Долетит ли «Авиатор»?

20 ноября 2025 года состоится премьера фильма «Авиатор» с Александром Горбатовым и Константином Хабенским в главных ролях по одноименной книге Евгения Водолазкина, чье творчество занимает важное место в современном литературном процессе. Интерес к его произведениям с каждым днем только возрастает, причем не только у русской аудитории, но и у иностранных читателей. К сожалению, его творчество привлекло внимание и недобросовестных режиссеров, желающих сделать очередную коммерческую историю, щедро приправленную сомнительными спецэффектами и пустой зрелищностью.

Книга увидела свет в 2016 году, и её увлекательная история словно сама просилась на большой экран. Поэтому, услышав о грядущей экранизации, я восприняла эту новость с искренней радостью. Увы, после просмотра трейлера восторг быстро сменился разочарованием. И вместо обещанного и ожидаемого полета «Авиатор» скорее напомнил нелепое падение. Ведь от оригинального текста остался лишь смутный след — узнаваемое название и общие контуры фабулы.

Напомню сюжет книги. Главный герой — Иннокентий Платонов был обвинен в убийстве соседа по коммунальной квартире и отправлен на Соловки. Понимая, что в лагерных условиях ему не выжить, он согласился на эксперимент по замораживанию с целью последующей разморозки в «Лаборатории по замораживанию и регенерации» ОГПУ. Эксперимент оказывается успешным, и после десятилетий нахождения в жидком азоте герой воскресает в 1999 году в Петербурге, с воспоминаниями, которые едва достигают 1930-х годов. По мере того как он пытается выяснить, что с ним произошло, личные воспоминания постепенно возвращаются и складываются в одну цельную картину. Платонов размышляет о ответственности, высшей справедливости, существовании Бога, вине, покаянии, преступлении и наказании. Ему предстоит пережить потерю близких, привычного времени и научиться жить в новых условиях.

Теперь перейдем к трейлеру. По книге Иннокентий — художник, и это весьма значимо. Как творец, он по-особенному чувствует и воспринимает происходящее вокруг, глубже и ярче. И символично, что после разморозки Платонов утрачивает свою способность рисовать, а после некоторых событий (не скажу каких, чтоб не спойлерить) этот таинственный запрет на творчество снимается. Авторы адаптации, видимо, посчитали зрителя неспособным уловить тонкие метафорические смыслы оригинала. И видимо, идея объяснить, почему герой, никогда не летавший, носит имя Авиатор, показалась сценаристам чрезмерно сложной задачей. Поэтому они поступили проще — сделали Платонова реальным авиатором, прямым учеником авиаконструктора Николая Жуковского. Конечно, подобное упрощение нарушает целостность образа, но, допустим, что это ещё терпимая несостыковка.

Просыпается герой в 2025 году, что снова не вяжется с сюжетом книги, но бог с ним. Подобная временная привязка явно продиктована желанием авторов придать происходящему особую актуальность для современной публики. Но что мне показалось чудовищным, так это любовная линия, столь невинно и трогательно представленная в книге и так опошленная в фильме. По сюжету романа, очнувшись в современности, герой видит, как умирает его возлюбленная Анастасия, и тяжело переживает потерю. Позже он встречает её точную копию — внучку Настю. Для него она становится символом продолжения любимой. В фильме, чтоб добавить скандалов, интриг и расследований, герой, проснувшись после заморозки, влюбляется в жену своего лечащего врача Гейгера. И для пущего драматизма врача и пациента сталкивают в любовном поединке.

А ещё, что пока кажется просто странным: в сюжет вплели нового героя — миллиардера Желткова, который хочет, чтобы его заморозили и он, как Иннокентий, очнулся в другом столетии. Пока непонятно зачем, но сценаристы, возможно, это как-то интересно раскроют уже непосредственно в фильме.

Меня неприятно удивило отношение режиссёра к проекту. Изначально сценарий писал Юрий Арабов, на мой взгляд, великий гений, работавший с Александром Сокуровым и выпустивший настоящие кинотворения.  Завершить работу над фильмом Арабову не удалось — он ушёл из жизни после долгой болезни. И тогда генеральный продюсер Сергей Катышев обратился к Егору Кончаловскому с предложением продолжить дело Арабова. Увы, Кончаловский решил, что сценарий надо дорабатывать, сделав его более зрительским, придав большую динамику и объем. На мой взгляд, эта инициатива стала серьёзной ошибкой, ведь попытка угодить широкой аудитории разрушила глубину и художественную ценность фильма.

Пока Егор Кончаловский в интервью делится правильными мыслями о важности передачи эмоций и атмосферы романа при экранизации, трейлер его будущего фильма, к сожалению, демонстрирует что ничего из обещанного сохранено не было. Думаю, главным образом неудача экранизации будет связана с тем, что режиссёр ознакомился с текстом лишь после поступления предложения снять фильм. Здесь нет страсти и вдохновения художника, жаждущего воплотить своё видение. Нет трепета от первоисточника и подлинного желания адаптировать произведение, сохранив всю полноту его художественной ценности. Вместо этого мы видим попытку адаптировать в удобный сценарий книгу, которую режиссёр, судя по трейлеру и его словам, прочитал поверхностно и не до конца понял.

В этом же интервью у Кончаловского спросили, не страшно ли было браться за экранизацию такого востребованного произведения. Режиссёр невозмутимо парировал, мол, ни капли страха не испытал и не испытывает вовсе. Так как некогда отец дал ему такое напутствие, цитирую: «Тебя же не выпорют на Красной площади прилюдно. Скажут — ну да, не получилось; и всё».

И вот совет, с одной стороны, хороший, а с другой, думаю, страх, пожалуй, всё же необходимая эмоция творческого человека. Ведь именно страх заставляет искать совершенства, мучительно шлифовать каждую деталь, страх пробуждает чувство ответственности за результат. Может, Кончаловскому всё же следовало хотя бы чуть-чуть почувствовать этот трепет?

По трейлеру «Авиатор» рискует стать очередным примером неудачной адаптации, где стремление угодить массовому зрителю затмило уважение к исходному материалу. Съёмочная группа попросту сделала ставку на внешнюю привлекательность сценария, пожертвовав глубокими смысловыми слоями и сложностью персонажей. Возможно, подобный ход оправдан маркетинговыми соображениями, но вызывает чувство досады у тех, кто дорожит оригинальным текстом и ждёт от фильмов большего, нежели поверхностного развлечения. Остаётся надеяться, что финальная версия лучше, хотя пока надежды выглядят весьма призрачными. Вопрос остается открытым: долетит ли этот «Авиатор» или рухнет, оставив разочарование и сожаление?

Лятифа НАГИЕВА, Артель вольных критиков филфака МГУ

Люблю хорошее кино, хорошую литературу и их нерушимый союз

---

От редакции: Не хочется с порога огорчать вас, коллега, однако в данном случае экранизация будет стоить оригинала. Хлипкий и сомнительный сюжет современной прозы даже авторы не стесняются менять ради экранизаций — так было недавно с «1993» Шаргунова. Сдувая шелуху премиальной позолоты (как она делается, мы детально знаем: благословлённый Басинским, друг-собутыльник Варламова, лоббизм Шубиной, вась-вась с Владимиром Толстым — вот вам и «Ясная поляна» и дальнейшие поляны), поделюсь с вами подозрением, что автор сам легко пошёл на упрощение-изменение сюжета. Нынче авторы редко отказываются от участия в экранизации их писанины, потому что… книга не выглядит «в граните отлитым» монолитом. Сам текст «Авиатора» по факт-чекингу не выдерживает никакой критики, как местами и «Обитель» Прилепина (о чём я писал в «ЛР» подробнейшим образом — причём тоже в связи с экранизацией, — см. по заголовку «Спасти Обитель»). Раньше, «пока спал Авиатор», такие ошибки просто не доходили до печати — и это даже не работа «тоталитарного» СП СССР была, это была норма издательского процесса — прочтение десятками глаз и «свежих голов» перед тиражом.

Взять один «колбасный завод» — каких не было тогда ни в Ленинграде, ни в Москве, ни в областях этих пролетарских протомегаполисов (откуда и когда, кому благодаря взялись колбасные именно заводы — см. «Зависть» Юрия Олеши). И вязкий страх «воронка чекистов», набившая оскомину банальщина «повсеместного совкового стукачества» (профессор как классовый враг выдан на расправу «карающему мечу пролетариата» — и кем? несуном-колбасником? — но несуны это явление как раз 1980-х, родных автору), наконец, сам эксперимент, который не имел тогда предпосылок и аналогов (читайте Богданова, Коненкова, — вот они проблему бессмертия прорабатывали научно, — но без крио-креатива)… «Союз, который и не жалко, что потеряли» — идейки Водолазкина (не его личные — его поколения, восславившего Ельцина и проклинающего поныне Ленина) там прозрачно просматриваются. Кстати, к жене Гейгера герой тянет либидо и в книге — см. ниже рецензию.

Здесь «попаданство» (как действительно популярный жанр, рождённый событийной пустотой современности, — а ещё в виду того, чем были в нулевых реально заняты идеологи сырьевой империи: они именно лезли в прошлое и радикально меняли в нём акценты) не опирается ни на оригинальную эстетику и характерные речевые обороты 1920-х (вот тут должен бы филолог козырнуть!), ни на какие-либо убедительные детали «обстоятельств прибытия» (даже у Пелевина кое-что из 90-х неплохо явлено в «Чапаеве и пустоте» — созвучном по духу произведении), а в основном на слухи и «атмосферы», в которых вращался и вращается автор, Его Величество Серость.

Приводим ниже полностью рецензию Анны Гранатовой именно на книгу, она 2021-го года. Следите за деталями — они здесь только и важны, потому что в самой идее «попаданства» в будущее посредством замораживания нет никакой оригинальности — см. х/ф «Новые амазонки» (в польском оригинале «Секс-миссия») или более раннее «Бегство мистера Мак-Кинли» (а вот это — сильное литературное произведение Леонида Леонова при удачной экранизации, не даром в ней принял участие Владимир Высоцкий).

Д.Ч.

Подводный и бескрылый «Авиатор»

Вот с чем соглашусь, так это с бесцветностью. Бесцветный человечишка Водолазкин. Всё, что было у него светлое в жизни — кот. И герой такой же — не рыба, не мясо. Презираю таких. В них жизни нет. Одни только научные степени за расшифровку «Палеи» и прочей мути. Ну, не можешь писать романы — не берись, мелкотравчатый гадёныш, ненавистник страны Советов, которая тебя выкормила!.. Коммунизм у тебя равняется фашизму?!. Сказал бы ты это в 1941-м под Москвой ополченцам – писателям, художникам, музыкантам, которые шли на верную смерть, но во имя будущего коммунизма и СССР!..

А теперь уже непосредственно и последовательно про сочинение Водолазкина (премия «Большая книга» за роман «Лавр») – называется оно «Авиатор» и повествует об интеллигенте Иннокентии, замороженном в начале 1920-х годов и размороженном в конце 90-х. Всё это, конечно, неспроста…

Для описания приключений тех, кому повезло/не повезло свалиться из своего времени в другое, в массовой культуре есть целый жанр – «попаданцы». Авторам «попаданцев», разумеется, никакие солидные премии не светят – они за пределами условной «большой литературы» и пишут исключительно для своего удовольствия.

Евгений Водолазкин же – филолог, сотрудник Пушкинского дома и как раз фигурант условной «большой литературы». Где у авторов «попаданцев» игра на развлечение, у него – аж притча и поучение. Кроме того, искусственность ситуации всячески маскируется выпуклыми художественными деталями. Он же филолог – должон быть в словесах да образах матёр, понимаешь!

Мы застаём героя в больнице, мало что помнящим, ведущим дневник и беседующим только с врачом Гейгером и медсестрой Валентиной. Всплывают отдельные картинки: берег Финского залива, кузен Сева, комары на даче в Сиверской, Петроградская сторона, прекрасная девица Анастасия, зима, голод, тупой сосед по коммуналке… Это 1921 год. Иннокентий – ровесник века, рода своих занятий не помнит, а вот полёты авиаторов в начале века на Комендантском аэродроме запечатлелись в голове рельефно. Сосед Иннокентия, работник колбасной фабрики Зарецкий (гм-гм, а были ли в голодном 1921 году в Петрограде колбасные фабрики???), выносящий колбасу в собственных штанах, доносит на отца возлюбленной героя Анастасии, профессора Воронина, и того расстреливает ГПУ. Но и сам доносчик погибает на берегу реки Ждановки при невыясненных обстоятельствах. Иннокентий попадает на Соловки, откуда его и забирает профессор Муромцев, проводящий (приказ сурового Сталина) опыты по замораживанию живых людей.

И вот на дворе 1999 год. Ровеснику века почти сто лет, он выглядит на тридцать, чувствует себя поначалу превосходно, пытается воссоздать свою жизнь методом записывания всяких подробностей. Радость: возлюбленная Анастасия жива. Горе: ей 93 года, она умирает. Радость: у неё обнаруживается внучка, тоже Анастасия, очень на неё похожа. Горе: не успел герой оплодотворить эту новую Анастасию, клетки его мозга начинают ускоренно погибать…

Конечно, трудно не сочувствовать человеку, который победил смерть и вот опять умирает, но для чего, собственно, воскрес наш интеллигент Иннокентий, для какой художественной необходимости? Смысл какой был во всём этом фантастическом романе с претензией на настоящую русскую историю?

Версия 1. Конец века поверяется началом века, сталкиваются разные времена и разные состояния людей. Интеллигент Иннокентий тут – проводник художественного опыта, своего рода «невинный», который может острее и резче почувствовать извилины «русского пути».

В ходе чтения версия 1 не подтверждается. А именно: в отличие от 1921 года, от которого у героя остались жгучие чувственные впечатления, 1999 год – что-то абсолютно неинтересное. Никакого впечатления на Иннокентия не произвели ни телевизор, ни метро, ни новый облик городов, ни возвращение частной собственности, ни реанимация религии, ничего. Да и врач его Гейгер, хоть и не лежал 75 лет в жидком азоте, на вопрос о том, «что сейчас в России, хотя бы в общих чертах?», отвечает так: «Диктатура сменилась хаосом. Воруют, как никогда прежде. У власти человек, злоупотребляющий алкоголем». И это всё?

Да и какая диктатура? Диктатура пролетариата? Она как классовый концепт была изъята из Программы и Устава КПСС, а затем и из Конституции СССР ещё в 1962-м  Фёдором Бурлацким (позже входил в группу брежневских спичрайтеров под командованием Бовина). Диктатура какого-то генсека? Но к моменту «смены» властью пьющего человека (при которой, кстати, и расцвёл Пушкинский дом, в «святых 90-х») – власть КПСС менее всего напоминала диктатуру! Вспомните Горбачёва, этот разгул демократии, приведший страну к контрреволюции… Водолазкин даже в ближайшей, им в сознательном возрасте посещённой истории отечества – ни бельмеса не понимает, либо рассказать не умеет, не пытается даже! Но тут не слов, тут категорий не хватает у филолога. Тогда пусть о «святых девяностых» споёт соловушкой, пробулькает водолазушкой, это же должно получиться!

Хоть бы сказал: «В прошлом году такой колоритный, такой православно-патриотический, промонархический «Сибирский цирюльник» вышел», всё-таки посмешнее бы получилось. Тем более, к слову замечу, в 1885 году (время действия «Цирюльника»), у власти тоже был человек, злоупотреблявший алкоголем. От царей-алкашей назад на век и вернулись – какая благодатная тема для писателя (см. роман «Времявспять»). А так – и рассказать-то нечего о комфортных для реакционной интеллигенции 90-х!

Выходит, всё хорошее осталось в активе начала века: дачные места, пение Вяльцевой, проезд пожарной команды по Невскому… В конце века уже, по-видимому, ни дач, ни певиц, ни вообще милой частной жизни не осталось. Сплошь жуликоватые депутаты и пошлые телевизионщики. А что до этого было – НЭП, футуризм, РАПП, коллективизация, электрификация, индустриализация, Великая Отечественная, стройки коммунизма, освоение космоса, работа института того самого Муромцева (победившего в СССР не одну эпидемию своими вакцинами, даже враждебной Японии помогавшего!!!) – Центра Гамалея, — с глубины интеллектуального ползания по дну Истории Водолазкину просто невозможно разглядеть.

Всё в мутной воде из акваланга Водолазкина видно только на расстоянии вытянутой руки или какого другого члена. Потому история СССР и предстаёт на уровне пошлой обывательщины, к 1921-му году уничтоженной Маяковским в стихах! Но герой «Авиатора» оного Командора – нет, не читамши, он из другой галактики…

Версия 2. «Авиатор» Водолазкина рассказывает прежде всего о бессмертном чувстве любви в эпоху сбывшейся мечты о бессмертии. Не об общественном, но об индивидуальном – ибо общественное пресеклось и стало неинтересно, теперь «вся власть Личности!», как говорят либералы. Иннокентий, как рыцарь бедный, служит своей прекрасной даме Анастасии, и его чувство – исключительное, потрясающее своей силой, долготой и красотой, на которую безнравственный конец ХХ века уже не способен.

В ходе чтения версия 2 тоже не подтверждается. Герой очень ловко и быстро перебросил былое чувство к престарелой уже Анастасии Ворониной – на её молодую внучку. Кроме того ещё будучи в амнезии, Иннокентий откровенно клеился к медсестре Валентине. То есть основной инстинкт у нашего интеллигента в полном порядке, и возбуждают его не отвлечённые образы, не воспоминания о Прекрасной даме, а юная живая и близкая плоть. Высокие чувства, наверное, отморозились вместе с «русским духом», который хранили лишь те святомученники-философы, коих аспиды-большевики, безбожники выслали на пароходе из СССР. Так что тут он нисколько не оригинален и ничуть не является укором начала века – концу века, укором альфы омеге.

Версия 3. «Авиатор» Водолазкина это плоховато художественно оснащённое рассуждение о том, что выше словесных виньеток и образов, сюжета и характеров в их временном развитии — о Смысле жизни. У героя были богатые впечатлениями детство и юность, далее жизнь почти оборвалась и в полной мере восстановиться не смогла. Но наш Иннокентий, презрев бренное, что-то всё-таки о ней понял размороженным мозгом, что обыкновенным гражданам страны Советов было незаметно, понял с высоты замороженных лет…

Эта версия наиболее вероятна. Однако герой что-то меня не убедил глубиной своего познания жизни. Довольно бесцветный, ещё не сформировавшийся юноша от редкого общения с людьми и чтения книг умнее и оригинальнее не стал. Всё, что он говорит про историю России, банально и скучно. Вроде того, что в людях накапливается, синхронизируется и детонирует дерьмо (ах, я слышу речь истинного Интеллигента, шармант!), и оттого-то происходят исторические бедствия вроде коммунизма (которого не было, был социализм), а Сталин – тот, кого и ждала Россия (интересно, в 1921-м году он вообще знал что-то о наркомнаце Сталине, который разве что при обороне Царицына попадал на передовицы большевистских газет). Описания злоключений героя на Соловках и того хуже – в последнее время Соловки художественно освоены соседями Ев-не-гения по лонг- и шортлистам премий с ударным перевыполнением плана, и Водолазкин тут не в первых рядах. Нет, ум интеллигента Иннокентия – не самое сильное место. Он напрочь лишён умения громоздить горы концепций насчёт России и яростно бороться за свои галлюцинации. Но!

Иннокентий из «Авиатора» страстно чувствует мелкие подробности частной жизни, которые и составляют её прелесть. В этом он силён – то есть автор силён. Это главное – твои личные, собственные воспоминания о чувственных впечатлениях бытия, запахи, звуки, краски. И осмыслять их не надо, они сами по себе хороши. Правда, впечатления Иннокентия автор придумал, но ведь придумал неплохо. Только кому это сегодня интересно? Всё это «благоуханное» давно написано Буниным и Набоковым, в тех самых 1920-х. Век минул — и что? Вот именно, господин Водолазкин — #никакого прогресса (сделайте тэгом).

Так что пафос «Авиатора» – строго аполитичный и антиобщественный (даже не антисоветский уже; о плохом, антикультурном В.И.Ленине и хорошем своём благодетеле В.И.Толстом – он всё в интервью уже сказал, «яснополянский кружок» про большевиков говорит только плохое, советник Путина по культуре присматривает). Миссия русского интеллигента закончена. Хватит мучиться химерами. Все на дачу, к речке, пить чай из самовара, читать внукам «Робинзона Крузо», а на ночь записывать в дневнике, что было днём интересного – например, удалось прихлопнуть десять комаров. Как вариант ярчайшего сторонника приоритета личной жизни над государственными интересами Николая Второго – стрелять кошек и ворон и заносить «добычу» в дневник (как замечательно высмеял его в этом идиотизме царской жизни Троцкий в статье «300-летие Дома Романовых» и в «Истории русской революции»! но такие статьи и книги на глубину Водолазкина не доходят).

С таким пафосом «Вишнёвого сада, который мы потеряли» я и спорить не собираюсь!

Скажу лишь, господин Водолазкин, главное — ну, не пиши! Иной когда молчит, то и за умного сойти может.

Анна ГРАНАТОВА, РАДРЕАЛ.ру