Автор: Блок переехал на Малую Монетную в августе 1910 года. «Светлая, как фонарик, вся белая квартирка, – писала Зинаида Гиппиус. – Нас встретила его жена. А Блок еще спал. Вернулся поздно – только утром. Через несколько времени он вышел. Бледный, тихий, каменный, как никогда…»
«У окна – письменный стол, лампа под бумажным гофрированным абажуром», – описал кабинет Блока Грааль Арельский, молодой поэт.
«На столе был такой порядок, – добавит Корней Чуковский, – что хотелось немного намусорить… Вещи, окружавшие его, казалось, сами собою выстраивались по геометрически правильным линиям…»
«Мебель красного дерева – русский ампир, темный ковер, два книжных шкапа по стенам. Один с отдернутыми занавесками – набит книгами. Стекла другого затянуты зеленым шелком. В нем бутылки вина “Нюи” елисеевского разлива №22», – пишет уже Георгий Иванов, поэт, появившийся здесь с Чулковым еще будучи кадетом. Глазастым оказался кадет: только он заметил, что, работая, Блок раз за разом наливал себе вина, причем всегда в новый, тщательно протертый стакан, залпом выпивал его и опять садился за стол. «Без этого, – утверждал Георгий Иванов, – не мог работать…»
Город спит, окутан мглою, Чуть мерцают фонари... Там далёко, за Невою, Вижу отблески зари. В этом дальнем отраженьи, В этих отблесках огня Притаилось пробужденье Дней тоскливых для меня...
Блок – самый «серафический» из поэтов – аккуратен и методичен до странности, вспоминал Иванов. Если он заперся в кабинете, все в доме ходят на цыпочках, трубка с телефона снята. Это не значит, что он пишет стихи. Чаще он отвечает на письма. «Почерк у Блока ровный, красивый, четкий. Пишет, не торопясь, уверенно, твердо. Отличное перо (у Блока все письменные принадлежности отборные) плавно движется по плотной бумаге», — не без зависти сообщает Иванов.
Кстати, письма Блок не только нумеровал, но и фиксировал в специальной книжке оливковой кожи с золотым обрезом. Писем получал множество, порой вздорных и сумасшедших. Но от кого бы письмо ни было, непременно на него ответит, в одну графу занесет, от кого и когда получено, в другую – краткое содержание письма и даже своего ответа. «Откуда в тебе это, Саша? – спросил его однажды Чулков, который никак не мог привыкнуть к блоковской методичности. – Немецкая кровь, что ли?» И запомнил ответ: «Немецкая кровь? Не думаю. Скорее – самозащита от хаоса…»
Много писем было от женщин, от незнакомок: его боготворили. Мать писательницы Либединской, Татьяна Толстая, поэтесса с псевдонимом Татьяна Вечорка, вспоминала, что ее подруга Сонечка, «тургеневская девушка» с мягкой длинной косой и кожей в родинках, подкрадывалась к дверной ручке Блока на лестнице и обцеловывала ее. А однажды, встретив поэта на улице, весь вечер незаметно шла за ним и подбирала его окурки. Целую коробку набрала и едва не молилась на нее потом. Так к нему относилась молодежь, и особенно девицы. А он, крутя романы с актрисами, признавался, что больше любит женщин, похожих на героинь Достоевского…
Тихо я в темные кудри вплетаю Тайных стихов драгоценный алмаз. Жадно влюбленное сердце бросаю В темный источник сияющих глаз.
Неземной Блок легко достигал вершин, «неземных высот», но столь же легко и вполне осознанно опускался и на самое дно».
Отрывок из книги Вячеслава Недошивина «Прогулки по Серебряному веку»
ОЛЬГА ДЬЯКОВА
***
Искусство жить среди людей –
Благоземное дарованье.
У стихотворца нет друзей,
Поскольку движет им страданье.
Законом жизни явлен труд.
Поймёшь талант по силе тока,
Когда незримые придут
Продолжить отнятое роком.
Путь уготованный тернист,
Сотри налёт несовершенства.
Тебе потом предъявят иск
И реализм и декадентство.
***
Прозорливец неподвластный
Не искал себе приют.
Пел в эфире хор прекрасный,
А пророки – не поют.
Велика земная плата
За Небесные Врата.
В яром зареве заката –
Смерть Сократа и Христа.
Делать вид иль быть поэтом –
Эта разность на виду.
Обретая скорость света,
Мысль проходит сквозь звезду.
Тот запомнится, кто пишет,
Сея образы в пути,
Кто порывно, страстно дышит,
И не мешкает уйти.
***
Ты нёс оружие ума…
Вокруг сгущалась полутьма.
Привиделся земной покров
Подвалом канувших миров.
Из камня дерево росло –
С таким упорством мастерство
Себя стремится утвердить
Сквозь вечность продевая нить.
В реченье северной реки –
Величье блоковской строки.
Поэт, ты кормчий корабля,
Но держит якорем земля.
***
Поэт, к тебе в пути
Вся нечисть – тянет руки.
Приходится идти
Сквозь дантовые люки.
В котле сердечном жар,
Переходящий в строчки.
Откуда этот дар,
Разросшийся из точки?
О, горний дух высок,
И вдохновитель волен
Вбирать воздушный ток,
Идущий с колоколен.
***
В заиндевелом декабре
Пришли мечтательные строки.
Метель, летя на помеле,
Нещадно обжигала щёки.
В неясном свете вечеров
Рука становится кометой,
Ответом на бездушье слов,
Жестоко брошенных поэту.
Что можно знать наверняка
В наплывах сумрачных наитий?
И только верная строка
Опережает ход событий.
***
Кандальным звоном изнуренья
Ковался режущий металл.
Несли всех разные теченья –
Кто вольно время выбирал?
Меч ангела – в Эдем не пустит,
Мы на земле свой рай творим.
Свободу объявив изустно,
Преобразуем Третий Рим.
Менялось настроенье неба
Для тех, кто к Мiру подключён.
Поэт берёт Олимп с разбега,
Он на бессмертье обречён.
***
Пошла одиноко по краю села
Смотреть, как свой цвет изменяет земля.
В нахмуренном небе висел островок,
В его очертаниях виделся Блок…
Казалось, что звёзды касались лица.
А я после смерти пройду до конца?..
Жизнь – грубая схема – итожит судьба.
Стезя – это сфера, где правит борьба.
Но вдруг от бессилья пред бездной утрат
Невидимо крылья твои задрожат…
Былое столетие с полки возьмёшь –
В висках застучит вдохновения дождь.
***
Время требует дань
Невозвратом былого.
Ум заточен на даль
Вроде стали калёной.
Мир стихии сильней
Человечьей породы.
Но твой опыт сложней
Притязаний природы.
Одержимым огнём
Вдохновляется Слово
Незабвенных имён,
Из былого – да ново!
***
Я чувствую волненье в Море Мира,
Дающее запечатлённость странствий,
Несущее творенье людям лиры,
Живущим на границе вечной страсти.
Мне звуки города чужими стали.
Я холоду противилась привычно.
А в памяти невольно возникали
Мыслители отваги поэтичной.
Когда-то Блок под вечер леденелый
Поведал переменчивой подруге,
Как Байрон, переплывший Дарданеллы,
Не одолел любовного недуга.
***
Огонь свечи тревожит память,
Пока поэт перо меняет
И развивает дух свободы,
Достойный вольности природы.
Не потеряет вещий голос,
Когда выстраивает образ.
Лишь пара мёрзлых тополей
Глядит в окно его огней.
Несёт волна стихотворенья,
Избегнув рифов заблужденья.
Поэт томим внезапным чувством,
Он жрец и мученик искусства.
***
Век набирает силовой разгон,
Достигнув ослепительного света.
Когда тебя заметит Аполлон,
Откроется суровый путь аскета.
Призывный дух владечествует мной,
К преодоленью бренности готовя.
Идёт слиянье красоты земной
С могуществом завещанного слова.
БЛОКУ
Тебе улыбнётся презрительно Блок –
Трагический тенор эпохи.
Анна Ахматова
Нет, он не тенор –
Титан времён.
В надломе эры
Был прав во всём
Срывавший маски
Властийных лож
В разгулье пляски,
Судьбе под нож.
Кто славу мерит
Судом эпох?
Эрис* и Эрос
Нас бьют с-под ног.
Но видно, верит
Поэту Бог.
_______________________________
* С др. греч. бог ненависти и борьбы.
Рисунок Елены Есиной
