Автор: Николая Николаевича Куприянова (1894–1933) знают как художника-графика и плакатиста в первую очередь. На его, преподавателя-вхутемасовца, творческий расцвет пришлись ярчайшие страницы истории нашего революционного отечества, — отсюда, конечно, «красная строка» в его биографии, связанная с Великим Октябрём. Однако, как и многие представители его поколения «ровесников века» (хронологически чаще они и постарше века самого, не в этом суть), Куприянов создавал не только то, что потом назовут масс-культом (причём «Окна РОСТа» как обобщённый образ того агитпропа — искусством признают позже, это была форма наиболее «охватной» коммуникации), не одни плакаты, многие из которых попали во все хрестоматии и просто поныне красуются в витринах многих книжных магазинов…
Купреянов был и тончайшим аквалеристом, мастером рисунка, ксилографии и литографии, книжной графики. Любая поисковая система выдаст множество его рисунков, не несущих никакого политического отпечатка (в нулевых я даже сайт «Купреянов.ру» сделал отдельный в подарок потомку — но, из-за непродления вовремя, доменное имя пропало): поправки времени и зрительского внимания внутри этого времени — всегда ощутимы.
Однако, как ни странно, книжная графика, сопутствовавшая первым переменам в Стране Советов, — в том числе и на уровне стиля стихо-написания, стихо-издания, — у Н.Н.Купреянова простиралась далеко за вообразимые нами сегодня пределы иллюстрации как таковой. Оказывается, он был мастером — причём имеющим мгновенно узнаваемый почерк, — книжного экслибриса. А создавать экслибрис — особое искусство, причём старинное.
Простейший способ визуального присвоения книги — подпись, автограф, — конечно, перерос в жанр, где определились отличительные черты. Стали делать специальные «печАтки» (иногда на поверхности кольца) — так это называлось. Однако многого искусства там не проявишь. Экслибрис из штришка на странице — стал разрастаться в маленькую картину, в миниатюру. Причём если взять экслибрисы начала 19 века и начала века 20-го — можно увидеть эту локальную эволюцию жанра. Наша задачка, однако, показать именно графика Николая Купреянова с этой, новой стороны.
Тут потребуется небольшое обще-биографическое лирико-историческое отступление. Из которого станет яснее, для чьих библиотек рисовал экслибрисы Н.Н.Купреянов — а были это, конечно, не случайные интеллигенты.
С семьёй Купреяновых нас свело Абрамцево — обитель не только художников и скульпторов, но и писателей (включая Ивана Ефремова — что я узнал недавно совсем, случайно, и теперь, ближайшим летом туда на велосипеде отправлюсь, буду искать его участок и дом!). Можно сказать, что с самых первых годков жизни — знакомы с Павлом Яковлевичем, внуком графика. А с известным советским скульптором Яковом Николаевичем, сыном графика, мама сдружилась задолго до моего рождения. Но поскольку первое лето 1975 года я провёл там, в Абрамцево, отсчёт лично и веду оттуда…
И одни и те же комары, пчёлы да шмели облетали-опыляли участки, где не только возлежал в колясочке созерцая ели товарищ Чёрный, но на открытом воздухе или в мастерской работали там и тогда Николай Соколов (из Кукрыниксов, — как он пишет маслом — я видал неоднократно, маринистом был видным), Зураб Церетели (мы позже, от Гассе часто ходили прямо через его участок, к нему домой по-соседски, — если позвонить надо, телефон и там был редкостью), Дементий Шмаринов, Фёдор Сергеевич Булгаков (сын религиозного философа-эмигранта, муж Натальи Михайловны Нестеровой)… Дом и участок Купреяновых на склоне Вори, у шоссе, — был за оврагом, для моего детского миропонимания-масштабирования очень далеко, в дремучем лесу.
В посёлке художников сложившаяся атмосфера — безмятежная, дружественная, я бы даже сказал, нежная, — конечно, была наследием мамонтовских времён. Когда тут же, за Ворей, гостили и творили у Мамонтовых — Врубель, Нестеров, Серов («Девочка с персиками» — там писана)… Знаменитая картина Михаила Нестерова «Философы» (с отцом Фёдора Сергеевича и отцом Павлом Флоренским) написана в Абрамцеве, как и «Девушка у пруда», и «Явление отроку Варфоломею» — причём я даже точку знаю, с которой этот вид открывается, там же примерно — скамейка Врубеля, майолика, ныне помещённая в прозрачный саркофаг.
Заметим, что начинал Н.Купреянов делать экслибрисы даже в такой неожиданной для знатоков его плакатов библиотечной сфере, как религиозная философия. Вот такой, как выше, экслибрисище создал Купреянов (причём, тут как с с той блохой Левши — надо учитывать микро-размеры) Фаворскому…
А поскольку с семьёй Каган-Шабшай график был связан очень тесно, конечно, в коллекции его экслибрисов не удивителен и этот, что ниже приведён. Обратите внимание, что на буквах, на создании из них подобия вензеля (с чего и начинались экслибрисы), график не зациклен — у него подход и здесь новаторский. В этих миниатюрах читается даже атмосфера той библиотеки, которую Купреянов, несомненно видел перед тем, как садиться за экслибрис.
Мне, конечно, вспоминается множество иллюстраций Купреянова при виде этого экслибриса — причём даже революционный броневик в Петрограде 1917 года… Однако здесь у художника нет никакой предвзятости. Не авторский стиль (штриховка, свето-тени, «вес» тёмных и светлых частей миниатюры) диктует содержание экслибриса, а всё-таки личность и даже обстановка дома у владельца библиотеки.
Сразу ясно, какой это Вышеславцев: храм, радуга (христианский символ бессмертия), колокольня. Удивительна многостаночность Николая Купреянова. Теперь мы знаем его и с этой стороны. А размеры каждой миниатюры — не больше почтовой марки, поэтому и в таких кляссерах…
Дмитрий ЧЁРНЫЙ
