Непозволительно долгое детство

Роман-эшелон Д.Чёрного «Времявспять» как осмысление недавней истории России. Взгляд из Кузбасса

Роман-эшелон Дмитрия Чёрного «Времявспять» – произведение монументальное (почти 450 страниц формата чуть поменьше, чем А4)  и радикально ломающее любые представления о том, как должен выглядеть художественный текст, хотя бы минимально соответствующий общепринятым представлениям о литературных жанрах. В данном случае – жанру романа. Слом общепринятого начинается буквально с обложки, где читателю предложено авторское определение жанра: не роман, а роман-эшелон. И такое же сугубо авторское название, в котором два слова слиты в одно.   

Возможно, таким образом, прямо с обложки, автор стремится погрузить читателя в эстетику того литературного направления, теоретиком и практиком которого он сам является, и сам дал ему имя – радикальный реализм. Собственно словосочетание «радикальный реализм» не далеко ушло от привычных уху «критического реализма» и «социалистического реализма». Но по внутренней сути отличается от них радикально. Это слово, похоже, неизбежно, когда говоришь о произведениях Дмитрия Чёрного. И неизбежно возникает необходимость привести его собственное определение того, что из себя представляет это сравнительно новое и малоизученное литературное направление. 

«Радикальный реализм, – говорит Чёрный, – это метод борьбы с современным капитализмом и постмодернизмом. Он предполагает новое ценностное отношение к произведениям искусства прошлого, внимание к реальности, в которой протекает фабула или непосредственное событие произведения. Радикальный реализм проводит ценностное разделение между философией и эстетическими реалиями произведения. Автор отказывается от роли эстетического диктатора. Эстетика радикального реализма – это реальность во всей её бесконечной полноте».

Сравнительно недавно я написал статью о творчестве Дмитрия Чёрного. Через некоторое время мне стало интересно продолжить разговор о его произведениях и при этом стать свидетелем иного, не собственного взгляда.

В Кузбассе есть немало замечательных литературоведов и критиков. Одна из них – Светлана Старовойтова. Она – автор многих статей о творчестве живущих у нас русских поэтов и прозаиков. Я не только читал её статьи, но был и свидетелем её великолепных устных аналитических исследований творчества различных авторов. 

Книгу Дмитрия Чёрного она взяла с некоторым опасением, которое, видимо, внушил ей размер романа-эшелона. Но постепенно погрузилась в чтение и время от времени сообщала мне о своих впечатлениях. И написала рецензию, которую предлагаю вниманию читателей «Литературной России».

Иосиф Куралов

***

Главная тема романа, как заявлено в названии – время. Сюжетное время движется по параллельным путям, сходясь в итоговую драку на кухне главных героев – Ивана и Александра. Что вполне символично, поскольку именно кухня – традиционное место экзистенциальных порывов творческой и не только интеллигенции. Историческое время наполнено узнаваемыми именами и прозвищами культовых фигур, конкретностями быта 90-х годов 20 века, отсылками к тем исторически важным событиям, которые определили дальнейший ход эпохи и страны.

Есть ещё и время ретроспективной оценки происходившего когда-то. Об этом говорит рассказчик, этот голос наиболее близок авторскому, и его оценки всего происходящего основаны на реалиях нашего времени – времени читателя. Эта сложная временнАя игра сочетается с орнаментальной сюжетной структурой. Есть сюжетные линии классического романа, отражающие частную жизнь героя в контексте истории, а есть части текста, посвященные описанию становления группы «Эшелон» и формирования рок-коммуны, и здесь даётся такой обширный культурный контекст и есть такой градус насыщения музтерминами, что неспециалисту туда соваться сложно и небезопасно.

Так что жанровое определение, данное автором, – роман-эшелон, весьма оправдано.  Для желающих хотя бы из любопытства прочесть первые главы текста предупреждение:  синтаксис произведения и буквенные акценты в словах могут вызывать сильные эмоции, и не всегда положительные. Но в этом (в том числе) и заключается задача автора, ведь путь к истине весьма тернист.

Первая сюжетная линия (пронумеруем её так с точки зрения возможности читателя погружаться в понятную ткань повествования) связана с судьбой Александра. Можно было бы сказать, что он воплощает тип авантюрного героя с поправкой на  историю нашей бедной страны в огромном океане событий 20 века. Это, конечно, не книжный Остап Бендер времён нэповской страны, остроумный мошенник с романтической мечтой о белых брюках и Рио-де-Жанейро, деньги и чужие бриллианты для которого средство, но не смысл жизни.

Александр Леденёв  – человек другого исторического разлома и другого целеполагания, как бы сейчас сказали. История его семьи ещё лет 15 назад воспринималась бы как трагическая: деда репрессировала советская власть («за то, что грамотный был»), отец успел побыть бездомным, потому что бабушка сбежала.  Сам герой на всю жизнь получает прививку ненависти к советской власти, но привычный перфекционизм как способ жизни русского инакомыслящего делает его сначала студентом мединститута в Москве, потом работником поликлиники при птицефабрике, потом обладателем машины и трёхкомнатной квартиры – культовых предметов в определении степени состоятельности  не только обывателя, но и любого стремящегося к комфорту.

Чеховский кислый крыжовник  оскомину герою  не набил. Собственно, в самом желании иметь дом для семьи и средство передвижения для неё же ничего зазорного нет. Но не семья важна герою, а финансовая независимость от «проклятого коммунистического прошлого». Выживая, как и многие, в годы перестройки, он усиленно «бомбит» на машине, постепенно вычерчивая круг параллельной жизни, не связанной с ценностями «проклятого совка».

Работе врача на благо людям  он предпочтёт собачью службу будущему начальнику охраны нефтемагнатов Виктору, семейной верности и любви – сомнительные радости  случайных связей, после которых  его терзает страх венерической заразы. Втянутый в смутную политическую игру случайного клиента, он окажется свидетелем убийства, но осознание, что во все века «люди гибнут за металл», сводит на нет нравственные муки.  

Единственное, в чём герой высок и красив духом, так это в его порыве к свободе, к демократии, к правде, когда он становится участником событий в августовской Москве 1991 года.  Оказавшись в гуще событий, он, как и многие защитники демократических свобод, готов ночевать на улице, строить баррикады, не есть и не пить, но быть здесь и чувствовать восторг приобщения к разрушению колосса на глиняных ногах (как не вспомнить сон Макара – героя рассказа Платонова «Усомнившийся Макар»), коим кажется всем собравшимся советский строй.  Интересная деталь в этой борьбе – смена флага. «Империю красного фашизма», как называли в  дни августа 1991 года государство взбунтовавшиеся народные массы,  олицетворял красный флаг. Все помнят, почему цвет его так ал и горяч. С этим флагом 80 лет назад исторический маятник окончательно качнулся в сторону Великой Победы. Но наш герой гордо несёт другое полотнище, воплотившее мечты о новой свободной России.

Резонно вслед за автором задать вопрос: свободной от чего? От исторической памяти? От равенства граждан и уважения к человеку труда? От нравственных границ?  Но Александр на другой от автора стороне баррикад.  Пусть и незримые нынче, они до сих пор разделяют людей рынка и людей коллективного труда на общее благо. Жизнь в обновлённой, с кровью оторванной от бывшего союзного куска России открывает герою перспективы материального взлёта. Борьба с путчистами и защита Белого дома обернётся неожиданной  «государевой наградой» в виде земельного участка. 

Одним из способов выражения авторской оценки образа героя в литературе считается выбор имени и его вариативность в тексте. Александр Леденёв (холодом и благородством веет от этих слов ) к финалу превратится в дядю Сашу, домашнее прозвище которого – Накидонский, потому что он пьёт (накидывается до чёртиков) и бьёт (накидывается с кулаками) покорную жену Антонину. Разоблачение  внутренней пустоты борца за справедливость и отмщение рода (ни дать ни взять романтический герой, Мцыри) происходит с поразительной закономерностью: большие деньги поманили, но обманули, ибо не они цель жизни человеческой. Вместо мечты о прекрасной усадьбе – кислый виноград и еле дышащий от жира помещик новой формации – так у Чехова.

Вместо капиталистических щедрот и головокружительного взлёта по вертикали власти (чего стоит распитие с царём Борисом в Кремле в октябре 1993-го!) – небольшая конторка, где Александр до конца своих дней будет охранять частную собственность. Не свою. А тех, кто ловко манипулирует общественным сознанием, или, точнее, детски наивным некритичным мышлением масс. Так у Чёрного.

Следующая сюжетная линия связана со вторым героем той кухонной сцены, которая была упомянута в начале статьи. Имя Иван отсылает культурного читателя к русскому фольклору: Иван-дурак путешествует  в «чужой» мир, чтобы спасти сакральную ценность – женщину, продолжательницу рода. Все помнят, что дурак – это слово-оберег, а Иван является буквально именем-самоидентификацией русского народа. В системе героев романа-эшелона он главный для автора. Это отражено и в общем движении сюжета: от первой сцены потери Иваном матери в суровом августе и до последнего сюжетного события – смерти отца героя весной 2006 года.

Мотив сиротства прочно входит в текст, связывая семейно-бытовое повествование и полотно исторической ретроспективы. Отражено это и в названии глав, например  «До и после похорон, родины и матери». Соединяя эти два существительных женского рода, писатель продолжает традицию русской литературы, ибо Родину русский человек воспринимает именно сквозь призму понятия «мать», это фиксирует и язык, отражая эту данность в пословицах, сказках, литературных текстах и иных культурных объектах.

Согласно законам РАДРЕАЛа (творческая разновидность реализма, воплощённая в теории и практике Д.Чёрным), гибель матери Ивана дана автором через гротеск: пока  сын в квартире на Кутузовском поёт «Хэй, смерть буржуям», его мать, считая, что водитель должен уступить дорогу пешеходу, попадает под колеса чёрного джипа – «боевой машины ворья, проклятой братвы» далёких «лихих 90-х» , как любят сейчас называть то время. 

Так в романе горе взрослого ребёнка, потерявшего мать, переплетается с горем народа, потерявшего свою страну. Правда, осознание этой потери придёт гораздо позже, потому что много отвлекающих манёвров предпримет «банда Стампа». Эту увлекательнейшую развёрнутую метафору о подводных течениях времени перестройки и знакомых с детства героях и событиях фильма «Приключения Электроника» так и хочется перечитывать несколько раз!

Но вернёмся к герою. Его фактическое сиротство (болеющий бессильный отец скорее олицетворение  времени «безотцовщины», знакомого нам по роману Достоевского «Преступление и наказание») отражает сиротство простого человека в исторической игре конца 20 века, развернувшейся на территории бывшего СССР.

Что спасает нашего героя в эпоху безвременья? Несомненный талант. Голос Ивана – звуковая  магия эпохи уходящего Союза: в нём есть сила, призыв к революции, нравственная чистота, музыкальная точность. Этот голос способен очистить души, зажечь звезду, вдохновить на подвиг во имя свободной Родины. Свободной от «догоняшек» с западными государствами, от рабского поклонения  капиталу, слепого подражания Америке. 

Рассказчик-хроникёр именно так относится к герою, с которым связывает автор и последнюю главу,  многозначительно называя её «Иван, а значит вся Россия». РАДРЕАЛ требует беспристрастной правды о персонаже, в том числе и о малодушии и душевном кризисе Ивана. В той кухонной баталии, которая упоминалась в начале статьи, Иван победил воплощение сытой обывательской силы. А вот в своей жизни быть стойким солдатом улиц  (как раньше писали, « железным бойцом за дело революции») не смог: «всё на месте, и голова, и ударный взмах руки, но – глаза…» Глаза отражают внутренний вопрос героя о том, как связаны между собой ключевые события его жизни:

«…вот Иван орёт «Смерть буржуям» сильно и уверенно – и на втором припеве (как подсчитали неумолимые внешние часики) невидимая молния так же уверенно бьёт джипом, то есть как раз буржуем,  в самое родное, как бы выбивая в зародыше… возможность того мятежного припева, классовой ярости в нём».

Необходимость переосмысления происходящего в жизни, чтобы можно было «быть в ладу со своей совестью»,  соединяет литературных героев – Ивана и Иванушку Бездомного из романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Трудный путь к себе, когда принцип «сам человек и управляет» дискредитировал себя и отношения с судьбой вдруг наполняются центробежной силой.  Герой ищет новую опору, может быть даже божественную, с которой не хочет согласиться рассказчик. И на фразу Ивана  «Да я сам таким же был», он вдруг даёт язвительный комментарий: «»был» – интересно, он будет теперь подписывать «Иван, экс-Эшелон»? »

А голос Ивана читатель может услышать, записи есть в интернете. Услышать и поразиться Советскому звучанию чистого голоса солиста одной из групп 90-х годов 20 века. Это голос поколения, чья молодость пришлась на  тревожное время. А фраза, вынесенная в заглавие статьи, − отправная точка для дискуссии о том, что было с нашей Родиной в августе 1991, сентябре-октябре 1993 и что происходит с нами сейчас.

Светлана СТАРОВОЙТОВА

---