Саша Командин вернулся из Питера в Кузбасс. Когда-то, в те времена, когда Кемеровская литературная студия «Свой голос» имела детско-юношеско-молодёжный облик, он приходил на её занятия и учился на филологическом факультете местного университета. С ним приходили ещё два Саши (студенты того же факультета) – Столбов и Шихер, который был не просто студийцем, а ещё и моим ассистентом. Где они сегодня и продолжают ли сочинять стихи – имею слабое представление.
Зато точно знаю, что Командин пишет. И неплохо. Хотя при составлении данной подборки, я отсеял несколько стихотворений, в которых увидел слова «не отсюда». А стихи (вряд ли мне кто-то возразит) – это искусство, требующее, чтобы каждое слово прочно и точно стояло на своём месте. Всё, что «не отсюда» мгновенно выпирает из строки и бросается в глаза. Интересно, что Саша чужие косяки замечает с первого взгляда, в чём я неоднократно убедился в бесконечных разговорах с ним о поэзии. А свои видит не всегда. Впрочем, это свойственно не одному ему. И я уверен, что сей недостаток он преодолеет.
Должен сказать, что в стихах Командина знаки препинания и прописные буквы либо присутствуют и расставлены абсолютно правильно, либо отсутствуют полностью. Однако в этом он не первопроходец. Главное в данном случае, чтобы как наличие, так и отсутствие упомянутых знаков и букв было оправданно и согласованно с чувствами, мыслями, сутью каждого текста. На мой читательский взгляд, у Саши все это есть.
И, конечно, невозможно, не заметить в стихах Командина сознательные реминисценции, например, из Александра Блока: «кильватерной колонной», «весна без конца и без края». В данном случае важно, что они – сознательные. И заимствованы, чтобы расширить смысловой объём своего стихотворения, увеличить его пространство, продлить время – как в прошлое, так и в будущее. Хуже, когда некий автор «сочиняет» гениальную строку, а через день ему говорят: это уже написал Фет, в девятнадцатом веке…
Александру Командину никто и никогда сказать подобное не сможет. Потому что он хорошо знает отечественную поэзию. Знает, почему он пишет. И для кого. И хотя всё более актуальной становится старенькая шутка «я всех своих читателей знаю в лицо», главное, чтобы на всех лицах (даже не извиняюсь за последующую сознательную тавтологию) читателей читалась мысль. А для таких читателей (пусть их будет меньше сотни) стоит жить и работать.
Иосиф Куралов
***
Зачем надеялись, любили
И ничего не сберегли?
Чтоб подойти к родной могиле
И подоткнуть края земли.
***
дельфины спят с одним закрытым глазом
зачем природа крутит так зверьми
без пузыря не разобраться сразу
а разберёшься так ещё пойми
как спит вода кильватерной колонной
взрезают соль военные суда
какой цветной бы мог присниться сон мне
и засосать на дно без дна туда
где вечно барражируют глубины
титаников и айсбергов стада
с одним открытым глазом спят дельфины
а почему не скажут никогда
***
Говорить - кричать ли - надо ли,
Исчезая в скрюченных дворах,
Где листья на затылок падали,
И сумрак сыростью пропах.
Спешила осень, слишком ранняя,
Разбрызгать ледяную медь.
И только слабое дыхание
Не позволяло умереть.
***
Стать кровью, быть наверняка
Ребёнком, птицей, сердцем или
Услышать речь известняка,
На вечном диалекте пыли
Заговорить – и тишина
Для человеческого уха.
И океанская волна
Облизывает губы сухо.
***
Сергею Самойленко
предисловие к тексту предлог для холодной воды
растворяться в себе до конца заметая следы
по нужде или в приступе странного долга
я иду по земле не готовой к рассвету и жду
непонятно чего и прохожим хау ду ю ду
громогласно реку и молчу неожиданно долго
я попал в переплёт автор поднадоевшей строки
только с вечностью соревноваться ещё не с руки
в поддавки и снуют мотыльки и кружится мазурка
над пустой кубатурой железобетонных небес
над грозой над дождём в сентябре остужающем лес
над душой отлетевшей окурка
что же там за пределами текста смотри
как тепло как прозрачно у времени в теле внутри
ничего что смогло бы сойти за живое
я ещё продолжаюсь уже где-то в ритме земли
хорошо что меня опознать до конца не смогли
жизнь и смерть эти двое
***
Михаилу Осипову
Мы сидели у долгой, не знающей брода реки,
Положив на камни грязные рюкзаки
(Как сказано в скобках, сильно болели виски),
И цедили портвейн, а хотели вИски.
Мы забыли, кем будем, забыли, что жизнь длинна.
Мы смотрели на воду: только она одна
Отражала течение мыслей, и глубина
Была несущественна, а дно – осязаемо близким.
***
Ядро зрачка дробится
О водяную рябь.
И вскрикивает птица,
И всхлипывает хлябь.
И сонная осока
Струится корнем в ил.
Туман, камыш и столько
Всего, что я забыл...
***
загруженность сервера так высока
что меркнут сквозят и сбоят облака
за тучей белеет гора и
исходный код неба стирает
врастают терновника ногти кривы
сгорает полезный объём головы
корёжит и режет и ранит
глагола ожог на гортани
ползёт наливается тень от креста
и скрежет зубов и солдат маета
сияющим воздухом стали
на римском подвздошном металле
внутричерепная кончается речь
раствор чёрной крови торопится сжечь
могучая хлещет родная
весна без конца и без края
***
В непрожитое время сентября
Я понял, что, должно быть, всё не зря,
Что кто-то непременно замечает,
Как я сижу на кухне без труда,
Ворочаю язык туда-сюда,
Гадая на костях пустого чая.
Бумага стерпит скоропись врача
И невозможность что-то означать.
Я – взвесь частиц, молекула на грани
Исчезновенья, боли шепоток… –
Но видит Бог: я напоследок смог
тепло дыханья растворить в тумане.
***
Металлический полдень. Глаза неживого цвета.
Расплавляются внутренние проводники.
Говори обо всём, если хочешь давай об этом…
Чей-то голос зовёт с другой стороны реки.
Далеко. И слов не понять, но так даже проще.
Мама-рама-рана-зелёнка-йод.
Горький ветер зрачки заживо полощет.
Приложи лёд, где больно, – и всё пройдёт.
***
Вот и кончились дни неизвестно какого числа,
Круглосуточных праздников дни ударений неверных.
Дождевая вода обжигающим чудом росла
В двух поливочных ржавых подставленных небу цистернах.
Я купался в них, помнится. Рос чистотел и пырей,
Больно жалила всё, что пятнала чертовка-крапива,
И тропинка пылила наотмашь, летела скорей
Сквозь расплав заходящего солнца в реке у обрыва.
***
запах пустого класса
мокрая тряпка мел
ветер в окно ворвался
и в глаза посмотрел
солнце на стенах чертит
сменки висит пакет
пока это помню смерти
разумеется нет
***
крови расступающийся сумрак
горловое пение песка
шорох речи шестиструнной
на пороге сквозняка
памяти прибор замысловатый
механизм холодного дождя
свет шестидесятиваттный
вспыхивает уходя
***
В час экономического роста
Родина крепка как никогда!
Пусть, солдат, по горло в землю врос ты,
И сгорает красная вода,-
Не жалеем, не зовём… так дальше -
Схлëбываем горький сладкий дым,
И уходим смертоносным маршем,
И опять кого-то победим.
***
Война везде найдëт поживу,
Утянет на земное дно.
Убитые остались живы -
Живые умерли давно.
***
Форма воздуха заставляет плакать.
Человек человеку – цинковый гроб.
Сапоги чмок-чмок окопную мякоть,
Пока пули комарик не цоп-цороп.
Вот уже рассвело. Не жалей патронов,
Матюков, матерей, себя и меня.
И спешит растворить-приголубить-потрогать
Жидкий свет огня.
***
На прощание приснится
Мама… Небо... Тополя.
Грязью стали наши лица,
Лицами - земля.
Взрывы боли разорвали
Криком темноту.
Вкус горящей липкой стали
И земли во рту.
***
сквозь пулевое отверстие видно немного неба
мёртвые больше не плачут не просят пить
липкие руки красны пересохло нёбо
и нитевидной речи прервалась нить
внимательно как мусульманин взгляни на свои ладони
тщательно руки тёплой водой умой
всё что возможно сожжёт несвятой огонь и
пой сколько можешь господи боже мой
***
Под лежачим камнем тихо,
Ничего там не течёт.
Сеть сплетает паучиха,
Сторожит бочок волчок.
Закрывай глаза, совёнок,
И спокойно засыпай.
Голос призрачен и тонок.
Точка речи. Зренья край.
Трёхстишия
***
Порезался
Осколком неба
В ледяной реке.
***
Коктейль
"Мечта опального поэта":
спирт и морошка.
***
сперва забудем
потом
не вспомним
***
Эхо вернулось
С пустыми
Руками
***
Купол
Цирка
Головы
Весенний дождь
Цветёт черемуха.
Асфальт.
Струятся черви дождевые.
***
снег
белая
саранча
***
Ветер
впитавшийся
в камни
***
Прекрати эту боль
Дай мне силы хотя бы
заплакать
Фото Дмитрия Чёрного, Ленинград, лето 2008-го

Здравствуйте, Иосиф!
«на лицах читателей читалась мысль» — это не тавтология. Загляните в словарь.
По поводу стихов.
«Что же там за пределами текста»? — Вот уж действительно ничего.
За пределами текста, согласно классической логике, всë, кроме того, что в его в пределах. В контексте этого стихотворения — мир.
Да, согласен: мир.
Но, по-моему, слишком много лишних слов, сразу не разглядишь за ними.
вот это очень про наше время и «про нас» (как в той чижовой песне)
Под лежачим камнем тихо,
Ничего там не течёт.
Сеть сплетает паучиха,
Сторожит бочок волчок.
Закрывай глаза, совёнок,
И спокойно засыпай.
Голос призрачен и тонок.
Точка речи. Зренья край.
Однако.
«Война везде найдёт поживу…» — в этом катрене что-то есть.
Лучший стих — «Живые умерли давно».
«Убитые остались живы» — сомнительный в виду голословности, и воспринимается лишь в качестве игрового противовеса умершим живым. — Игрового!
Ну, а «Утянет на земное дно», конечно, вообще не годится.
Интересно, а как бы автор сих виршей определил состав коктейля под названием «Мечта непризнанного поэта»?
«Автор сих виршей» определяет, что поэта признанность-или непризнанность-не интересует, т. к это к «виршам» не относится.
О, времена, о, нравы!
Сочинители потеряли уже всякое уважение к читателям…
Я вам, Александр, о коктейле, о составе его, а вы мне о своём отношении к признанности-непризнанности.
Стихи как стихи, ничего необычного.
Вот это солидный комплимент. Спасибо, читатель как читатель!