Автор: Саша подступался к студенчеству осторожно. После школы ничего хорошего он не ждал, и поначалу опасения казались оправданными: пары были скучными, университетские корпуса – облезлыми и жалкими, а решение поступить в третьеразрядный технический вуз – именно настолько абсурдным, насколько и казалось в 11 классе.
Но первое впечатление было обманчивым. Жить становилось все лучше и – совсем незнакомое чувство – счастливее. Ходить в университет Саша почти перестал (о сессии и вообще о том, что будет завтра, он не думал). Вместо этого он бесконечно гулял с непонятно откуда взявшейся компанией, пил вино из «Дикси» во двориках, ходил на дешевые дневные сеансы в кино, ошивался в книжных, ездил на рейв в лес и в Москву в сидячем вагоне.
Он оказался болтливым и веселым (одноклассникам бы рассказать – не поверят), легко перечитывал студентов философского и пересматривал студентов Института кино, в основном, потому что не тратил время на учебу. Мир был огромным, жизнь – захватывающей, грустные пассажи из Камю и Шестова не трогали, потому что Саше было 18 лет и это была его первая студенческая осень в Петербурге.
Когда похолодало и небо затянуло тучами так, что никто уже не выключал свет днем, тусовка переместилась в квартиры. На одной из таких домашних посиделок Саша познакомился с Андреем. Они быстро стали лучшими друзьями. Андрей был улыбчивым, светловолосым, румяным и полнощеким, хотя и не полным. Одет он был всегда в несколько слоев, как капуста: футболка, рубашка, флиска, куртка и огромные наушники на шее.
В отличие от Саши, – в прошлом подавленного школьника, из которого, как Чужой, вырвался неудержимый болтун и «душа компании», – Андрей был тихим и стеснялся новых людей. Зато он умел говорить просто и прямо о самой сути, не оглядываясь на других и не теряясь в подростковых умствованиях. С Андреем Саша мог и Хлебникова обсудить, и аниме посмотреть, выпив на двоих десяток банок самого дешевого пива.
Зимой начались митинги. Саша с Андреем не пропустили ни одного. Политических взглядов у них не было, но были политические ощущения. Например, отторжение, испытываемое к лоснящимся от украденной у народа нефти и газа кремлевским рылам и симпатия к лозунгу «Мир хижинам, война дворцам». Морозным январским днем они оба орали его что есть мочи в Александровском саду, пока не заметили трех приближавшихся к ним омоновцев. Один из них с размаху ударил по лицу женщину с плакатом, та повалилась на землю и Саша увидел кровь на рассеченной губе.
Он никогда не был особенно смелым. Скорее, наоборот, всю жизнь Саша был трусоват. Но в секунду, когда дубинка обрушилась на женщину рядом, он почувствовал, что сможет заставить себя поступить правильно. А почувствовав, взял и заставил. Саша схватил женщину за пуховик и стал оттягивать назад. Вцепившись в его руку, она быстро поднялась и втроем они побежали по Гороховой. Омоновцы не стали их догонять, сосредоточившись на людях, оставшихся в сквере. Но, к Сашиному ужасу, Гороховую со стороны Мойки перекрыла еще одна цепочка космонавтов.
Бежать было некуда, люди бросились во дворы, Саша с Андреем и женщиной с рассеченной губой ломились в двери парадных, одна из них была открыта. Они позвонили во все квартиры на первом этаже, наконец, пожилая женщина открыла им, с криком «Живо!» втянула в прихожую и закрыла дверь. Через несколько секунд в парадной загремели ботинки, щиты стали биться о стены.
Омоновцы звонили и били кулаком во все двери. Саша, Андрей и две женщины не проронили ни звука, все еще стоя в прихожей. Наконец все стихло. Хозяйка квартиры позвала троицу на кухню и разлила по кружкам чай. В американских фильмах в этот момент все стали бы переглядываться, осторожно улыбаться и наконец неудержимо захохотали. Но все четверо только затравленно молчали. Наконец Саша сказал: «Спасибо вам». Пожилая женщина устало махнула рукой.
Женщина с рассеченной губой оказалась бухгалтером и навальнисткой. Хозяйка квартиры – учительницей французского на пенсии. Постепенно все четверо пришли в себя, выпили еще два чайника чая и разошлись друзьями. Сашин испуг быстро прошел, но осталось тяжелое чувство безрезультатности всех этих митингов.
Саша успел эмоционально вложиться в то, что «Россия будет свободной», но не мог представить, как перешагнуть через эти щиты и дубинки. Он так ничего и не придумал, но понял, что само ощущение тупика будет преследовать его много лет, а может быть, и десятилетий. Он был так молод, но в его жизни прочно поселилось разочарование.
И все-таки молодость брала свое. Наступила весна, свежий воздух с Невы кружил голову. Зимнюю сессию Саша сдал с трудом, на одни тройки и с пересдачами, но ему по-прежнему было плевать. Теплым апрельским днем они с Андреем и компанией поехали на дачу к общим знакомым, до глубокой ночи пили и смотрели кино.
Саша проснулся на рассвете, жадно выпил два стакана холодной воды, натянул ботинки и вышел погулять. По весеннему полю стелился туман. Саша дошел до местной речки-вонючки и деревянного моста через нее. Остановившись посередине моста, он обнаружил, что и впереди, и позади него все затянуло туманом, – ничего не разобрать.
Однажды они должны были встретиться с Андреем у «Чернышевской», чтобы погулять по открывшемуся после зимней спячки Таврическому саду. Андрей вышел из метро, и Саша увидел, что у него синяк под глазом. Саша знал, что у Андрея проблемы дома. Его отец был судебным приставом и мудаком. Саша в очередной раз сказал, что Андрею срочно нужно съезжать от родителей, и предложил снять квартиру на двоих – ну хоть самую распоследнюю дыру, хоть на Парнасе.
– Не хочу.
– Да почему?
– Не хочу, и все.
В конце концов Андрей посмотрел Саше прямо в глаза и очень спокойно сказал: «Не волнуйся, все в порядке. Я разберусь». В итоге он выбил себе комнату в общаге, хотя и был прописан в Питере.
Наступило лето – холодное, дождливое. Саша с Андреем поехали в Волхов, где Сашины родители навещали бабушку с дедушкой. В планах было пообедать с Сашиной семьей и уже вдвоем отправиться на дачу. Саша предвкушал уютный вечер с пивом, кино, настолками и болтовней обо всем на свете. И все-таки чувствовал легкую тревогу и грусть. «Ого, уже с родителями знакомишь», – сказал Андрей и улыбнулся.
Они действительно пили пиво и играли в настолки до глубокой ночи, в итоге разошлись по комнатам. Андрей напоследок пристально, без улыбки посмотрел на Сашу. Тот криво, виновато улыбнулся. Утром Андрей выглядел мрачным и не мог скрыть разочарования, но отговорился тем, что от пива голова болела.
И все-таки их дружба продолжалась, пока одной питерской ночью они не познакомились в баре с двумя девушками. Саша прилип к одной из них и все стало понятно. Его плотный поток болтовни, шуток и историй встретил ее вполне благосклонное внимание. Саша перестал следить за происходящим вокруг, рассеянно пожал Андрею руку, когда тот собрался уходить. В Сашиной груди бушевало и горело невыносимое, сладкое чувство.
На следующий день Андрей написал Саше: «Извини, очень тяжело. Счастья тебе». Саша знал, что они с Андреем больше не увидятся. Его охватила грусть, вина, желание ответить «В смысле? Хорош фигней страдать. Сегодня в 19 у “Авроры”». Сердце колотилось так, что шумело в ушах, он уже потянулся к телефону, но быстро отложил его в сторону. Ничего нельзя было сделать. В горле стоял комок. Это просто надо пережить.
Четыре сезона счастья, но Саша с удивлением понял, что накопились и шрамы. Самоуверенная молодость приобрела объем, глубину, вычерченные страхом, разочарованием, виной. Как противно становиться взрослым.
Начался новый учебный год.
Илья МАТВЕЕВ, ленинградец, иноагент, инсургент, диссидент
