21.02.2025

Блок с Достоевским в тюрьме Ленина

Историк Дюков и неудачливый покоритель Марса Рогозин открыли новые преступления большевиков в области литературы. 

Цензура в искусстве существовала давно, в том числе и в тех странах,  которые считались эталоном демократии. Даже в тех же США  с их знаменитым «Кодексом Хейса», который  десятилетиями запрещал показывать обнажённых актёров, романы между белыми и цветными,  а особенно высмеивание религий. Нелепо отрицать цензуру и в Советском Союзе – чаще тупую, но иногда не лишённую смысла.

Примеры обеих есть в биографии Георгия Данелии. Фильм «Кин-Дза-Дза»  вышел в  начале антиалкогольной кампании. И вместо чачи в портфеле у студента Гедевана оказался уксус. Грузин, бегающий по Москве с уксусом, выглядел идиотом.

Зато урезая финал «Мимино», цензоры оказались правы. Изначально разочарованный лётчик Валико выпрыгивал из самолёта,  съезжал с горы на собственном заду и демонстрировал порвавшиеся там штаны. Цензурные ножницы избавили нас от подобного порно.

Примеров зловредности запретителей всяко больше, чем их правоты, но обличителям СССР  всё равно мало!  И они постоянно придумывают новые. Одним из первых тут отличился всесоюзно любимый автор исторических романов – Валентин Пикуль. По его словам советские наши художники «во времена Сталина стыдливо упрятали красоту женского тела в складках драпировки, но при этом выделяли её сильно развитую мускулатуру, присущую молотобойцам». Открытие сделал и депутат Госдумы Дмитрий Рогозин – объявил, что Ленин «запретил Достоевского».  И уже в наши дни, со скандалом слетев с поста  директора «Роскосмоса», повторил это у себя в тelegram.

Разумеется, лгали оба. Голых красоток  при Сталине рисовали вовсю, в том числе и самые официозные  живописцы.  Достаточно вспомнить «В бане» Александра Герасимова, «Флору» Игоря Грабаря, «Бегущих девушек»  Александра Дейнеки, «После кросса» Александра Самохвалова  и многие другие картины.  Зачастую  обнажённые девы  смотрелись весьма спортивно, например «Девушки Метростроя»  того же Самохвалова. Но уж точно не напоминали современных культуристок, которые на подиуме напоминают картинку из анатомического атласа.

Ленин Достоевского – за исключением «Записок из Мёртвого дома» (которые он, по воспоминаниям управделами Совнаркома Владимира Бонч-Бруевича называл «непревзойденным произведением русской и мировой художественной литературы, так замечательно отобразившим не только каторгу, но и «мёртвый дом», в котором жил русский народ при царях из дома Романовых»), – действительно терпеть не мог. Однако ни о каком запрете произведений Фёдора Михайловича после прихода к власти большевиков и речи не было. Наоборот, уже 30 июля 1918 года Владимир Ильич как председатель Совнаркома утвердил «Список лиц, коим предложено поставить монументы в г. Москве и других городах РСФСР, представленный в Совет Народных Комиссаров Отделом изобразительных искусств Народного комиссариата по просвещению».

Фёдор Михайлович значился там вторым после Льва Толстого в разделе «Писатели и поэты», а уже 7 ноября монумент работы скульптора Сергея Меркурова установили на Цветном бульваре. В 1936 году в связи с прокладкой трамвайных путей его перенесли к дому №4 на улице Новая Божедомка (ныне Достоевского), где писатель появился на свет в здании больницы (правый флигель, в левом — созданный в СССР музей, — прим. ред.). С 1928 года там действует открытая зловредными большевиками музей-квартира Достоевского, которые цинично продолжали его издавать  (роман «Братья Карамазовы» в 1918 году, повесть «Кроткая» в 1919 году и др.).

В 1921 году большевики 100-летие со дня рождение писателя отметили самым торжественным образом, и на нём выступил нарком культуры Анатолий Луначарский. Виновника торжества он поместил в число «великих пророков» и  обещал, что при советской власти роман «Бесы» будет напечатан целиком, а не с купюрами, как  до революции.

Обещание нарком выполнил. В 1926-1930 годы появилось 13-томное собрание сочинений Достоевского, куда вошла «бесовская» глава «У Тихона». При жизни писателя шокирующий текст о соблазнении и самоубийстве девочки не пропустила цензура (во всех последующих собраниях сочинений писателя и ПСС, — глава, конечно, с тех пор присутствовала, — прим. ред.).

Могут возразить, что в  1935 годах было запрещено отдельное издание «Бесов»,  а в 1938-1956  гг.  Достоевский отсутствовал в школьной  программе. Это правда, но при чём тут Ленин? Он, как известно, к тому времени давно лежал в Мавзолее.  Не говоря о том, что ранее изданных «Бесов» из  библиотек никто не изымал, а прочие книги продолжали выходить более чем внушительными тиражами («Бедные люди» в одном томе с «Преступлением и наказанием» и другими произведениями в 1946 году – 110 тысяч, они же отдельно в 1947 году – 250 тысяч и др.).

Да и в учебнике литературы отсутствовала лишь отдельная глава о Фёдоре Михайловиче, но он в нём упоминался и не раз. Про «Преступление и наказание» в учебнике 1944 года было сказано:

«Несмотря на ложность, реакционность основной идеи, роман представляет собой замечательное явление в художественной литературе. Глубина психологического анализа и сила реалистической трактовки действительности делают роман одним из крупнейших произведений не только русской, но и мировой литературы».

С исторически безграмотного демагога Рогозина и взятки гладки,  но сейчас к нему присоединился человек, считающийся серьёзным историком. Только у него речь идёт не о цензуре, а о дьявольском большевистском соблазне, погубившем поэта Александра Блока.

Согласно открытию директора фонда «Историческая память» Александра Дюкова, соблазнившись большевиками, Блок после публикации поэмы «Двенадцать»  

«как поэт исчез; он больше не мог писать и сам о себе сказал: «Писать стихи забывший Блок»… Для Блока «Двенадцать» стали личной трагедией: впав в соблазн, он потерял самое главное – дар поэтического слова».

Это ложь. Уже на следующий день после завершения «Двенадцати» 29 января 1918 года, Блок дописал поэму «Скифы». Писал он и дальше, хотя и немного, что сам Дюков и подтверждает. Слова же, которые он  цитирует, взяты из стихотворения июня 1920 года:

Хотел я, воротясь домой,
Писать в альбом в стихах,
Но – ах! Альбом замкнулся сам собой,
А ключ у Вас в руках,
И не согласен сам замок,
Чтобы вписал хоть восемь строк
Писать стихи забывший Блок.

Ещё одно лирическое откровение вышло из-под блоковского пера  23 октября 1920-го:

Вы предназначены не мне.
Зачем я видел Вас во сне?
Бывает сон — всю ночь один:
Так видит Даму паладин,
Так раненому снится враг,
Изгнаннику — родной очаг,
И капитану — океан,
И деве — розовый туман…
Но сон мой был иным, иным,
Неизъясним, неповторим,
И если он приснится вновь,
Не возвратится к сердцу кровь…
И сам не знаю, для чего
Сна не скрываю моего,
И слов, и строк, ненужных Вам,
Как мне, — забвенью не предам.

Ну, а действительно последнее произведение Александра Александровича вышло уже, когда он был тяжело болен 11 февраля 1921 года. Хорошая знакомая Блока библиотекарь Пушкинского дома (ныне Институт русской литературы Российской Академии наук) Евлалия Казанович попросила Александра Александровича написать что-нибудь в альбом своего заведения. Блок немедленно откликнулся и написал посвящение «Пушкинскому дому», завершающееся строками.

Пушкин! Тайную свободу
Пели мы вослед тебе!
Дай нам руку в непогоду,
Помоги в немой борьбе!
Не твоих ли звуков сладость
Вдохновляла в те года?
Не твоя ли, Пушкин, радость
Окрыляла нас тогда?
Вот зачем такой знакомый
И родной для сердца звук –
Имя Пушкинского Дома
В Академии наук.
Вот зачем, в часы заката
Уходя в ночную тьму,
С белой площади Сената
Тихо кланяюсь ему.

Без сомнения  работа в советских учреждениях – и  не в них одних, в  Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию деятельности  царских чиновников Блок  работал с мая 1917-го – сильно отвлекала поэта –  и без неё он написал бы больше, но дар его никуда не делся. Зато на умственные способности  Дюкова сближение с вертикалью власти явно повлияло не лучшим образом. Тем более сама власть,  пытаясь  создать некое подобие  цензуры, нередко ведёт себя подобно шизофренику.

Вот она проплачивает и рекламирует фильм «Предстояние», где над Сталиным всячески глумятся и пихают его физиономией в торт, а начальник пионерлагеря от страха перед органами писает в штаны.  Вот она же не допускает к прокату фильм «Смерть Сталина»  Армандо Януччи, где над  вождём тоже  глумятся и лужу пускает уже он сам. Одновременно телевизионные начальники  вырезают кадры со Сталиным при трансляции  киноэпопеи «Освобождение» и праздничного концерта в честь 270-летия МГУ… Искать логику тут бесполезно, но я верю: при следующем президенте Дюков с Рогозиным заметят и эти потуги, после чего сурово их осудят.

Юрий НЕРСЕСОВ

Век назад это делалось (изображалось) так же — только не в кино и не в самой России, что, наверное, путриоту Дмитрию Рогозину как-то не очень-то приятно как «царскому волку» позорному

От редакции: То, как об исторические фигуры большевиков, словно об скалы, ломает свои молочные зубки исторически новорожденная постсоветская буржуазия в её пропагандистских потугах воспеть капитализм и осудить социализм — тема благодатная. Кстати, Мигалков тут возник не случайно — моя статья о нём «Барин притомились» (как раз о неудачном продолжении «Утомлённых солнцем» — о всей «линейке» фильмов) в «ЛР» от 23 февраля 2015 года, помнится, вызвала одобрение даже таких старых читателей газеты, как супруга Лакшина и Бушин.

Потому что ведь и клеветать на большевиков за государственный счёт (за счёт силовигархии) — это привилегия! Её не всем дают и разрешают — отсюда такая «асимметрия» промеж той же «Цитаделью» и «Смертью Сталина». Ибо что позволено «Юпитеру» Мигалкову и даже поддержано кремлёвским рублём, вовсе не позволено «Луне» италийской в российском прокате (хотя, если мы сравним приёмы абсурдизации и «дожатия» хронотопа в том фильме и в недавнем «успешном» очередном «Мастере и Маргарите«, то найдём поразительные сходства). Но вот это — снова можно, потому что там «Фонд кино» одна из кубышек, а это Мигалков. И, насколько я понял по частоте трансляции сего кинца по телеканалам — все инвестиции заинтересованных лиц с лихвой «отбиваются» опять же не без лоббизма кое-кого кое-где…

Тут нужно не забывать, из какой морали родом весь правящий класс. Это мораль яростно антисоветская (Собчак — учитель Путина, Ельцин — учитель Мигалкова и генеральный спонсор «Утомлённых солнцем»), пробивающаяся в речи высших персон всё реже, но по той же причине и злее. Это, классовое, всё же первично — отсюда «вколачивание костылей» виктимизации: открытие памятника Солженицыну и Стены скорби (2018, 2017). Это — священно. «Ленин, Сталин и большевики — преступники, а Ельцин — святый освободитель наш» (такой у них императив за пазухой, потому открытие Ельцин-центра в Москве хоть тихой сапой, но прошло в прошлом году и там уже выставки творчества Юмашевых имеют место). Но вот отчего-то советский народ никак не принимает этой «истины». И к серёдке 20-х годов, особенно к началу войны они поняли, что руководить народом, упорно социалистическим уже не в первом поколении, — нужно всё же не без уважения к социалистическим его, этого народа, достижениям. Это очень неприятно господам миллиардерам (вспоминаем триколорное сокрытие мавзолея 9 мая)…

Взламывать массовые представления о том, «какой ценой» давался социализм, распиханный правящим классом по карманам, ошорам и поместьям, — начинал как раз Мигалков в 1994-м. И стопроцентно негативный (в реальности — не раз воспетый и сам вхожим в Кремль батюшкой, и такую лирику его дочери Светлане батя посвятил!) Сталин в первой фильме — невидим, но в виде изображения на аэростате он морально давит, ему отдаёт (примитивнейшая, но весьма на злобу дня сцена) честь коварный чекист Митя… А вот в «Цитадели» есть очень долгая сцена со Сталиным — то есть Мигалков осмелел. И вот в ней-то просачивается нечто из семейного быта «приближённого» батюшки.

Сцена кремлёвского чаепития с «военачальником зэков» — конечно, ненаучная фантастика, но лакейско-распоясавшуюся, мстительную мысль Михалковых, порождающую образы и даже сюжеты, трудно остановить. Сталин в образе этакого всесильного верховного Вампира, говорит там такое, от чего волосы встают дыбом даже у тех, кто знает обстановку в СССР времён ВОВ приблизительно, а не как историк. Говорит Сталин, что может быть новая гражданская война (это в разгаре Второй-то мировой у него такие мысли!) — а причиной этого немаловажного для СССР события станет… возвращение всех, кто сейчас на войне. Хоть стой, хоть падай. Логика такая: те, кто отдал Советской родине долг на фронте встретившись с тыловыми, не найдут общего языка… Чтобы этого не случилось, и предпринимается переброс невинноумученных политзэков с древками лопат для битвы с вермахтом. Но помогает им в той битве весесильная… мышь (это я пересказываю, чтоб никто не вздумал эту чушь смотреть)!

Нет, это не анекдот, это фильм, получивший огромную финансовую поддержку государства (нашу, налогоплательщиков — даже таких, как я, самозанятых), как имеет сейчас поддержку и клевета на Ленина (Сталина стараются не трогать — война же). А сцена с Чуриковой и танкистами в самом финале «Цитадели»?.. Такое ощущение, что Мигалков как настойчивый психотерапевт, старается «выговорить» всё, что наболело у реакционной интеллигенции за 80-90-е. Всё, даже заведомо абсурдное, надо воплотить на киноэкране — и заградотряды с «максимами», строчащие в спину «истинным патриотам», политзэкам, и поход с дрекольём их самих на вермахт…

Что это? Вернее — зачем это? А природа-то явления этого точно такая же, как у измышлений Рогозина и Дюкова: это классовый конфликт нынешнего общества (где 1% населения владеет почти 60% всех национальных богатств: финансовые активы, банковские вклады — мировой рекорд в области социального неравенства), отображённый в прошлое, в СССР, где трактовку событий диктуют НАМ миллиардеры, нас же, вот это же советское у нас, и грабящие…

Д.Ч.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Капча загружается...