Автор: Что касается Лимонова и «Москвы майской», пора бы сказать, что это чудесная книга, и жаль что она вышла только сейчас, и не с неё я начал своё знакомство с этим автором. Это чудесная книга, в ней многой импрессионизма, и даже название само импрессионистское. И написана она от третьего лица (в третьем у него я помню только «Палача»).
И ещё пора бы Лимонова читать как сказочника прошлого. Так его ещё никто не читал. Но ведь действительно мир, в котором он жил и описывал, по нынешним меркам, это сказочный и уже нереальный мир. В том мире (конкретно «Москвы майской», да и, допустим, «Харьковской трилогии») были сказочные существа — поэты и художники, умудрявшиеся жить в некапиталистических условиях, и совершенно сказочным при этом образом (как и в «Московском гамбите» Мамлеева). Там можно куда-то откуда-то бежать и этим что-то изменить. Теперь бежать некуда, весь мир един в своем саморазрушительном безумии.
А книги Лимонова манят приключениями, всё равно что Майн Рид. Так его и стоит воспринимать. Изменились условия. А то, что не изменилось восприятие, и до сих для многих это не то, что руководство к действию… Так ЖИЗНЬ в самом неразбавленном значении, так это инерция мышления, привычка.
Лимонов в своих пророчествах предрёк наступление этой нашей бездны.
Когда Лимонов умер, я застал весть об этом стоя возле полыньи воронежского моря и выпивая водку. Это был 2020 год, уже очень давно.
Нам придётся хуже, но не наша в этом вина. И вины Лимонова в том, что он становится сказочником, нет. Возможно, его книги только вырастут в цене, и в первую очередь в нешкурном смысле.
А нам ещё этот мир как-то описывать. Возможно, пригодится опыт прошлых переходных эпох, да и то не факт. Возможно, их и насчитается не так много, а то и вообще не насчитается.
Почему ещё важно лично для меня считать для «новых времён» его сказочником? О, я же читал его после «Трёх мушкетёров» и «Тома Сойера» с «Гекльберри Финном». Чтобы не сильно завидовать его ловкости и ушлости, мол, как много он успел.
Это всё равно как какой-нибудь плут 20 века, по особому экипированный. О да, ещё многое предстоит переосмыслить!..
Мысль автора этого поста может не совпадать с мнением большинства любителей Лимонова, и это нормально. Я открыл новую оптику восприятия автора, и мне всё равно, истинна она или ложна. Главное, что это что-то своё в мире бесконечных каверов и AI-генераций.
Ярослав СОЛОНИН
От редакции: Мне кажется, живой Лимонов не порадовался бы такой редукции… А казаться мне может вполне компетентно, ибо знакомы мы всё-таки были. Хоть и не близко, не до соседских визитов, коими Э.Л. одаривал, например, какого-нибудь литературно не значимого (в будущем) социал-шовиниста Зоммера. Хотя жили-то мы рядом, улица Фадеева тут — пять минуток прогулки (я туда ежеутренне с женой дитя в сад водил).
Помню, как Лимонов ревниво встревал в битьё ритуальных поклонов новыми реалистами — старым… Мол, ну, а я-то, а я? Реалист прежде всего!..
Да что тут скрывать, чему удивляться: именно его живой, будоражащий пример создания текстов из наличной и направляемой в том числе им самим молодёжно-политической действительности, и был для двух (как минимум) наших общих знакомых новреалистов матрицей и вектором. Помню, как в интервью украинскому журналу «Шо» Прилепин отщёлкивал от своего местечка преемничка «окольных», внепартийных: «члена мало, чтобы стать писателем — таким, как Лимонов»… Это он в год выхода первых двух частей «Поэмы столицы» так раздражённо разговаривал.
Интонации сказочника Лимонов, как чуткий к веяньям и универсальный artist, не сторонился (вспомним самый финал «Иностранца в смутное время»), однако всё же актуальное воздействие его произведений на современников интересовало его более всего в писательстве. Кто там и как прочтёт это всё «опосля», на какую полку поставит — это уже их будет свобода. Он же дорожил своей — учитывая, что его её пытались лишить очень надолго, и снова лишь собственное неуёмное, мятежное перо, как нить Ариадны вывело его из «плена мертвецов» (он там три книги написал! и даже Шандыбин их прочёл). Он — как то зеркальце, что не просто чётко отражает реальность, но при правильном угле расположения между солнцем и предметом может служить выжигательным аппаратом…
В 2009-м, самовыдвигаясь в президенты в «Сахарнице», он буквально так рассуждал: «Ну, вот я известный-известный-известный писатель…» (тут как раз едкий взгляд по мне пробежался с укором — мол, сколь бренны твои вожделения) «…но надо же идти дальше: какой смысл быть писателем в больном, безнадёжном обществе да ещё в ударно вымирающей стране, кто и зачем тебя читать будет?!»
Самое смешное, что перед этим заявлением я сунул ему на подпись того самого «Иностранца» — причём просил подписать моей подружке Лене Лебедевой, с тех пор нового экземпляра я не покупал… Он дорог был нам политреалистом! Кто-то ещё дочитывал тогда всё то, что привело его в нужное время, в нужное место. И по этой же причине так бурно это самовыдвижение поддержали как правый и уже кремлёвский Проханов (с самоиронией, но цитировать не буду — читайте мои книги, лентяи), так и антикремлёвско-левые Александр Шубин с Ярославом Леонтьевым, они тоже выступали в «Сахарнице» в тот день. А потом прохановский пукровитель зарубил это самовыдвижение на стадии сбора подписей в Измайлово — понимал, кто ему бросает вызов (он, вон, даже Удальцову рот заткнул — чтоб не смел о его любимой игрушке, о войне разглагольствовать). Тем печальнее смирение позднего Лимонова с ролью только-писателя, тем грустнее его реверансы в адрес пукровителя на фоне партийно-съездных «Нам мало Крыма, нам мало Путина» — всё-таки пытался пошатывать окаменевший «вертикалъ», но идейно — всё слабее, сливался с мейнстрёмом.
Можно ли воспринимать как сказку всё тусовочно-голодранско-богемное в «Москве майской», каковое уже было описано им и в первой «Книге мёртвых» походя, и в «Молодом негодяе» обстоятельно? Нет, для сказки оно слишком выпукло, пёстро и терпко. И имеет ценность для потомков историографическую, в первую очередь — заполняет некие пробелы и разгадывает изнанки, поскольку кино об этом образе жизни не снимали (почти: если не считать «Жил певчий дрозд» и «Афоню» таковыми фильмами). К примеру, недавно, весной этой продававшиеся на аукционе (вот именно, в ознаменование торжества того самого торгашеского мира, которому Лимонов объявил партийную войну) его эскизы штанов для московской арт-богемы — отдельная и довольно скучная, кстати, страница его и этой богемы быта.
Кстати, а кто сказал, что «Три мушкетёра» (исторический роман) и весьма для своей эпохи остросоциальные, критически-реалистические произведения Фенимора Купера — это сказки? Нет, это тоже всё реализм — хоть и с романтическим оттенком. Сказочники — это русские постмодернисты. Лимонов в эту дешёвую и быстрорастворимую ересь ни разу не вляпался, слава его богу.
Д.Ч.
