви к решению проблем нахаляву, в том, что они мечтают просто получить суперсилы и решить чудесным образом все проблемы, но европейское стремление найти для того же самого вообще другого человека и делегировать вопрос ему — очевидно ещё инфантильней», — пишет Антон Минасов в рецензии на фильм.

Но ошибка подобных обвинений в том, что они основаны на буквальном восприятии происходящего на экране, тогда как режиссер фантазирует в рамках метафоры. Никто не спасет нас от настоящих, ощутимых демонов реальности — будь то психопат, по какому-то абсурдному стечению обстоятельств поселившийся в доме с твоими родными, или ещё что-то.

Можно надеяться только на себя или на подростковую бандитскую группировку, которую Бейли попыталась привлечь (хотя и это не помогло), иногда — на случай. Но главная миссия Птицы не в том, чтобы одолеть злых драконов, чтобы исправить если не мир, то хотя бы жизнь одного растерянного подростка. Миссия, очевидно, заключается в послании — наивном, банальном, тысячу раз слышанном, простоватом — но все же в важном послании. Как раз это бесконечно удивляет в том, что делает Андреа Арнольд: как возможно донести такую очевидную истину (которая всегда была настолько очевидна, что затерлась, скомкалась и перестала восприниматься) с какой-то новой, большой степенью пронзительности? Первый незамысловатый диалог Бейли и Птицы в свете предутреннего солнца, когда девочка просыпается после ночи в поле, звучит так:

— Красивый, правда? — спрашивает Птица.

— Кто?

— День.

Эти несколько фраз могли бы стать эпиграфом ко всему фильму. Разветвленное повествование, дергающееся от постоянных криков, ругани, бега в попытке что-то решить, отчаянных выплесков эмоций, в то же время, как ни странно, дышит плавной, неторопливой, понемногу вливающейся струей поэзии, тишины, гармонии. Не зря кто-то из критиков назвал фильм стихотворением в прозе. И не зря при разговоре о «Птице» всегда упоминается магический реализм: ведь именно благодаря этому методу мир в изображении Арнольд не делится на «настоящий», который суров и безжалостен, и на «вымышленный», сказочный, куда можно сбежать, укрыться там, но потом с разочарованием осознать, что он не есть мир подлинный, а значит нужно перестать обманываться и наконец возвратиться.

Нет, благодаря выбранному методу мир един, нет принципиальных границ между грязью и магией, которая также повседневна, как и грязь. Птица ничего с собой не приносит, вся магия была и без него — вся тихая органика, мирно жужжащая на подоконнике, — он только напоминает о ней. Может, его перевоплощение в свою звериную ипостась и решительный бой с заклятым врагом Бейли — это лишь метафорическое послание о силе магии, которая всегда связана с природой?

Жизнь в «Птице» так же трогательна по причине своей неидеальности, как и Барри Кеоган в роли Бага, отца героини, — несомненно, лучшая актерская игра в фильме. В первых сценах он кричит, почти нападает на дочь, ведет себя непредсказуемо, агрессивно, его поступками движут навязчивые и глупые идеи. Но постепенно глупые идеи оборачиваются для зрителя простодушными мечтами человека, который стал отцом очень рано и сам ещё не успел вырасти.

Баг разучивает танец для свадьбы и совершает забавные движения, пока никто не видит. Он включает для жабы «искренние» песни днями напролет и заставляет петь друзей: может, жабе понравится песня Coldplay «Yellow» и она по доброте душевной поделится слизью? Он несется на электросамокате на помощь к своим детям, хотя не лучше их знает, как правильно поступать, и говорит о том, что ни разу не пожалел о них. Герой не меняется сам по себе, но мы постепенно начинаем видеть его по-другому благодаря вглядыванию, терпеливому ожиданию, присущим подходу режиссера.

Может, автор хочет, чтобы мы также вгляделись в жизнь?

Татьяна ГАЗИЕВА, Артель вольных критиков филфака МГУ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Капча загружается...