МОЙ КОМАНДИР. К 75-летию легендарного генерала Геннадия Трошева

Его детство прошло в Грозном. В частном доме на улице Коммунистической. Рядом находилась автобусная остановка с необычным названием «Деловая». С соседями ладили, ходили друг к другу в гости. Те времена он всегда вспоминал с особой теплотой. Наверное, поэтому Геннадий Николаевич, уже будучи кадровым офицером и постоянно переезжая из одного гарнизона в другой, всегда старался найти возможность заглянуть в родные места, посетить могилы своих родственников. Здесь — на русском кладбище — похоронены его родная сестра Любочка, бабушка, тётя и дядя.

Родом из этих мест и его мама Трошева Надежда Михайловна, терская казачка. Она познакомилась с боевым лётчиком-фронтовиком Николаем Трошевым в Ханкале в 1946 году. Через год на свет появился Геннадий. Родился уже в Берлине, вернее, на подъезде к городу. Родовые схватки начались в поезде. Надежда Михайловна направлялась к новому месту службы мужа.

Спустя шестьдесят один год легендарный генерал погибнет в нелепой авиакатастрофе под Пермью, на малой родине своего отца.

---

МАЛАЯ РОДИНА

В январе 1995 года в Грозном обстановка была сложной: шли бои. Тем не менее, Трошеву удалось выкроить время и побывать в родительском доме. Он стоял недалеко от стадиона «Терек», где как раз располагался командный пункт генерала. Геннадий Николаевич вспоминал: «Подъехали к дому. Всё забито, заколочено досками. Постучал. Дверь открыл молодой парень, лет двадцати семи, чеченец. Он знал мою двоюродную сестру.

— Я слово сдержал, сохранил, что смог, — сказал парень и пригласил в дом. Только в сарай попал снаряд, угол снесло, а всё остальное уцелело.

Пришли пожилые женщины, почему-то все чёрные, худые, заплакали. Одна из них меня узнала. Я, когда позже матери это всё рассказал, она тоже не сдержала слёз.

Гвоздём застрял в памяти ещё один эпизод. Молодая беременная женщина с Урала приехала в Грозный к своей матери. А тут война. Рожала она под бомбёжками, в подвале. Роды принимала соседка-старуха. Я помог этой женщине выбраться из города. Её на бронетранспортёре доставили на аэродром Северный, затем переправили в Моздок, а оттуда — на Урал.

— Мы, товарищ генерал, обязательно увидимся, — трогательно пообещала она на прощание.

Не знаю, где она сейчас. Дай бог здоровья ей и её дочери, родившейся под бомбёжками в январский день 95-го».

В феврале-марте войска группировки «Юг» под командованием Трошева успешно действовали в предгорных районах Чечни, на шалинском направлении. Немаловажной, а лучше сказать, главной особенностью проводимых войсковых операций было то, что, освобождая населённые пункты от боевиков, Трошев неукоснительно требовал от своих подчинённых не допускать разрушений жилых домов, больниц, школ и детских учреждений. Артиллерия вела огонь по выявленным целям в основном на подступах, а в самих селениях действовали штурмовые отряды и манёвренные группы.

Такого принципа Трошев придерживался всегда, в том числе при проведении последующих операций. Где-то в подсознании сверлила мысль о малой родине. Здесь он вырос, часто бывал в пионерских лагерях, расположенных по обе стороны горных рек. Может быть, в те дни пришёл к твёрдому убеждению, что боевиков с оружием надо уничтожать, а с мирным населением проводить кропотливую разъяснительную работу.

К этим мыслям он возвращался не раз, продумывая ход боевых операций. Изменилась и ситуация после затяжных, кровавых боёв в Грозном. Она требовала новых подходов в тактике войны. Взять, к примеру, связь. Связь — это нерв боя. В самом начале войны, особенно во время штурма Грозного, в эфире творилась настоящая вакханалия, полная неразбериха. Хуже всего, что боевики частенько хозяйничали на наших частотах.

Трошев утвердил план начальника связи группировки полковника К. Школьникова, состоявший в том, чтобы полностью подавить радиопомехами переговоры дудаевцев. Ввели также чёткие правила радиообмена, особые позывные, которые знали только командиры, закодировали команды и особые сигналы.

Командующий опирался на офицеров, которые в своё время служили в этих местах. Например, полковники А. Куадже и С. Макаров. Они хорошо знали местность, чуть ли не каждую лесную тропу. В советские времена рядом с селением Шали располагался танковый полк мотострелковой дивизии, а также хорошо оборудованный полигон. Всё это помогло при подавлении Шалинского узла сопротивления. Село, кстати, считавшееся самым крупным на постсоветском пространстве, осталось целым.

В конце марта 1995 года, когда было принято решение создать Объединённую группировку войск министерства обороны, Анатолий Квашнин уже возглавлял Северо-Кавказский военный округ, но практически безвылазно находился в Чечне, оказывая помощь генералу А. Куликову. Он был назначен руководителем всех силовых структур, выполнявших боевые задачи в республике.

Трошев на предложение Квашнина стать первым командующим войсками минобороны в Чечне согласился без колебаний. Затем был представлен Анатолию Куликову. В армии всегда существовала подобная практика при назначении на вышестоящую должность.

При встрече Анатолий Сергеевич Куликов напомнил Трошеву о малой родине. Спросил прямо:

— Геннадий Николаевич, я знаю, что ты родом из этих мест. Не боишься ли, что твоим родным и близким начнут мстить?

— Вы же не боитесь, товарищ генерал, — ответил Трошев. — И я не боюсь… Я пришёл сюда не для того, чтобы чеченский народ уничтожать, который хорошо знаю, а чтобы защитить его от бандитов. Надеюсь, чеченцы поймут, что я им не враг. Это, во-первых. А во-вторых, если вы с Квашниным мне доверяете, то я постараюсь не подвести…

Трошев не подвёл. В апреле начались основные боевые действия в горах Главного Кавказского хребта. Боевики, несмотря на понесённые потери на равнине, основательно готовились к горной войне. Пополнили запасы вооружения и продовольствия (они доставлялись преимущественно из Грузии), в поредевшие отряды влились наёмники и добровольцы, основательно укрепили опорные пункты, тщательно их замаскировав и выставив целую полосу минно-взрывных заграждений.

Войска группировки министерства обороны также были готовы к действиям в горах. Командующий генерал Трошев лучше многих понимал, что в такой ситуации важен морально-психологический аспект. Чего греха таить — кровопролитные бои в Грозном с немалыми потерями в какой-то момент деморализовали армию. Хотя и не сломили её. И здесь сыграл проверенный и действенный способ — личный пример. Генерал Трошев в те дни постоянно находился на ногах, на броне, в вертолёте и даже в кабине самолёта-штурмовика. Вдоль и поперёк прощупывал передний край обороны противника, нередко, под самым носом у дудаевцев.

— Я просто обязан был показать личную храбрость. И не потому, что такой смелый и ничего не боюсь, — рассказывал мне Трошев. — Нет. Страх всегда присутствует на войне. Просто стремился к тому, чтобы мои подчинённые, особенно офицеры среднего и младших звеньев преодолели нерешительность. Ведь многие из них не прошли через штурм Грозного, зато были наслышаны об ужасах тех дней.

Мотострелки и танкисты, десантники и артиллеристы, лётчики и вертолётчики действовали по всем правилам военной науки. Маневрировали, заходили в тыл противника, чётко взаимодействовали друг с другом, обеспечивали скрытность и внезапность, высаживали десант прямо в горах. Благодаря помощи разведчиков, безошибочно определяли координаты так называемых кочующих танков и миномётов на автомобилях (эдакое ноу-хау боевиков).

В начале лета 1995 года нашим войскам удалось сломить сопротивление боевиков и захватить важные стратегические районы Чечни.

Пожалуй, это был самый значимый успех федеральных войск в первой чеченской войне, причём, с минимальными потерями. Даже полевые командиры бандформирований признавали умение генералов Трошева, Булгакова, Шаманова грамотно и чётко проводить операции в горах.

Уже позднее, особенно во вторую чеченскую кампанию за Трошевым прочно закрепился статус не только окопного генерала, но и своеобразного военного дипломата. Он умел разговаривать с людьми, в частности, с местными жителями: старейшинами, простыми сельскими тружениками, молодыми ребятами, чьи мозги затуманила удуговская пропаганда. И ему верили, потому что знали, что генерал сдержит обещанное слово.

Особенно такие моменты возникали во время переговоров при подходе к населённым пунктам и в ходе боевых действий. Жители чеченских сёл и городов знали, что генерал — их земляк, поэтому зачастую находили общий язык.

В результате таких контактов, многие населённые пункты освобождались без единого выстрела. Местные жители сами выдавливали бандитов и непримиримых из селений. Да и сами боевики стали переходить на сторону федеральных сил.

Не случайно, десять лет назад жители Грозного одобрили решение руководителя Чеченской республики Рамзана Кадырова назвать одну из улиц города в честь своего земляка — Геннадия Николаевича Трошева.

Хочу сказать, что улица в Грозном — не единственная, что носит имя прославленного генерала. В Нальчике, например, в его честь назвали и среднюю школу, в которой Геннадий Николаевич учился с 1958-го по 1965 годы и переименовали улицу Школьную, расположенную рядом с учебным заведением. Есть улица генерала Трошева в Краснодаре.

ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ

Трошев был близок к обыкновенному солдату войны. Мог запросто отобедать в походной солдатской столовой, попить крепкого чая из обыкновенной алюминиевой кружки. В редкие минуты отдыха составить компанию не только офицерам, но и солдатам у костра или рядом с печкой-буржуйкой. Бывший старшина роты, участник боевых действий Сергей Чурсин, живущий ныне в Белгородской области, не раз рассказывал мне: «Вы знаете, Тимофеевич, на войне мы видели не только своих командиров, но частенько пересекались с командующим Трошевым. Прилетая к нам на передний край, общался с нами порой больше, чем некоторые подполковники и полковники…».

***

Март 95-го. Войска южной группировки ломают «через колено» сопротивление боевиков в предгорьях. Командующий не засиживается в штабе. За один день успевает побывать в разных местах: на огневых позициях артиллеристов, на командном пункте пехотинцев, в развёрнутом полевом госпитале. В тот раз вернулся затемно.

Густой туман спустился с горы Гойтенкорт. Селение Шали, хорошо просматриваемое с этих мест в дневное время, погрузилось во мрак. Заснуло.

В штабе кипела работа. Офицеры оперативного отдела наносили на карте последние штрихи, уточняли донесения разведки.

Начопер полковник В. Кондратенко докладывал бойко, даже весело. Трошев сразу заметил блеск в его глазах, даже уловил игривую интонацию.

— Знаю, что пашете без передыха, — рубанул Трошев. — Претензий у меня к вам нет. Но разрешаю расслабиться только после восьми вечера.

— Так повод есть. И весьма серьёзный!

— Какой?

— Товарищ командующий, с днём рождения!

Геннадий Николаевич даже присел. Внимательно посмотрел на Кондратенко и других офицеров штаба. А затем вновь на Кондратенко. Словно прочитав крылатую фразу одного из героев фильма «Ликвидация»: «Давид Маркович! Так вам наливать?».

— Вот черти, помните! А я подзабыл. — И засмеялся. Пожалуй, впервые за последнее время.

Тут же подсуетились тыловики. Быстро накрыли походный стол с нехитрой закуской. Опрокинули по три небольших рюмки. За здоровье командующего, за успех в предстоящей операции…

Генерал Трошев никогда не злоупотреблял спиртным, но и ярым поборником трезвости не отличался.

Всегда придерживался принципа: где, когда и с кем.

***

Трошев хорошо понимал, сам не раз прочувствовал, как тяжело публично говорить о тактических просчетах и боевых потерях. Но и умалчивать об этом нельзя, ведь в противном случае общество перестает доверять официальным источникам. В этом плане показателен пример с 6-й ротой десантников, принявшей неравный бой под Улус-Кертом с превосходящими силами боевиков.

В штабе группировки случился ступор. Пожалуй, впервые за последние месяцы боев. Москва молчала, армейское руководство в Ханкале также решило пока ничего не сообщать прессе. Но шила в мешке не утаишь! Меня ежеминутно дергали журналисты информагентств и телевидения, расспрашивая о больших потерях в горах.

 — Что говорить? — допекал я, в свою очередь, оперативников штаба, которые уже получали донесения из штаба Восточной группировки. Те только разводили руками. Скажи, мол, что-нибудь. Потом разберёмся.

 Ничего себе, «скажи что-нибудь»! Нужна информация!

Но затем и вовсе поступила команда — до особого распоряжения журналистам ничего не выдавать. Словом, «табу», как в Моздоке в январе 1995-го.

В общих чертах я, конечно, владел информацией, но донесения поступали в течение суток. Ровно столько шел бой на высоте 776. Сведения разнились. Однако молчать было нельзя. Честно скажу, несколько слукавил. Во-первых, имел приказ от начальства пока не разглашать информацию. Во-вторых, помогли сами журналисты. Задали вопрос о крупном боестолкновении совсем в другом горном районе Чечни, в 100 километрах от реального места боя. Что ж, какой вопрос — такой ответ! Я прокомментировал, что в том районе, где указал репортер, боев в данный момент нет. В остальном информация уточняется. Казалось бы, и не соврал. А у самого кошки скребут на душе. Прилетел на вертушке Трошев. Я к нему. Коротко переговорили. Он был уже в курсе и владел полной информацией. Я объяснил настырность коллег из газет и телекомпаний, которые штурмуют меня, пытаясь добиться комментариев, а сами толком не знают, где и и что произошло. Сам был свидетелем, как некоторые штабисты советовали генералу умолчать об истинных потерях. Трошев размышлял недолго.

 — Геннадий, собирай журналистов. Срочно!

 Он точно знал: любая правда, пусть и горькая — лучше сладкой лжи. Трошев первым рассказал о бое в горах, о потерях. Четко, взвешивая каждое слово, акцентируя внимание на причинах случившегося и общей ситуации. Добавлю, что к тому времени генерал уже не возглавлял Восточную группировку. Казанцев находился в госпитале, у него прихватило сердце. На месте Трошева другой сослался бы на обстоятельства: мол, обращайтесь к командующему Восточной группировки или к десантникам. Мог бы и вовсе промолчать или отделаться дежурными фразами. Но Геннадий Николаевич принял удар на себя.

  ЧТО ОСТАЛОСЬ ЗА КАДРОМ                

Известные люди – политики, актеры и военачальники, неизбежно попадают в поле зрения средств массовой информации. Любые подробности их личной и общественной жизни – хотят они того или нет – становятся достоянием общества. Редко что удается скрыть от глаз общественности: семья, дети, увлечения, реакция на то или иное значимое событие – все это попадает под прицел теле- и фотокамер, частенько становится предметом обсуждения на страницах журналов или газет.

Генералы Виктор Казанцев, Геннадий Трошев, Владимир Шаманов в свое время чаще других мелькали на экранах телевидения, в лентах информационных агентств и газетных полос. Выступали в прямых эфирах и новостных выпусках федеральных каналов, особенно в период второй чеченской кампании.

Отмечу, что в ходе второй Чеченской кампании кое-кто из лидеров северокавказских республик и высокопоставленных чиновников в Москве пытались вбивать клин между Казанцевым, Трошевым и Шамановым. А за год до начала боевых действий (1998) некоторые коллеги-остряки стали всерьез рассуждать о возможном присоединении трех генералов к весьма популярному в то время генералу Л. Рохлину, депутату Государственной думы, открыто призывавшему корпус, которым он недавно командовал, не меньше, не больше – организовать поход на Москву.

Однако, вопреки ходившим мнениям, Казанцев и Трошев не поддержали своего сослуживца. Более того, выступили на заседании Военного совета округа с призывом не допустить раскола в армейских рядах.

Определенные слухи о распрях между генералами распространялись в прессе. Конечно, доходили и до них. Но оба, к их чести, сразу отбрасывали всякие наговоры и вымыслы, особенно в публичном пространстве. На подобные вопросы журналистов отвечали прямо: «Слухи и сплетни не комментируем!» Поэтому слухи, сплетни, всевозможные домыслы отошли на задний план и, слава Богу, не стали предметом серьезного обсуждения в медийном пространстве. Вакханалия в СМИ наступила позднее, после подписания указа Президента РФ о снятии с должности командующего войсками округа генерала Трошева.

Вспоминаются в этом смысловом контексте некоторые публикации в федеральных СМИ, которые сводились к нескольким посылам. Первый. Было в то время в армии несколько высокопоставленных генералов, которые отказались возглавлять боевые операции по наведению конституционного порядка в Чечне. Вначале это сделали заместитель министра обороны генерал Г. Кондратьев и заместитель главкома сухопутных войск Э. Воробьёв. Не пожелал участвовать в чеченской войне и генерал Б. Громов. Вскоре после увольнения в запас они нашли себе тёплые места в высоких структурах: один из них стал депутатом Государственной думы, другой – губернатором Московской области. А с Трошевым поступили круто: быстро и чересчур скоро, как посчитали некоторые аналитики.

Второй посыл. Разногласия, командующих группировками «Запад» и «Восток» с командующим Объединённой группировкой войск на Северном Кавказе стали предметом обсуждений не только в штабах. Кое-какие сведения просачивались в прессу. Дело в том, что не имея официальной информации, некоторые журналисты прибегали к своим источникам, которые информировали их за деньги. В то время в СМИ появился даже соответствующий термин – достоверный источник в штабе.

На самом же деле, в генеральской среде происходили стандартные разборы полётов, пусть и на повышенных тонах. Вот как генерал Трошев описывает такие «непонятки» в своей книге «Моя война»:

Все генералы были раздражены (речь идёт о втором штурме Грозного в январе-феврале 2000 г. – Ред.). Я – тем, что выполнял «не свою задачу», Шаманов – тем, что опаздывает, Казанцев (как командующий Объединённой группировкой федеральных войск) тем, что кампания срывается и приходится латать дыры за счёт других, как тришкин кафтан… «Что там у вас происходит? – звонила Москва. – Вы что, разобраться между собой не можете? Славу, что ли делите?»

Казанцев стал наезжать на Шаманова: что ты, мол, уперся в эти старые маршруты – меняй направление удара! «Не вам меня учить, – огрызался Владимир Анатольевич. – Я эти районы знаю, как свои пять пальцев, ещё по первой войне…» Дошло в конце концов до того, что два генерала стали переходить порой на нецензурную брань.

Конечно, подобные выяснения отношений плохо сказывались на общей атмосфере в штабах. К чести генералов, свои разногласия они никогда не уводили в публичную плоскость. Своеобразным третейским судьей, как правило, выступал начальник Генерального штаба Анатолий Квашнин. К его авторитетному мнению они прислушивались.

Третий момент. По мнению журналистов, многим мозолила глаза недавно вышедшая книга Трошева «Моя война. Записки окопного генерала», особенно получившиеся в ней портреты генералов, участвовавших в двух чеченских кампаниях. Зачастую они отличались резкостью суждений и задевали кого-то за живое. Но, на мой взгляд, Трошев просто ушёл от глянца и парадности, присущих многим военачальникам, описывающим очень непростые моменты в истории нашей страны и армии.

К слову, отношения Трошева с Шамановым оставались по-прежнему теплыми. И с Виктором Германовичем особых трений впоследствии не возникало. Да, существовали разногласия, порой даже не разговаривали друг с другом. Но никогда публично не пытались выяснять отношения через прессу. Многие генералы и офицеры Южного военного округа запомнили, как во время празднования 90-летия Северо-Кавказского военного округа после окончания мероприятия они обнялись на прощание, словно давая понять всем недоброжелателям, что история их вражды гроша ломаного не стоит!

В январе 2003 года после долгой беседы в Кремле с Президентом В. Путиным, Трошеву было предложено стать советником у лидера государства, заниматься вопросами возрождения казачества. За новое дело взялся без раскачки, с присущими ему деловым подходом и скрупулезностью. Облетал и объездил практически все казачьи войска и объединения, разговаривал с людьми, вникал в проблемы. За короткий срок сумел продавить в администрации и других министерских структурах закон о российском казачестве, чего не смогли сделать его предшественники за десять лет.

Трошев часто общался с сослуживцами, помогал им в решении житейских вопросов. Кстати, это характерная особенность в поведении Геннадия Николаевича. Он запросто мог позвонить своим сослуживцам по Приднестровью, Смоленску, Германии. И хотя многие из них уволились в ранге майора или подполковника запаса, поинтересоваться их судьбой, предложить помощь в решении наболевших вопросов, просто поговорить, дать житейский совет.

Трошев любил петь под гитару. В репертуаре — лирические песни советского времени. Особенно запомнилась мне популярная песня тех лет «Горький мед». Он часто исполнял её в кругу родных и близких. Даже на передовой, когда выпадали редкие минуты отдыха. Вспоминается один любопытный эпизод. Будучи уже Командующим войсками СКВО, Геннадий Николаевич регулярно инспектировал войска. Прилетели в Волгоградский гарнизон. До позднего вечера проверки, совещания, смотры. Все, как обычно. Решили перекусить в небольшом кафе. А там праздник. Офицеры отмечали день рождения своего сослуживца. В зале повисла гробовая тишина. Еще бы! Сам Командующий появился, как гром в ночи.

— Чего приуныли, гитара имеется, — Трошев сверкнул глазами и улыбнулся.

— В честь именинника! — громогласно произнес генерал и стал подбирать аккорды. Пел проникновенно. И тут же покинул зал, напоследок успел предупредить, мол отдыхайте, но знайте меру. Когда садились в машину, были слышны здравицы в честь Командующего с традиционным троекратным «Ура!»

 Подружился с известными актерами. Неоднократно встречался с народной артисткой СССР Людмилой Гурченко. Единственный из военных, кто был приглашен на ее юбилейный вечер. Однажды Людмила Марковна посетила большой рабочий кабинет Трошева на Старой площади. Я находился в приемной и до меня донеслась мелодия известной казачьей песни «Не для тебя». Пели душевно, с подъемом – боевой генерал и великая актриса. До сих пор жалею, что под рукой не оказалось диктофона. Кстати, в начале нулевых Г. Трошев оказался на каком-то мероприятии рядом со знаменитой певицей Людмилой Зыкиной. Набрался смелости и предложил народной артистке послушать его новую песню об отце. Он исполнял потом её регулярно. Зыкиной понравилась не только песня, но и манера исполнения. Она предложила Геннадию Николаевичу спеть её на праздничном концерте в Кремлевском дворце. Приближался праздник 23 февраля. Трошев смутился.

— Геннадий Николаевич, не волнуйтесь. Уверена. У вас получится! —

Высокие чиновники в министерстве обороны настоятельно не рекомендовали генералу выступить на сцене. Рекомендацию, считай приказ, в армии еще никто не отменял. И все же телезрители смогли услышать песню об отце в исполнении Командующего. Она прозвучала в программе известной журналистки Ирины Зайцевой «Герой дня без галстука». Снимали передачу прямо в зоне боевых действий. А ночью, когда состоялась основная часть беседы, Трошев взял в руки гитару.

А своим в чиновничьей иерархии кремлевских кабинетов Трошев, на мой взгляд, так и не стал. Например, я был свидетелем такого телефонного разговора. После гибели Ахмата Кадырова на стадионе в Грозном в результате теракта, предстояло выбирать нового главу республики. Как-то в беседе с журналистом одного московского издания Трошев назвал кандидатуру Асламбека Аслаханова. И вот раздался звонок одного из заместителей главы администрации президента. Лицо Трошева стало суровым: «Не вам меня учить! Я хорошо знаю Кавказ, родился, вырос и повоевал на этой земле. Это мое мнение». Он положил трубку. Не всем понравятся такие слова.

Он по-прежнему общался с журналистами. Снялся в нескольких документальных фильмах Александра Сладкова, Алексея Поборцева, Игоря Прокопенко. Выступал уже в качестве обстоятельного аналитика по событиям на Северном Кавказе. Не раз приходили к нему на Старую площадь известные журналисты Александр Абраменко, Владимир Сварцевич, Влад Шурыгин, писатель Александр Проханов.

Но по армии тосковал. Я отчетливо уловил это во время предвыборной кампании осенью 2003 года. Трошева тогда попросили баллотироваться от «Народной партии». Во время своих выступлений перед многочисленной аудиторией в разных уголках страны, Трошев с душевной болью говорил о плачевном состоянии армии: о нехватке денег на денежное довольствие военнослужащих, об отсутствии жилья для офицеров и членов их семей, о недостаточном внимании со стороны государства к участникам боевых действий, инвалидам войны. Как-то, после одного из таких выступлений, он сам вернулся к вопросу о снятии с должности в декабре 2002 года. Был краток.

– Знаешь, Геннадий, – обратился ко мне. – Считаю, что поступил тогда правильно. Может, не совсем этично. Просто достали все сплетнями и домыслами.

Правда, тему эту он тогда развивать не стал. А вернулся к ней за неделю до своей гибели в авиакатастрофе под Пермью. Созвонились по телефону. Поговорили о футболе. В то время он часто посещал матчи с участием московского «Локомотива». Его школьный друг Владимир Эштреков был одним из тренеров железнодорожников. А затем поинтересовался у меня, мол, чем занимаюсь, какие планы на будущее?

– А помнишь декабрь 2002-го? Ни о чем не жалею, – помолчал и вдруг неожиданно выпалил, – скоро предстоит интересная работа! Может, понадобишься, – и положил трубку.

В день своего рокового вылета в Пермь Трошев позвонил журналисту Александру Абраменко. У них давно установились приятельские, доверительные отношения – еще с войны. Говорил примерно о том же…

Самолет, на котором он летел, разбился рано утром, не долетев всего несколько километров до посадочной полосы. Ни я, ни Абраменко так никогда и не узнаем, о чем хотел тогда сказать Геннадий Николаевич.

…В моей памяти он навсегда сохранится нестандартным генералом, без лоска и пафоса, кипящим неукротимой энергией, чутким и заботливым по отношению к своим подчинённым-офицерам и солдатам — без разницы.

Он всегда умел выслушать и принять совет. Поэтому мне легко было решать вопросы по информационной составляющей, да и не только. Ни с одним из руководителей высокого уровня, ни до, ни после Трошева, я никогда не добивался полного взаимопонимания по всем вопросам.