По тому пассажиру 112-го экспресса сразу было видно, что он влюблённый. Такой отсутствующий взгляд бывает только у влюблённых да ещё у контролёров в автобусе, когда они уже проверили билеты и сидят в ожидании остановки.
Я ехала от Капотни, рейс был самый ранний и в автобусе нас трое: эта ранняя пташка с букетом, мужик в чёрной кепке с усами да я – за рулём. У экспресса несколько остановок в Капотне, а следующая уже конечная – метро. Между микрорайоном и метро остановок нет – экспресс же. И вот тормознула я на последней капотнинской остановке – той, что возле стадиона, – проехала метров пятьсот и уже начала набирать хорошую скорость, как этот сомнабулка в капюшоне вскакивает, бросается к кабине и повелительно так говорит: «Остановите автобус!» Понятно, проворонил остановку за мечтаниями-то. Я разозлилась и восхитилась про себя. Он сказал это так, будто вообще меня не видел. Так хирург, ослеплённый лампами над операционным столом и видя перед собою только развороченную плоть, повелевает куда-то в пространство: «Скальпель!»
Я могла бы заявить, что веду экспресс, но это чудо природы просто б не услышал – он уже нетерпеливо повернулся к двери и перебирал длиннющими худыми ногами в дурацких джинсах, открывающих беззащитные костлявые щиколотки – это на морозе-то! Я сбавила скорость, остановила автобус, открыла и закрыла переднюю дверь. И собиралась уже тронуться, когда услышала: «Минуточку…» Повернула голову и встретилась взглядом с усачом в чёрной кепке – а я как-то и забыла про него! Удивительно, почему мне всегда кажется, что люди с близко посаженными глазами обладают каким-то гипнотизирующим талантом? Другому я бы хмуро ответила, что никаких минуточек, и без того опаздываю.
– Это ведь экспресс? – начал мужик свой допрос. – Почему остановились в неположенном месте?
Всё, попала! Это проверяющий, которых в последнее время появилось, кажется, больше, чем водителей. И охота была в такую рань…
Я ничего не ответила. Отвечать было нечего: остановила экспресс, нарушила должностную инструкцию. Значит, жди рапорта – уж как пить дать.
– Где ваш бейдж? – поинтересовался мужик и достал из нагрудного кармана пальто аккуратный блокнот.
– Под стеклом, вы смотрите на него… – буркнула я, отвернулась и выжала газ.
Надо заметить, что водители автобуса постоянно ходят под угрозой рапорта, у нас слишком много разных «нельзя»: нельзя курить на конечных (а как быть, если почти все мы – злостные курильщики?), нельзя оставлять автобус с включённым двигателем (а если перерыв между рейсами пять минут и тебе нужно купить кофе в автомате?), нельзя работать на линии с включённым котлом (в минус двадцать в салоне без обогрева котлом через полчаса уже настоящий ледник) и так далее, и так далее. На случай разных «если» и набрали проверяющих: не поймали – хорошо, поймали – рапорт, вызов в колонну, сочинение объяснительной, непременный штраф, а то и похуже.
Я хмуро смотрела на дорогу и, честное слово, если бы не эта всепоглощающая белизна за окнами, ни за что не вспомнила бы о той дурацкой истории, случившейся лет десять тому назад и изрядно рассмешившей весь православный театр, в котором я тогда трудилась завлитом. Теперь мне немного стыдно, ведь кому-то тот случай мог стоить неприятностей на службе или даже снятых на время погонов, но тогда я была неимоверно горда собою и – что греха таить – веселилась вместе со всеми. Короче говоря, это произошло, кажется, на открытии Рождественских чтений в зале церковных соборов Храма Христа-Спасителя. Или, может, это вручали патриаршую премию особо отличившимся деятелям искусства – уже не помню точно.
Ясно лишь то, что была зима и что на важном мероприятии с участием Патриарха присутствовало наше руководство – оно часто брало меня с собой на разные встречи. Но кроме Патриарха и нашего руководства, в Зале церковных соборов в тот день – не очень-то памятный, как теперь выяснилось, – была дама из Литинститута, наша бывшая преподавательница, которой я всегда при встречах, – а встречались мы раз в год примерно, чаще не получалось, – дарила цветы. В тот раз я раздобыла для неё живые ландыши. Вы, конечно, ждёте, что сейчас я с придыханием начну рассказывать, какие были прекрасные ландыши? Да ничего подобного: ландыши как ландыши, просто в середине зимы. Я грела их под своей белой шубкой, да и вообще видок у меня был, наверное… буржуазный слегка: шубка с кружевом на манжетах, белые – на каблуках – сапожки да ещё эти ландыши… Я прошла в зал, не снимая шубки, потому что собиралась вручить цветы адресатке и смыться с торжества домой. Но не тут-то было: у самого входа, рядом со сценой, путь мне преградили два плечистых парня в серых костюмах.
– Простите… – как можно вежливее начала я. – Можно мне пройти и подарить вот эти цветы вон той даме, в первом ряду? Это моя преподавательница, у неё день рождения…
Про день рождения враньё, конечно, но куда деваться? Парни в штатском не менее учтиво объяснили мне, что туда нельзя, пока не уехал Святейший. И, не сговариваясь, повернулись ко мне спинами, закрывая проход. Я улыбнулась, кивнула и встала за парнями. Ну просто частокол кремлёвский, до чего похожи – и костюмы, и фигура, и даже, кажется, цвет волос. Впрочем, цвет волос я разглядеть как раз не успела; в зале погас свет. Кажется, играл оркестр, но меня все эти шуберты сейчас трогали мало, я стояла вплотную к одному из парней и следила за каждым его движением. И дождалась-таки момента, когда парни расслабились или, говоря по-военному, утратили сноровку. И тогда я легко раздвинула их и бросилась вдоль первого ряда. Там сидели какие-то священники, но соображать, кто из них Патриарх, у меня не было времени, да и пришла я не за этим. Моя преподавательница сидела где-то посередине, я успела вложить букет ландышей в её удивлённую руку, поймать совершенно ошарашенный взгляд молодых синих глаз. Дожидаться, пока она придёт в себя, я не могла: было опасение, что патриаршая охрана опомнится раньше. Возвращаться тем же путём не стала – ну их на фиг, ещё оттащат на Лубянку и потребуют объяснений. Пошла вверх через зал, к выходу. Вволю мы с ребятами в театре на следующий день поржали над моими приключениями!
Вспомнив про этот случай и даже ощутив отчего-то аромат ландышей в своей кабине, я ни на секунду не подумала, что вот, де, поделом, тогда я допустила безрассудство в ущерб кому-то, а сегодня поплачусь сама, это справедливо… И тогда, и сейчас я абсолютно далека от мысли сравнивать эти два эпизода. Рапорт я, как ни странно, не получила – не в этом дело. Просто знаете что? Шофёры обычно терпеть не могут белый цвет. А я всё же думаю, что я его люблю. Потому что ландыши и всё такое. Это хорошо, что они были в моей жизни – ландыши в декабре!
Ольга КОЗЭЛЬ