Автор: Однажды в Америке… меня разыскал Томас Грехем и спросил, нет ли у меня желания совершить экскурсию в Пентагон.
Впрочем, прежде чем рассказать об этой «экскурсии», разумеется, в кавычках, необходимо сказать о самом Грехеме.
Среди американских посольских, работавших в Москве в годы перестройки, Грехем был, пожалуй, наиболее известным. Он отменно владел русским языком, занимался политической дипломатией и общался с огромным кругом совграждан, которые в тот период всплывали на поверхность общественной жизни. В отличие от подавляющего большинства западников, внешне он не делал различий между демократами-горбачёвцами и консерваторами, противостоявшими Яковлеву. Смысл его профессиональных забот был понятен: изучать внутриполитическую ситуацию в СССР.
Вдобавок, будучи дипломатом, он всё же не стеснялся публичности, однажды даже опубликовал очень громкую статью на страницах «Независимой газеты». Томаса можно было увидеть на самых разных политологических сходках, где он искал новых знакомств. Однажды в орбиту его интереса попал и я, как потом оказалось, на несколько десятилетий. Общались мы с Томасом не так уж редко, по его просьбе я познакомил его с Валентином Павловым, бывшим советским премьером и членом ГКЧП, а он меня – с тогдашним послом США Пикерингом. Грехем, повторюсь, изучал наш политический слой основательно и всеохватно. И как в этой связи не вспомнить об «отходной», какую он устроил по поводу своего отъезда из Москвы.
Достаточно сказать, что на пригласительном билете красовалась заметная надпись: «Адрес – Красная площадь, дом 1». Да, да, прощальный приём Томас устроил в парадном вестибюле Исторического музея с выходом на Красную площадь. То приглашение у меня сохранилось, и легко представляю, как он потом показывал его своим американским знакомым. И был на том приёме весь спектр советского политизированного бомонда – от Егора Яковлева до Проханова, от Шилова до Гельмана. Ни один другой американец не имел таких широких публичных связей в Москве.
Но только после общения с Грехемом в Америке я узнал ещё об одной его особенности, которую Томас уже не скрывал. Конечно, он был напрямую связан со спецслужбами, а, возможно, и погоны носил.
Потому и пригласил меня не просто посетить Пентагон, а «заглянуть» в политический департамент американского военного ведомства.
Это было очень интересно, и я согласился без раздумий. По двум причинам. Во-первых, я не был носителем не только государственной, но даже служебной тайны, а во-вторых, не был связан с нашими спецслужбами. Эти биографические подробности при зарубежных встречах имеют первостепенное значение, ибо снимают любые подозрения с любой стороны. Всё остальное относится к сфере политических взглядов и не вызывает вопросов. Именно по этим двум причинам я всегда чувствовал себя за рубежом свободным для самых неожиданных встреч, а объездил-то весь свет – от Австралии до Гавайев. Ещё студентом, получив для общения со своим научным руководителем академиком Бочваром, секретный допуск, я осознал его глубинный смысл и после оборонного сектора «Комсомолки», с 1964 года, ни разу не был, говоря служебным языком, зафиксирован на каком-либо закрытом объекте, будь то оборонный завод или «ящик», как раньше называли секретные НИИ. По этой причине однажды отказался от интересной писательской поездки в Вилючинск, на камчатскую базу нашего атомного флота.
Короче говоря, поехали мы с Томасом в Пентагон. У него оказался такой пропуск, что и меня с ним пропустили, даже не спрашивая документов, из чего я, разумеется, сделал соответствующие выводы. А всем знакомое снаружи пятиугольное здание Пентагона внутри меня удивило: на каждом этаже – широченные опоясывающие коридоры, по которым легко может проехать грузовик, были полны людей, словно улица с прохожими. Мы спустились на подземный этаж, не знаю, какой по счёту, и Томас привёл меня в средних размеров кабинет, где сидел человек в штатском, который представился – Эрик Эдельман, заместитель директора политического департамента. Его визитку я, по обыкновению, сохранил. А года два назад услышал по ТВ, что этого Эдельмана допрашивали по какому-то поводу на слушаниях в Конгрессе. Жив курилка!
Через минуту в комнату вошли ещё пять человек, – их Грехем представил как экспертов – расселись в свободно расставленные стулья, и пошёл разговор. Все они отлично говорили по-русски, как я понял, каждодневно читали основные российские газеты и были полностью в курсе того, что происходит в Москве. Их многочисленные вопросы касались лишь моей трактовки тех или иных событий, людей или фактов. По сути, повторилась история с моими лекциями в Гарварде: либеральная точка зрения им была хорошо известна, от меня они хотели услышать «мнение консерватора».
И возник по ходу разговора один любопытный момент. Видимо, они не могли поверить, что я не знаю английского языка, а потому использовали известный приём: один из них вдруг перешёл с русского на английский, прервав меня, и со странным жестом сказал что-то в мой адрес, а остальные в это время прямо-таки уставились мне в глаза. Думаю, сказал он что-то обидное, то, на что я должен был непроизвольно среагировать, если понял. Но я действительно не понял и спокойно продолжил.
«Собеседование» длилось больше трёх часов, и мне, надо сказать, было очень интересно. Вернувшись в отель, я много чего записал на память. Но в конце той «экскурсии» в Пентагон допустил промашку. Томас хотел проводить меня на станцию метро, которая находится внутри пентагоновского пятиугольника (кстати, пентагон по-латински это и есть пятиугольник), в дырке от бублика, но я зачем-то сказал, чтобы он меня отвёз так, как привёз, на своей машине. И конечной пентагоновской станции метро, куда, разумеется, пускают лишь по пропускам, не увидел. Жаль, хотелось бы. А про ту экскурсию в политический, а на самом-то деле разведывательный департамент Пентагона я примерно через полгода написал в одной из наших газет. На всякий случай. Чтобы америкосы не думали, что я из каких-то внутрироссийских опасений предпочитаю помалкивать о своём общении с ними.
Анатолий Салуцкий
