МАЯКОВСКИЙ ВНЕ ВРЕМЁН

19 июля 1893 года родился пролетарский поэт Маяковский, через год будет круглая дата. Только подумать, уроженец 19 века – а такой нестареющий… Увы, каких-либо программ торжеств по поводу дня рождения поэта в эфире мною не замечено, наверное, не до подобных личностей и дат нынче. А вот мы, как профильное издание, просто обязаны вспомнить. И не только вспомнить, но и припомнить…

Есть у меня давняя мечта, примерно 2017 года – заготовленный, классический чёрно-белый графический портрет Маяковского водрузить в редакции «ЛР» на Цветном. Вопрос тут, конечно, не в изображении самом и расположении его, а в том, что печаталось тогда (и я, увы, пропускал и вычитывал даже как корректор) о Маяковском – какие «жёлтые» сплетни Молевой и подобных ей «экспертов». Его портретом я хотел «изгнать демонов», чтоб он сурово глядел на них, частых визитёров.

Однозначно объявляли они, что Маяковский был убит зловещими чекистами, и тащили с собой на наши страницы ворох лживой завистливой и антисоветской мерзости, всплывшей в конце 80-х и начале 90-х. Я написал ответ им с названием «Не воруйте у поэта вы хоть это» (его самовольный уход). В таком ключе написаны целые книги – вот, стоят рядом на полке «Точка пули в конце» Ал.Михайлова (ещё более-менее, 1993) и «Воскресение Маяковского» (1990-го – издательство «Советский писатель», желчная ирония Истории) Юрия Карабчиевского — который чуть ли не всю свою диссидентскую жизнь посвятил трактовке творчества Маяковского, «умученного тоталитаризмом изнутри», но с самоубийством воскресшего как «чистый поэт». Я собираю всё написанное о нём, даже такое. 

Между тем, вот, написано: в книге Ал.Михайлова использованы материалы Государственного музея Маяковского. Была такая возможность у исследователей даже в начале муторных девяностых – а есть ли сейчас? Увы, музей Маяковского даже к круглой дате, то есть через год  откроется вряд ли. Экспозиция и сама конструкция его, созданного в 1989-м, разобрана и, как говорили бравшиеся за ремонт, восстановлению не подлежит. Мы, однако, являясь историческими оптимистами, надеемся что тот самый «культурный код» возобладает, и музей будет восстановлен – в своём соседстве с «Библио-глобусом». Вот как раз в следующем году и отметим десять (!!!) лет, как музея Маяковского на Лубянке нет. Неужели аж за десять лет невозможно было провести реконструкцию здания и вернуть музей?

Бездомный командор в виртуальном плену

Материалы музея, основанного в 1937-м Лилей Брик как скромный, но государственный музей-библиотека, – бесценны, сейчас они существуют разрозненно, по нескольким адресам. Существует и виртуальный музей Маяковского – но кому он такой нужен? Что ещё за оптимизация? В конце концов, проводятся ежегодные «Маяковские чтения» — у его памятника, как это делали шестидесятники, а иногда и «на выезде». Вот у нас год назад случились такие чтения у той ограды, что отделяет выход из «Библио-глобуса» от музея – читали, в основном, своё, но с Маяковским связанное. Кирилл Медведев читал, Николай Гуськов, другие поэты, начинавшие в 90-х. Это была не просто встреча литераторов, но попытка показать интерес к музею у самого здания музея.

Закрывал «на реконструкцию» в 2013-м Государственный музей Маяковского небезызвестный Капков, с наследием которого до сих пор в столице не могут разобраться – Гоголь-центр, устроенный при его поддержке Серебренниковым вместо Театра Гоголя, лишь один из случаев. Либералы стонут – «последнее прогрессивное» уничтожают. Хотя, что именно в тамошних шоу с голытьбой было прогрессивного, укажут они вряд ли. Капков, которого привёл «на культурку» лично нынешний англичанин, сосед по поместьям с Чубайсом, Абрамович, — конечно, в развале музея Маяковского под предлогом его ремонта видел свою либеральную миссию. Как говорится, злоупотребил служебным положением. Но если от театра Гоголя, чью труппу нагло увольнял ставленник Капкова Серебренников, чтобы затем на его базе заняться подсудными махинациями (ему дали условный срок, чтоб не рассорить «элиту») – всё же осталось помещение, то музей как единый конструктивистский механизм теперь будет собрать крайне сложно. Для этого потребуется твёрдая организаторская воля, потому что «ломать – не строить». Воля не отдельных активистов, воля – власти.

Проклятия «снизу» сейчас слать уже некому – где тот Капков и директриса музея? О них не слышно! Потому что, как это ни обидно звучит для идеалистов, первично материальное, первично помещение. И музей нужен как место первого знакомства с поэтом и его работой, его судьбой. Он – точка отсчёта, чтобы постигать всю удивительно плодотворную творческую линию жизни поэта с точкой пули в конце.

Здание музея, как и его подвальная площадка, где в 90-х, 00-х и даже начале десятых проходило множество важных мероприятий (не только литературных, кстати, даже международных конференций учёных социалистической ориентации), рок-концертов акустического формата – пустует, вселяя пораженческие, ненужные ассоциации в гостей столицы. Центр Москвы – а тут какое-то огороженное запустение. Это ещё можно было понять в период пандемии, но теперь, когда едут строители в ДНР и ЛНР из Подмосковья и Москвы, не восстановить такой небольшой домик – будет как-то более чем странно.

Ничего невосстановимого в столице нет, убедились мы в 2017-м, когда памятник Максиму Горькому вернулся на своё место у Белорусского вокзала в рамках благоустройства и, наверное, московского ответа на киевскую монументальную декоммунизацию. А ведь и Горького при Лужкове ссылали с позором в Музеон, в «парк скульптур», напоминающий больше их кладбище. И памятник лежал на земле сперва, поверженный – кто-то за этим всем, конечно, стоял, и либерально, с затаённой антисоветчинкой, усмехался. Мол, так вот проходит ваша слава, инженеры человеческих душ!..

Однако Гендриков переулок, в отличие от улицы Горького, не разыменовывали, имя Маяковского он носит. И там дом, где жил поэт со своим братством-семьёй. Вот ещё одно помещение – которое в крайнем случае можно было бы сделать филиалом музея или (если конструкция-экспозиция основного музея невосстановима) даже главным зданием. Сейчас в этом здании банальные офисные помещения, о Маяковском ничто кроме таблички на стене не напоминает. А ведь дом соседний, его торец даже в начале нулевых украшала ещё надпись выложенная при строительстве здания кирпичом «Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю, атакующий класс». Её давно закрасили, как не имеющую исторической ценности, а может даже и экстремистскую… Здание тоже «десакрализировали». Вот и помещение – на самый крайний случай, если вдруг экспозиция ужалась и на Лубянку не вмонтируется.

«Семейный» Маяковский

Что означает Маяковский в веке 21-м? Очень многое, как реформатор, конструктор языка и стиля, большущего Советского стиля — равновелик Пушкину, на мой взгляд. Хотя, не только в газетах с ним на старте Постэпохи не знали что делать. Его самого пытались сбросить с «парохода современности», но удивительным образом, через ранние его, дореволюционные стихи, даже самые завзятые либералы вроде Димы Кузьмина – доходили до сердцевинного стиля поэта. Молодого Маяковского не отвергали, а цитировали, понимали. Чинуши районные, поколения первого постсоветского, Гавриила Попова ставленники – писали на стенах, норовя как-то приспособить плакатность Маяковского к современности: «Отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет» (видимо, подразумевая тут ассоциации с недавним 1991-м годом). Ох, сказал бы он им!.. Это было на улице Полянке написано — на торце у ряда зданий, начинающихся от метро «Полянка» магазином «Молодая гвардия».

В общем, даже в ультра-неуютном для наследия Маяковского политическом контексте, «обнулить» его не представлялось возможным. И вот, даже «Новая газета» как-то раз (а был это 2001-й год, кажется) дала с вечера в подвале музея Маяковского широченный репортаж с моими стихами «Телеграмма Маяковскому» (открывала второй сборник стихов 2000 года «Револ материал поэмы Дом», изд-во «Юность»). Тогда его «Облако в штанах» там читал телевизионно модный Александр Гордон…

Маяковский в боевых нулевых возвращался помимо чьей-то островной, местечковой, фракционной воли, возвращался из условной ссылки в спецхран, «в пыль». Его язык, его взгляд, его шаг – был соразмерен событиям нового века, и его футуризм, перерастающий в соцреализм отнюдь не оказался архаичен. Напротив, всё «изячное» (его слово) отступало в поэзии при его появлении, как при жизни.

Не было бы разночтений при наличии музея и экскурсий в нём. Ибо не у всех такая семейная есть «опция»: мне-то бабушка рассказывала непосредственные впечатления от чтения стихов Маяковским в Старопименовском переулке (потом в этом кафе было джазовое «Синяя птица» — улица Медведева в те годы). Был он несоразмерно помещению высок и очень груб – это первые впечатления бабушки, так и не сгладившиеся последующими. Её понять можно: воспитание в Институте благородных девиц на Красных воротах. Привели туда её брат Василий, уже большевик, тоже поэт и друг многих литераторов, и Сергей, художник, увлекающий футуризмом, но всё же реалист. Маяковский басил и грохотал, то есть представлению бабушки о поэзии совершенно не соответствовал. Этот образ, бережно переданный её голубыми глазами и мимикой, я дорастил до некоего на глазах современников перерастающего подвалы этих «рыцарских» домов с меблированными комнатами, великана, взламывающего этажи тем самым «винтовым гусём», которым сам себя воображал среди дачек интеллигенции, где имел «разговор с фининспектором о поэзии».

Никто так, как Маяковский не «ввинтился» в набирающий скорость 20-й социалистический век. И вывинтить этот «саморез» ни у кого из самых злых «биографов» и врагов, самых «изячных» отрицателей соцреализма и футуризма – не вышло. Кстати, и как он честно сказал о себе сам – без этого строя, без этой энергии, без устремлённости туда же, его стихи потеряют смысл, то есть фразу «дрызнь» которую предлагал на электронном табло гонять перед его памятником некто недобрый, он бы не удивился прочитать… Потомки, однако, поступили иначе. И новый вестибюль «Маяковской» сам открылся словно «спецхран», и строки его на потолке логично прописались, а терявшийся на белом фоне бюст оказался на подобающем, тёмном фоне. О нём в контексте города и века (теперь – веков) можно писать бесконечно, однако главное, для чего надо писать, и надеюсь, не я один пишу – к следующему «круглому» лету, пора решать вопрос музея положительно. Сплочение всех эпох родины, столь важное сейчас – подразумевает внимательное прочтение их, и «понимание» ими самими друг друга. Как минимум в музейном формате.

Потому в этом номере – впервые публикуются очень необычные стихи Ольги Дьяковой, целый цикл, как телеграммы Командору из разных лет, начиная с 1979-го. Они – взгляд человека верующего на неистового атеиста, взгляд дружественный, женский, восхищённый. Пусть будет и такой, — уверен, от летящего цветком из зрительного зала Политехнического такого поцелуя, и Маяковский бы не отвернулся (разве что на похвалу его «столбовому дворянству» удивлённо улыбнулся и прищурился бы сурово, как только он умел)…

Дмитрий ЧЁРНЫЙ