Автор: В самом деле долго девушка-облако жила в его памяти, была его любимою мечтою, услаждала, освежала его душу. Но потом время, науки, университет, свет, в который вступил он, светские развлечения мало-помалу изгладили из сердца его память чудесного происшествия детских лет…
К. Аксаков
Расположившись за рулём своего пожилого корейца, Андрей Васильевич решил сразу чуть опустить передние стёкла. Водительское послушалось. А вот противоположное, недовольно пожужжав, ни на сантиметр не сдвинулось с места. Кондиционер забастовал ещё зимой, но эдак по-профсоюзному, деликатно, когда необходимости в нём не было, ведь печка-то работала.
Теперь, когда к кондиционеру прибавился и привод стекла, действительно пора посетить авторемонт. Он и сам отправляется в поликлинику, как правило, накопив несколько болячек.
А пока, чтобы избавиться от духоты, можно приоткрыть и заднее стекло. Весна в этом году выдалась и впрямь непомерно ранняя. На всей европейской территории России будто в нелепой солидарности с днём парижской коммуны установилась совсем французская погода. Если это станет климатической нормой, впору уж и в незамысловатых строчках полузабытого поэта Фофанова поменять один месяц на другой: «Это март-баловник, это март-чародей веет свежим своим опахалом. Там, за душной чертою столичных громад, на степях светозарной природы, звонко птицы поют, и плывёт аромат, и журчат сладкоструйные воды…».
– Эх, – не удержался от вздоха Андрей, – махнуть бы сейчас в свой деревенский дом за триста вёрст от столичных громад, туда, где журчат сладкоструйные воды любимой Жиздры, где зовут в вечность томные колокола Оптиной пустыни…
Теперь это вполне возможно. Надо только сдать в печать очередной номер журнала. А вот в девяностые и нулевые навещать своё калужское имение удавалось редко. Таёжной сторожкой тогда стала сама редакция журнала, и он вполне искренне досадовал, что должность главного редактора не предусматривает наличие хоть какой-то берданки. От кого только не приходилось ему денно и нощно охранять положенные журналу квадратные метры и так уже неуклонно кукожившиеся подобно шагреневой коже. Кто только не появлялся на их опушке из столичных рыночных чащоб? Кто только не зарился на просторный первый этаж с широкими витриноподобными окнами на углу Кутузовского? И коммерсанты, и власти, и бандиты… Порой он даже путал их.
А как не спутать? Вот приезжает он утром в редакцию, а перед кабинетом сидят четверо – девушка и трое мужчин, причём один из них в форме майора полиции. Заходят. Девушка тут же кладёт на стол подложный договор на аренду помещения редакции и требует выезда журнала. Андрей Васильевич, уже опытным к тому времени глазом, видит явную фальшивку, спрашивает: «А вы кто?». И получив ответ «я – юрист», спокойно задаёт пару вопросов, от которых дамочка тут же приходит в яростное неистовство. Ну что остаётся? Только добродушно пояснить, что укрепляет нервную систему липа не в документах, а в чае с мёдом перед сном. Когда она хлопает дверью, двое в штатском предъявляют удостоверения прапорщиков налоговой полиции и просят ознакомиться с бухгалтерскими документами. Хозяин кабинета, нарочито не торопясь, списывает фамилии и номера удостоверений, а затем спрашивает будничным голосом: «У вас, конечно, есть предписание?». – «Предписание будет завтра!». Радушно разведённые руки, очаровательная улыбка – «С нетерпением буду вас ждать, господа прапорщики!».
А вот на этом этапе уже можно переходить и к наступлению. Остался один тыловой майор. Весь какой-то круглый телом, головой, ушами, глазами, ртом. Будто не по циркуляру, а по циркулю заслуживший свои погоны. Всё это время старавшийся блюсти серьёзность на своём лице, Андрей чуть было не расхохотался, услышав фамилию полицейского: «Майор Непийпыво». Из глубин его округлостей это звучало более чем убедительно.
– Чем обязан, господин майор?
Ответ свидетельствовал, что округлости бывают не только на поверхности.
– Я здесь, чтобы предотвратить убийство! – с кряхтением встав в позу героя вестерна, заявил Непийпыво.
– Да? И когда же по вашим оперативным данным это должно произойти, майор? Это я так, чтобы не прозевать… – изобразил на лице беспечное любопытство Иволгин. Но блюститель порядка продолжал гнуть своё:
– А бывает, что люди о дверные косяки бьются…
Успокоив сердобольного полицейского, что падучей в редакции никто не страдал и не страдает, Андрей сел в машину и посетил окружных начальников недавних пришельцев. Те заверили, что ничего такого больше не повторится.
И это было правдой. Подобного – не было. Вот только через несколько дней ночью в окне редакционного кабинета появились два маленьких отверстия, а на противоположной стене отметины и пульки на полу. Последовали анонимные звонки с угрозами. Потом от угроз перешли к делу. Вечером его подкараулили каких-то два типа на дорожке от гаража к домашнему подъезду, напали сзади, свалили и били армейскими ботинками в голову. При этом ни портфель, ни содержимое карманов, ни часы их явно не интересовали. Он уже думал – конец. Но тут на аллее появилась какая-то шумная компания и спугнула налётчиков. Заплывающими глазами он видел убегающие силуэты.
Гараж продал, а машину стал ставить прямо у подъезда. Дверь в редакцию пришлось заменить на железную, поставить камеру, нанять хоть какую-то, максимально дешёвую охрану. При том, что с финансами в журнале было вовсе не густо. Но в очередную пятницу часть ближних от входа комнат захватило какое-то молодецкое частное охранное предприятие, а вызванная полиция выяснила, что у редакции не хватает новой необходимой справки. Пришлось, дабы предотвратить дальнейший захват, ночевать на диванчике в кабинете до понедельника. Подали необходимые документы для справки. Неделя, две… Те, кто должны её оформить, явно не торопятся. И явно не случайно. Один из приятелей, известный художник, помог выйти прямо на мэра. Тот дал жёсткое распоряжение. Бумага была получена, захватчики отброшены.
На всё уходили силы, время, нервы, средства… Но была цель и вера, что не может это продолжаться долго, что государство оправится, что культура и литература всегда востребованы. Особенно в России. Что надо продержаться ещё год, ну два… Хотя ощущение батареи Тушина, про которую забыли, нарастало. Свобода, шумно декларированная прессе, всё явственнее напоминала освобождение крепостных крестьян веком ранее: гуляй, рванина, но только ни земля, ни дом, ни лошадь, ни соха – не твои. За всё изволь платить – за аренду, за типографию, за бумагу, за транспорт, за реализацию и подписку… И ещё найди деньги на зарплату, гонорар, хозяйственные нужды. Начались гадания с ценой на журнал, сдвоенные номера, безнадёжные поиски рекламы, заказные публикации.
Друзья-писатели уже не раз уговаривали его написать мемуары главного редактора. Прошлое и так постоянно крутилось в голове. Практически готовые главы рождались, когда вот так же, как сегодня, за рулём неспешно преодолевал московские пробки или, посмотрев вечерние новости, долго не мог уснуть в размышлениях о будущем. Вот только в самом слове этом «мемуары» Андрею навязчиво чудился торжественный муар, причём с непременным траурным оттенком. Написать, наверное, надо. Но он откладывал и откладывал, оправдывая себя тем, что должно пройти время, чтобы улеглось былое негодование, душевные раны зарубцевались, боль осела лёгким осадком иронии и презрения.
Ведь начиналось всё с деятельного энтузиазма. Одной из первых возникла проблема распространения. Идея возникла быстро. В каждом регионе ещё по-прежнему функционировали бюро пропаганды художественной литературы. Связался с несколькими, узнал, что они еле-еле перебиваются, организуя гастроли вокально-инструментальных ансамблей. «А журнал продавать сможете?» – «Да не вопрос. Только пришлите». Пришлите… А если? Руководитель «Союзтрансавто» был удивлён его вопросом о порожняке из столицы и возможности доставлять в различные города журналы. Но сказал, что это вполне возможно, если Иволгин посадит рядом с их диспетчером своего и гарантирует своевременную разгрузку и оплату.
Понятно, что одному журналу с тиражом в сотню тысяч это не потянуть. Андрей начал радостно обзванивать своих коллег – маститых руководителей других толстых журналов. Но наткнулся на искреннее непонимание, снисходительное похлопывание по плечу и непоколебимую уверенность в том, что всё и так образуется. Это был тот редкий случай, когда жизненный опыт выступал не лучшим советчиком. Идея провалилась. Как и следующая – предложение Союзу писателей все свои издания расположить в одном принадлежащим ему здании, организовать печать в своём же типографском комплексе, чтобы не кидать средства на сторону и иметь определённые гарантии. Но и тут верх взяла непоколебимая вера в незыблемость общих устоев и уделов, собственную уникальность и самостоятельность. Конечно, любые недомогания можно счесть мелочью пока не тревожит отсутствие аппетита. Горестно вспоминалось письмо Пушкина Вяземскому: «Никогда порядочные литераторы вместе у нас ничего не произведут! Всё в одиночку!»
Что ж, в одиночку так в одиночку! Главное – действовать! Одними и из первых зарегистрировали совместное предприятие с молодым американским миллионером Майклом Шелдоном, прибавив к названию журнала слово «Интернейшнл» и выпустив версию на английском языке. Но то, что гринго никак не собирался способствовать культуре этих русских туземцев, выяснилось быстро. Улыбки улыбками, но слово «брать-я» в его сознании никак не соединялось в единое. Брать – да, а давать в общее дело ничего не хотел. Предприятие из совместного перешло в разряд неуместных.
Конечно, спустя столько лет забавно было вспомнить, и как радостно вылезшие из подвалов отечественные бизнесмены попросили у него в аренду пару комнат, даже привезли в задаток целый куб перевязанных отечественных купюр – метр на метр приблизительно. Еле-еле удалось, не распаковывая, запихнуть его в раритетный немецкий сейф, сохранившийся с момента образования журнала. Лежали они там и лежали. Месяц, два, три… От потенциальных арендаторов ни слуху, ни духу, а к деньгам Иволгин прикоснуться боялся. Наконец, через полгода позвонили… из Германии – «неа, арендовать не будем!». – «А деньги?» – скрывая дрожь в голосе, переспросил Иволгин. – «Да оставьте их себе!»
«Деньги» и «оставьте» – такое словосочетание для служителей литературы просто не приемлемо. Какое оставьте?! Тут же в дело и пошли – на три месяца журнал ожил. Придумали имидж-агентство, печатный салон у себя открыли… И тут же напоролись на бандитов, жёстко потребовавших дань – чтоб через день достал бабки и позвонил.
Андрей в отчаянии обратился за помощью к знакомому подполковнику ФСБ. Тот ответил, что сам не сможет, но помощь пришлёт. И вскоре в кабинет редактора, вежливо постучавшись, зашли двое ребят в фирменных спортивных костюмах и кроссовках, накаченные, под два метра ростом.
– Ну кто тут на вас наехал? Звоните им! И, кстати, если вместо них приедут люди в погонах, что мы тут у вас делаем?
– Вы – распространители журнала, – не задумываясь ответил Андрей и набрал оставленный мздоимцами номер.
Через полчаса дверь снова распахнулась, но уже дерзко и мощно, и на пороге появились обидчики.
Только тот, кто когда-нибудь видел знаменитый танец Махмуда Эсамбаева, мог бы по достоинству оценить последующие метаморфозы. Вошедшие замерли у порога, и начали на глазах сдуваться и вянуть, как забытый на подоконнике цветок. Разве что горшок не понадобился. Вот тогда Иволгин впервые услышал это слово, произнесённое его заступниками:
– Андрей Васильевич! Вы не могли бы нас на некоторое время покинуть? А мы тут пободяжим немного!
Это «пободяжим» из их уст навсегда запало в память редким образцом высокой отечественной лексики.
Сквозь широкие окна соседней комнаты Иволгин увидел стоявшие у подъезда джипы и прогуливавшихся рядом крутых ребят в оттопыренных куртках. Первой пролетела мысль – только-только удалось заменить стекла, треснувшие от детонации стрелявших по Верховному Совету танков, как нá тебе – «стрелка» в кабинете главного редактора мирного литературного издания.
Но тогда всё обошлось. Чужаки попросили у Андрея прощения, слегка укорив – если бы он сразу предупредил, что у него «солнцевская крыша», они бы и не сунулись. Вслед за ними уехали и «свои», взяв на память по экземпляру журнала. А уже наутро в кабинете Иволгина появился интеллигентного вида человек в шляпе и галстуке с простым, но несколько неожиданным, вопросом:
– Как будем дальше работать, Андрей Васильевич?
– То есть?
– Ну мы же не «скорая помощь». Мы вам помогли. И впредь вас никто не тронет. Давайте сотрудничать. Вот знаем, что у вас проблемы с печатью. А у нас тут в центре типография практически простаивает. Мы в этом бизнесе ничего не понимаем, а вы могли бы развиться. Не торопим – подумайте.
К такому повороту судьбы Андрей был совсем не готов. Снова позвонил подполковнику, а тот через день сообщил сумму отступных.
Много чего можно вспомнить про это удивительное время. Вот как-то появился у него в кабинете молодой человек и почти с порога произнёс: «А вы не хотели бы устроить прямо вот здесь магазин французских вин?». Принятый Иволгиным почти за городского сумасшедшего он приходил ещё несколько раз. А через полгода кабинет и впрямь показался Андрею Васильевичу непомерно великим, и магазин появился. Сначала как «Общество любителей французской культуры», на торжественное открытие которого пожаловал сам посол и которое устраивало приём в честь жюри проходившего международного кинофестиваля. В принципе не подкопаешься – разве виноделие не часть галльской культуры, разве мало мировых шедевров рождено под влиянием этих замечательных продуктов?
Журналу надо было выживать. И он это делал. Несмотря на лопнувший банк, где был счёт, на денежную реформу, на постоянные попытки отобрать помещение.
Теперь грубый беспредел ушёл, стало спокойнее, определённее правила игры, регулярнее государственное вспомоществование, редакция сжалась до четырёх комнатушек. А перспективы?
Толстые литературные журналы как были в отделении интенсивной терапии, так и остались. От аппарата искусственных дотаций, учитывая их заслуги, конечно, не отключат, но ведь и молодую энергию не вдохнут, в прежнюю активную и гордую общественную жизнь не примут. Судьба престарелых родственников.
Как не сожалей, как не вздыхай про tempora и mores, ситуацию не изменить. Красавцы, ласкающие взор на сцене манишками и фраками, домой едут в джинсах.
Сегодня он добрался до редакции раньше ответственного секретаря. Однако тот ещё вчера предусмотрительно положил на редакторский стол папку с материалами следующего номера. Они, конечно, есть и в компьютере. Но Иволгин предпочитает всё читать на бумаге, чтобы можно было черкнуть что-то на полях, а то и поправить, и объёмы по-прежнему определял не в знаках, а в страницах.
Андрей подошёл к окну, отворил форточку, не торопясь, заварил чайку и занялся номером.
Структура нынешних литературных журналов напоминает одно известное блюдо – селёдку под шубой. Конечно, вовсе не потому что читают на закуску и по праздникам. А потому, что сермяжно-солёные слои прозы непременно перемежаются мягким нежновкусьем поэзии, маринованным лучком публицистики, картофельной основательностью исторических и архивных изысканий. Ну что там осталось для рецензий, обзоров и литературоведения? Сладенькая свёкла, крутое яйцо и варёная, но яркая морковь? Вполне подходяще. Главное – должна быть общая, тематическая, жанровая и ненавязчивая полифония, ощущение традиционного уюта, достатка и «шведского стола».
Планируемая на открытие подборка коротких рассказов известного сибирского автора не могла не напомнить Иволгину другой номер, давний. Свежий хозяин мясокомбината приблизительно из тех таёжных краёв, заядлый охотник и поклонник Тургенева, а к тому же его полный тёзка, прислал свои опусы с обещанием в случае публикации оплатить все затраты аж на повышенный тираж. То, что этот прозаический луг явно не Бежин, стало понятно с первых строк. А с другой стороны – если эту целину распахать, перелопатить, хорошенько удобрить, за что и взялся сам Андрей, на общем ландшафте новоявленный прозаик особо выделяться не будет. Опубликовали. Коммерсант своё слово выполнил. А его «Записки охочего» дали журналу ещё пару месяцев жизни.
Нынешние, конечно, были явно достойнее, профессиональнее. Вопросов нет. А вот следом, после поэтической подборки, кажется, и дебют доселе незнакомого молодого дарования – Марина Попова. Фото симпатичное. И, конечно, о любви. Парень с девушкой гуляют по набережной после выпускного… Затем он уезжает учиться в столицу, она поступает на иняз местного вуза… Обычная история. Даже с ним самим когда-то было подобное. Подобное?..
Сначала Иволгин просто хмыкал, удивляясь совпадениям. Но когда они перестали быть тривиальными, насторожился. Чем дальше читал, тем больше понимал, что это вовсе не подобное. Не подобное, а подробное. Это рассказ о его собственной жизни. О его первой любви. Ещё раз посмотрел имя автора. Оно ничего не говорило. Ну был один одноклассник Серёжа Попов… Фигурным катанием занимался… Но мало ли Поповых? И из сегодняшних знакомых пяток можно назвать без запинки…
Глаза лихорадочно бежали по строкам. Затем надолго замирали, обращаясь к окну, а точнее куда-то внутрь. Работала профессиональная привычка скрупулёзно, по порциям, сверять готовый текст с блокнотом.
Их отношения продолжались полтора года. Ну, хорошо – ту ночь поцелуев, их единственную ночь, когда он, поздним вечером вернувшись из командировки в область, позвонил и узнал, что её родители на даче, ещё как-то можно было придумать. У каждого, наверное, бывает что-то такое. А вот нелепая театральная сумочка из розового бисера, привезённая из Москвы на первых каникулах? Он сам не мог понять, почему купил её. Просто взял и купил! Мысли, куда её носить, когда в городе один драмтеатр, даже не возникло. Хотелось подарить нечто красивое, радостное, небывалое. Такое не дублируется! И какао с яйцом, которым он потчевал её наутро – рецепт петербургских студентов, сообщённый дедом – тоже выдумка?! И эпизод с его прыжком с площадки третьего этажа после фразы: «Этот порог ты больше не переступишь!». Досаду не снял – внизу оказался сугроб. Так они и расстались.
Затем он слышал, что Вера вышла замуж. Именно Вера звали её, а не как в рассказе – Ирина. А через два года пришла телеграмма о её гибели. Андрей примчался на похороны. И узнал, что, возвращаясь из гостей, они с мужем шли через парк. Повздорили. Он шёл медленнее, чуть сзади. Из темноты выскочил мотоциклист и сбил девушку насмерть. Прямо на глазах мужа. На поминках безутешная мать сказала Андрею: «Она всегда любила только тебя!».
Откуда теперь всё это явилось в рассказе некой Марины Поповой? Уже прочитав, он машинально вновь перебирал страницы, выискивал факты. Документально всё точно, всё до мелочей, часть из которых только сейчас и вернулись в его память. Разве что взгляд чуть иной, чуть с другой стороны, женский что ли… Он написал бы по-другому. Мистификация? Но щипать себя за нос бессмысленно.
Многое бывало на его редакторском веку. Один отчаявшийся графоман, после нескольких отказов прислал в отдел прозы не переиздававшийся, забытый ранний рассказ Иволгина и получив неудовлетворительный комментарий, направил всё это самому главному редактору. Андрей посмеялся, призвал завотделом к бдительности, а автору ответил, что вполне разделяет оценку, сожалеет, что в своё время сам не получил её и не исправил свой рассказ.
Но тот-то был пусть и забыт, но написан. А этот? Об авторе сообщалось, что учится в Литинституте и живёт в Москве. Бегло просмотрев остальные материалы, он попросил ответсека позвонить этой Марине Поповой и пригласить её для разговора. Если удастся, то прямо завтра. О чём? Он и сам этого не знал. Просто хотел увидеть. Убедиться в реальности.
К вечеру ему показалось, что он нашёл разгадку. Причём простую. В юности девушки часто ведут дневники. Вела ли его Вера, он не знал. Но вполне возможно. И тогда всё объяснимо. Никакой мистики! Каким-то образом дневник мог попасть к этой Марине, а дальше, что называется, дело техники.
На следующий день к нему в кабинет вошла блондинка лет двадцати пяти. Короткая стрижка, толстовка, джинсы, кроссовки.
– Хороший рассказ вы написали… – начал Андрей, внимательно глядя в глаза молодому дарованию.
– Спасибо!
– Только, по-вашему, получается будто бы герой виноват в смерти девушки…
– Виноват всегда сильный, – быстро и коротко ответила девушка. В её взгляде Иволгину пригрезилось что-то знакомое.
– А вы москвичка? – продолжил он с максимальным добродушием в голосе.
– Родилась в Рязани, но переехала с родителями пятнадцать лет назад и училась уже в Москве.
– Рязань талантами знаменита, – продолжал осторожно изучать её глаза опытный редактор.
– Как и ваша родная Пенза! – вдруг с улыбкой парировала собеседница.
– Вы там бывали? – насторожился Андрей.
– Нет, никогда… – взгляд уверенный, открытый.
– А ваши родители? – не сдержался Иволгин.
– Насколько я знаю, нет. Они познакомились в Рязани, папа окончил десантное училище, а мама – пединститут.
– А что ещё вы написали?
– Да много! – с улыбкой махнула рукой. – Ещё рассказы, повесть…
Улыбнулся и Иволгин – «много…». Когда-то и ему так казалось, а теперь вот стало ясно, что мало, очень мало.
– А где их можно прочесть?
– Я их на облаке храню. Могу скинуть ссылку.
«На облаке… На облаке… Может, это не просто айтишная метафора? – вдруг задумался он после ухода Марины. – Вся информация о нас, о каждом, обо всём происходившем где-то хранится, витает в облаках. Независимо от масштаба и значимости. Да и нам ли об этом судить? А если человек не успевает что-то поведать сам, ссылка на файл просто приходит другому творцу». Всплыла в памяти фраза Андре Жида: «Искусство – это сотрудничество Бога с художником, и чем меньше художника, тем лучше».
Решение неотложно засесть за мемуары обрело окончательность. Но также ясно стало, что длинные записки о жизни надо начать с одной, короткой. По дороге домой Андрей заехал в храм, припарковался у всегда смущавшей своей парадоксальностью таблички «Автостоянка для прихожан», вошёл в гулкую тишину, поставил свечу, помолился и на листке бумаги коротко написал – «Вера».
А вот полученную от Марины ссылку решил не открывать.
Алексей БАРХАТОВ
Бархатов Алексей Александрович, писатель, публицист. Родился 30 апреля 1953 года в городе Пенза. Окончил факультет журналистики МГУ. Учился в аспирантуре Института мировой литературы. Работал в газетах «Комсомольская правда», «Московский комсомолец», «Литературная Россия», «Независимое Обозрение». Был главным редактором журналов «Советская литература» и «Лепта», заместителем главного редактора «Литературной газеты». Автор книг прозы «Постскриптум», «Чужая весна», «Наддворный советник», «Сквозь веки веков», «Пропавший патрон», «Кто?», «Феликс Дзержинский. Иеромонах революции» и других. Лауреат премий Горького и «Открытая книга России». Живёт в Москве.
Редакция сердечно поздравляет автора с юбилеем!
