Кемеровский лит-тур

Что может быть более свято и неприкосновенно в быту, чем первые дни нового года, а то и каникулярная неделя вся? Дни восстановительно-витального, спокойного домашнего бытия неподалёку от телеэкрана (и широкого выбора любимого кино там), при изобильно оставшихся с новогодней ночи яствах… Однако если ты ведущий редактор литературного портала – это не твоя планида, товарищ.

Второго января я уже мчал поездом из Томска в Кемерово! Всё глубже в Сибирь… Александр Мухарев уломал сотворить аппендикс, ровно на сутки я рванул туда – но дорога вышла ночная, изматывающая, потому что бессонная. Ехать поездом с 0-20 до 5-40 утра…

Туда взял верхнее место в купе (других вариантов выспаться в пути не было: тут и «общие» раскадровки по три места на полку по тем же купе «ходят»). Но ни секунды не спал, пребывая в какой-то странной, бездумной маете. Хотя две попутчицы, пожилая мама с дочкой, сошли через час пути, в Тайге, то есть 3 часа было относительной тишины. Лишь в последний час подсела семья на два нижних места, сынишка малый так простуженно сипел и хныкал, что где уж спать над этой неспокойной жизнью… Собрался в полшестого я тихо, влез в унты, чтоб не будить ни дитя, ни родителей (они-то быстро уснули).

Вышел в Топках, каковые, как сказал Саша, – пригород Кемерово. Ударение на последнее «и»… Никто, кроме меня, тут не сошёл с поезда, хотя стоит он 40 минут (техническая остановка – сбивают сосульки, по «металлофону» трансмиссии отбивают, как обычно). Вокзального помещения единого нет как такового, да и спит всё – год же только начался.

Повезло: встретил единственного на поезд садящегося, спускающегося с пешеходного моста. Спросил его, где автовокзал – ответил мужичок-вахтовичок (на вид), мол, всё нынче спит, но вообще — по площади и направо…

Что именно тут площадь, догадаться сложно, ибо всё снегом занесено за невысокими привокзальными зданиями. Но новогодняя подсветка угловатой искусственной ёлки и примыкающих праздничных объектов – помогли не растеряться. Странная, по-своему радостная даже, в виде цифр года «2024» сияющая, но всё же пустота, безлюдность… Собак бродячих даже не видать (оно и к лучшему). Ветер, пророча морозы (временно отступившие), сдувал метельно снега с крыш, свет в одном из, похожих на кафешные, окон за «ёлочной» площадью оказался отражённо-вокзальным (может, один из прожекторов так попал), миражом по сути…

Чего притворяешься потерянным, товарищ Чёрный? Ты же этого мига абсолютного одиночества наедине с новыми населёнными пунктами и искал, коль звал тебя по-цоевски странный стук в дорогу (в итоге – стук утомлённого сердца, не отдохнувшего на второй полке посредством засыпания всего организма). И только тёмно-синий автобус с погашенным салоном, но с белой надписью «Кузбасс 300», проехавший неспешно впереди по пустой улице, – подсказал, что иду в верном направлении. За автобусом и забором парка (видимо, центрального) выглянул с постамента МИГ (любят у нас военными самолётами украшать гражданские пространства – пусть отношения к авиации ни они, ни населённый пункт не имеют, технического наследия-то навалом, а летать некому, правда, вот воевать теперь есть с кем…) — пройдя неработающие, опустошённые предновогодними покупателями магазины (ничто автовокзала не предвещало), действительно обнаружил небольшой, с сельпо размером, автовокзальчик за оградой.

Причём и пазики с номерами маршрутов тут подъезжают, видимо, круглосуточно – мой единственно-встречный навигатор был неточен. А добрая пожилая женщина – подсказала, что на этот же синий автобус я и могу сесть, купив билет в автовокзале (он стоил всего 96 рублей), ибо скоро поедет до некоего «Пионера» – в 6-00. Вот как оперативно и пересел с поезда, в итоге…

Само малоэтажное Кемерово, всё ещё ночное, настало как-то сразу за переездом. По типично городским объектам, торговому центру (неработающему), я установил, что скоро, наверное, высадка. Не ошибся: в утренней ночи густонаселённый автобус стал опустошаться, я вышел, потопал к уже местному, большому автовокзалу. Но из-за зримой пустоты освещённого щедро зала решил, что тот закрыт, и прошёлся далее – как раз в сторону переезда, завистливо заглядывал в первые трамваи, уже не пустые…

Всякий новый город интересно выстраивать с той первой «клеточки», которая показалась. Три «башни» желтоватого оттенка, в духе наших московских девятиэтажек, как бы определили направление к центру от вокзальной стартовой линии. Как и полагается в городах Западной Сибири, Алтая – да и многих прочих, где бывал (взять тот же Можайск), близость автовокзала к железнодорожному тут предопределена. И паровоз стал нашим с Сашей «чекином» — я забрался в такой же, как в Томске, внутренне небольшой вокзал, там дождался товарища Мухарева.

Дома у писателя-фантаста

Пошли по снегу и по трамвайным рельсам (Саша вспомнил, конечно, строки песни Янки Дягилевой – меня в той песне всегда удивлял портрет «улыбающегося Феликса», все официальные портреты Дзержинского, висевшие в кабинетах, без тени улыбки), подождали минут с пятнадцать, сели в трамвай. Они тут другие – ни в Томске, ни где-то ещё таких покато-кабинных не встречал, как и отсутствия остановочного пространства возле рельсов (всякий город чем-нибудь да удивит). Трамвай не Усть-Катавского завода, как в Старом Осколе, например, какой-то местной модифкации, напомнивший почему-то питерскую коммуналку. И есть давно забытая москвичами опция – покупка билетов у вагоновожатого…

Как и в Москве, в Киеве, в родном Саше Днепропетровске, в Кемерово есть правобережье и левобережье. Причём берег, на который мы устремились из последних утренних сумерек по долгому мосту над Томью – выше «материковой» части города. И, хоть снег валил неуёмно, пейзаж постепенно прояснялся – казалось от (ещё ночной град освещавшей своими огнями и дымами) ГРЭС, мы перебрались в утро, где светло и обозримо. Не миновав моста, так и остался б я в нескончаемой ночи прошлого года…

По заснеженной проезжей части улочки, где на фоне белого низа всякая машина выглядит амфибией, пошагали мы к дому фантаста, работающего под псевдонимом Пиротехник. Вскоре нам открылся и дом его, поколения 1960-х годов, двухэтажный – всегда мечтал войти внутрь, лишь снаружи заглядывая в эти большие светлые окна из зимней ночи… О Пиротехнике попутно рассказывал Саша характерные его стилю и восприятию истории: и в родном Днепре (который, исторической справедливости ради, так называли неформально давно) он общался с людьми заводского, но при этом научного круга. Они-то, как правило, эрудиты в отечественной фантастике.

Внутри подъезда культурно: даже (как у нас, на Каретном) небольшой садик растений в горшочках, прямо на лестничной клетке, то есть тепло стабильное. Пиротехник гостеприимно встретил нас «термоядерными» блинами собственной рецептуры (без пороха, правда), поджаристыми, с изюмной инкрустацией, собственным многотравным чаем, и очень важным мне доступом в интернет, поскольку обратные билеты выглядели со смартфона странно (покупая их через сайт РЖД, я так и не понял, автобус или поезд совершает первое «колено» пути). Учитывая бессонное предшествие, я почти молчаливо как бы пребывал в шлюзе общения, внимая – с одной стороны Саше, которого не видал добрую пятилетку, с другой – говорил бодрый, как подросток (таким же был Лимонов), стихотворец, путешественник и затейник Пиротехник. Сдружились мгновенно – видимо, такова сила Литературы, служение которой открывает новые города и двери в сталинских домах… Хотя, моё отношение к фантастике известно – сторонне-уважительное, и то лишь к научной, но общие темы нашлись тотчас. И вскоре мы записали наш получасовой разговор с Сашей, который вы увидите чуть позже (наш видеоканал возымеет свою ритмику публикаций).

Дома у Васильевых

Мы покинули дом Пиротехника, когда рассвело бесповоротно. По дороге, опять на трамвае, Саша мне начал «пилотно» рассказывать про Рудничный район, внутри которого мы проезжали, однако всю историческую глубину этого открытия мне предстояло познать в частном секторе на холмах, которые отдалённо (если продолжать аналогию с московской топографией) можно считать Ленинскими горами. Тут важно именно такое название (далее будет ясно, почему)…

Оставляя в свежем снегу глубокие следы, мы пошагали сперва вверх по склону, перпендикулярно от трамвая, а потом по деревенским улочкам. Вскоре заметили двух свободно гуляющих и галдящих дворняг, а далее и голубоглазого Михаила, задумчиво расчищавшего снег перед домом в чарующей тишине, нарушаемой лишь голосами его же собачек. Атмосфера некоего Подмосковья, писательского Переделкино и одновременно «одноэтажной Америки» — чего-то такого… Нет, Подмосковье суетливее (я-то только летнее знаю).

Умиротворяющий вид с крыльца этого дома – в лес, на склон его, лежащий за дорогой, от которой мы поднялись. С таким видом можно быть и поэтом, и живописцем… В Абрамцево имеются подобные панорамы с длиннющих дачных участков художников и скульпторов… Однако, не задерживаясь, мы прошагали в холодные сени, а оттуда во вполне европейско обжитой дом. Голубоглазая не менее мужа (это он был снаружи), светлая и светящаяся изнутри легко узнаваемой интеллигентской искоркой, Ольга провела нас в кухню, и тут мы сразу же предались роскоши человеческого общения. Идея превращать это в интервью о былом Ольгином, единственном в Кемерово, антикафе, тотчас у меня отпала – не тот случай! Тут – только слушай…

Толком не познакомившись (это сделал учтиво за нас мой товарищ), мы под просто необходимую (мне – после бессонной ночи) сейчас дозу домашнего кофе из турки сошлись на Красной Горке – история коммуны, предшествовавшей в 1920-х бурному индустриальному развитию Кемерово, захватила меня тотально. Как сказал бы Лимонов – «я взят весь».

Конечно же, и здесь – Ленин. Сосланный при царизме в эти края, в Шушенское (где и провёл медовый месяц с Надеждой Константиновной, и учил вместе с ней сельских детишек), он вернулся сюда уже в виде ГОЭЛРО, а уголь – это тоже электричество, а руда – это металл… Это всё тоже «лампочка Ильича», это «Советская власть плюс электрификация всей страны». И пусть Ольга не говорила всего этого, но моя «бегущая строка» уже печатала, титровала сюжет: прямое расстояние от Кемерово до Шушенского всего 442 километра. По сибирским меркам – ерунда. И подобная утёсу в ночи ГРЭС у моста, которую мы проезжали, и коксохимзавод – всё это воплощённый ленинизм, который первыми внедряли здесь… голландцы и американцы! Наш социализм фундаментально строили поначалу всем прогрессивным миром (это доказывает масса фактов уже и 1930-х годов – и Днепрогэс, и тот же Сталинградский тракторный, не только спроектированный и оснащённый, но пилотно собранный американцами у себя дома).

Интернационал в своём третьем издании-призыве! Вдохновляющая, захватывающая история первопроходства идейными коммунистами и анархистами непролазной, тёмной, ещё не раскачавшейся полноценно чтоб шагать «Левой! Левой!» Расеюшки, внедрять в которую такие большие проекты могут только образованные, убеждённые в светлом будущем всего человечества граждане мира.

Вот мой ключ к новому городу, к его судьбе и истории, он найден…

Красная Горка

Сперва – отнюдь не сухие, я бы даже сказал — оживляющие факты. В сентябре 1921 года во время встречи с В.И. Лениным голландский инженер Себальд Рутгерс предложил идею организации Автономной Индустриальной колонии «Кузбасс» (АИК «Кузбасс») и был Ильичом поддержан. Претворение идеи в проект заняло год. Совет Труда и Обороны в октябре 1922 года принял постановление о заключении договора, и 22 декабря был подписан окончательный вариант договора. (Едва отгремела Гражданская, на юге будущего СССР – бои с басмачами ещё продолжаются, — а в Сибири строительство индустриального базиса социализма уже кипит!)

Руководителем колонии был назначен товарищ Рутгерс. Он же созывал сюда анархистов и коммунистов не только из Голландии, но даже из САСШ. Колония (коммуна – тогда это были синонимы) просуществовала до конца 1926 года, выполнив намеченные колоссальные планы. При колонии была открыта новейшая по архитектуре и методикам преподавания школа, выстроены новые длинные дома для рабочих, с автономными санузлами, по голландским и одновременно конструктивистским стандартам.

Именем Рутгерса названа одна из улиц Рудничного района Кемерово. По ней-то мы и приехали вскоре с Ольгой к конструктивистским объектам, залегающим во глубине исторической толщи «породы» нашей, к домам, едва видным под щедро наваленным снегом…

Сейчас, не смотря на давно прикованное к этому локальному памятнику социального прогресса внимание Нидерландов, школа колонистов выглядит как заброшенная сельхозпостройка – то ли овин, то ли склад какой-то. Ещё и забором отгородили территорию, где проходили у школы линейки, митинги, праздники колонистов.

Увы, этот очаг коммунизма (в узком смысле, от слова «коммуна»), дав мощнейший инфраструктурный и культурный импульс для дальнейшего развития, так и не слился с остальной, заречной, всё ещё деревенской по сути частью Кемерово (которое и название-то своё получило тоже благодаря Великому Октябрю и запущенным им процессам). Кстати, любопытный факт, дорисовывающий хронологический портрет утра нашей Эпохи: АИК «Кузбасс» просуществовала менее пятилетки, углубив разработки, имевшиеся до революции, открыв новый, индустриальный этап добычи и производства здесь, посреди лесов и снегов.

И в этом же 1926-м в СССР случился первый «беби-бум»: пик рождаемости, превысивший уровень 1913-го года. Всего через несколько лет после окончания Гражданской войны трудовой народ начал восполнять потери. Потому что в первые годы Советской власти были приняты беспрецедентные меры по охране материнства и детства. Сам по себе «новый быт» (авангард которого как раз и воплощён Красной Горкой), ленинский декрет по уходу за ребёнком (действующий поныне – не смотря на недружественные да и просто враждебные высказывания «питерских» в адрес «имевшего клички») – ощутимая помощь общества, в котором прежние стенки патриархальных «ценностей» не сдерживали развития и товарищеских чувств, — чужих детей в СССР не было, — всё это дало как локальный, так и глобальный результат.    

Запустение, в котором пребывает очень долго проработавшая на производстве нового, образованного, коммунистического человека школа – это уже портрет Постэпохи. В которой появились другие показушные объекты, вроде Московской площади (названной так в честь инвестиций) и монструозных монолитных объектов а ля утраченная в пылу коммерциализации быта «Зимняя вишня», а вот о конструктивизме постепенно пытаются забыть… Кстати, дом самого Рутгерса – стал-таки музеем. Изменение его назначения постепенное – по-своему описывает каждый этап Эпохи. Особенно когда он стал детским садом, сбылось некое негласное назначение – быть колыбелью воспитания тех самых поколений ради которых велась и электрификация, и индустриализация, поколений, которые должны были строить уже не социализм, а коммунизм…

Справка: в 1922 году, после передачи имущества дореволюционного акционерного общества (Копикуза) Автономной индустриальной колонии «Кузбасс», в доме поселился руководитель и один из основателей АИК голландский инженер, коммунист Себальд Рутгерс. Кроме него здесь останавливались и другие приезжавшие в Кемерово иностранные специалисты с семьями. С этого времени за домом закрепилось название «Дом Рутгерса». До 1946-47 гг. дом Рутгерса использовался как гостиница, кинотеатр, административное здание, затем в здании был организован Дом техники с библиотекой, а в 1961-1989 гг. размещался детский сад-ясли.

Буквально опьянённый общением с Васильевыми (никогда не знаешь, где встретишь родственные души!), коснувшимся и самых сугубо-писательских, новреалистических тем, и тем нашего поколения, проявившего себя в 2012-м, — я и дальнейший день провёл под впечатлением от Красной горки, куда мы тотчас и отправились в семейном миниване. Ольга радушно провела экспресс-экскурсию (уверен, в формате обычной её экскурсии можно узнать и увидеть куда больше!). Все домики колонистов Рудника, являющиеся по сути сердцевиной нынешней цивилизации, неблагодарно наследующей социализму, — словно припрятались под снегом в череде новых, скрывают свой возраст, а точнее… Точнее – они не подвержены старению, в них поныне живут, это и доказывает их разумную, конструктивистскую долговечность! (Удивительно схожие элементы конструкций в районе мансард/крыш видел я в 2008-м году, будучи на 5-м социальном форуме, в Экостадте, посреди шведского города Мальмо – экоград построили на месте верфей, как постиндустриальное чудо: дома с замкнутым водным циклом, солнечно-батарейным питанием — конструктивизм уже 21 века, все эти идеи живы и развиваются).

Автовокзал и рука, фотографировавшая Цоя

Спустившись в ходе всё той же автоэкскурсии с кемеровских «Ленинских гор» примерно в район наших Лужников, я был разочарован – исторические деревенские истоки Кемерово не явили ничего собой особенного. Частный сектор, как говорят в таких случаях. А вот центрально-административная часть – похожа на многие города нашей изначальной, Советской родины, некоторые из которых я увидал благодаря товарищу Мухареву. Дома 1950-х, сталинские, толстостенные – везде похожи и формируют собой похожие пространства. Мне вот сквозь зиму 20-х вспомнилось летнее Запорожье всё того же 2012 года…

Центр в районе драмтеатра не произвёл сильного впечатления – разве что его постновогодняя сонность, вызывающая уважение приезжего. И вот эта говорящая фотография справа вполне отражает январское состояние и общества и города.

В одиночестве экранчик себе наддверно пиарит надмирную, надсоциальную сущность – пиарит… в пустоту, в сонное равнодушие, чтобы оно таковым и оставалось. Кстати, тут имеется несоответствие: ведь кандидат-то самовыдвиженец, причём тут «Единая Россия» и её офис, спешно преобразованный вот в это? А смотрит экран – на такие облезлые (фото ниже абзацем), выцветшие, обсыпавшиеся местами штукатуркой стены…

Вскоре мы оказались вновь у автовокзала, беседовали мужские беседы в местной чебуречной за пластиковым стаканчиком чаю, встречали коллегу из библиотечных миров Восточного Казахстана… Заодно, знающий всех и везде, Саша познакомил с ещё одним человеком нашей газетной профессии — Оксаной Шолоховой, в советском прошлом – фоторепортёром, профессиональным фотографом многих областных изданий. Довелось ей и Виктора Цоя фотографировать в сибирском турне. Увы, сейчас это как и журналистика – профессия «архивная», работает Оксана на автовокзале, присматривает за залом… Не стал я «в успокоение» рассказывать ей, что и у нашей всероссийской, прославленной, более полувека работающей газеты, посаженной Минцифрой и лично миллионером Владимиром Григорьевым на голодный паёк субсидий, дела не лучше…

Рукой товарища Шолоховой на фоне сувенирного ларька запечатлена наша почти мушкетёрская компания (одной фотографией ниже), часть которой весела, и этого не скрывает – сперва мне показалось, что только активист местного отделения ЛДПР решил схохмить жестом, но и Пиротехник, кажется, присоединился. Хотя, за день моего рабочего визита, никем из присутствующих на фото не было выпито ни грамма.

Дальнейшая процессия наша – двинулась в кафе, где учащиеся 8-В класса школы № 45 Сергей Конышев и Степан Полянский запечатлели на видеокамеру нашу беседу с Яной Абдеевой. Пока она есть только в ВК-формате (прикреплю только в соответствующем сообществе), свою, то есть полную версию этого интервью мы опубликуем позже, на нашем видеоканале.

Литпроцесс – это не просто писанина, это ещё и «визит-эффект». Однодневный визит дал нам материал двух интервью, которые и станут первыми «блинкомами» на канале.

Обратный путь, опять ночной: не верьте трансферам РЖД!

По иронии расписания отправление автобуса до станции Болотная – было тоже в 5-40, так что гостеприимный коллега Пиротехник не зря подготовил место для сна. Только сон опять не шёл в бушующую впечатлениями мою голову. Даже проснулся пораньше, опережая будильник, зачем-то – проверил, как там геолокация Яндекса на случай неприбытия такси? Да всё работает – мог спать себе полноценных 8 часов, а вот – нет же…

Проезжая вновь ночным городом, обратил внимание на царствующие названия: Газпром, Россети. Вот эти в широком смысле опутавшие нас сети и красуются на месте былых краеугольных камней социализма, который был для всех – но главные, питающие прогресс и просто жизнь общественную, объекты оказались в частных алчных руках (сколь бы ни прятались они под названиями госкорпораций и не размножались делением). Вот эти же самые Россети, к слову, такой мне поставили странный «индивидуальный» счётчик на даче – что я должен несметные, нереальные суммы за электричество, которого не потребляю три сезона из четырёх в принципе (но о том есть отдельный сказ – так они ещё рэкетирским манером по телефону теперь ими же выдуманный «долг» выбивают, гады!). Вот и здесь же самодовольно красуются на зданиях, которые строили не для приватизации, как и ГРЭС, кстати, – и сами мачты электрификации (см. «Карьера Димы Горина») несли в дома вовсе не нынешние коммунальные непомерные, несоразмерные зарплатам поборы, а социализм, то есть равенство и освобождение от былых бытовых трудностей! 

В автобусики тут тоже пускают по паспортам… Для сравнения: из пригородных подмосковных и междугородних только «Ласточка» требует такой архаической идентификации пассажира. Среди школьников и их учительницы, вновь на самом заднем сиденье у окна, только слева, вживался в пейзаж на краю нескончаемой ночи… Сон, зыбкий как трасса, пришёл на часок как раз тогда, когда неплохо было держать мозг в тонусе – наш микроавтобус, покачавшись среди снегов и шоссейных съездов пару часов, подъехал к большому и светлому объекту, придорожному кафе. Спросив («скажите?..») шофёра, где тут желдорстанция, наткнулся на глухое непонимание: «не скажу»… Дядя пошёл в кафе (ему ещё к аэропорту везти основных пассажиров), более похожее на столовую, а я там засуетился: до поезда менее часа. В видимом поле средь ночи – шоссе и лес. Болотная, судя по всему, такой же пригород Новосибирска, как Топки – Кемерово…

Как же был прав (любезно распечатавший мне билеты) Пиротехник, предупреждая о том, что не везде тут автостанции граничат с железнодорожными вокзалами! Поленился я глянуть на карту – так вот теперь уже при помощи яндекса стал вычислять, пешеходное ли это расстояние… Добрые поварихи на тот же мой вопрос – сколь близко станция, только из-за кофейно веющих прилавков ухмыльнулись, — давненько тут хаживали, и далековато! Хорошо, в офисе, связанном с автобусным сообщением, подсказали, что на Яндекс тут не надейся – сам не плошай, Maxim вызывай (он же в Томске и Кемерово). Вызвал по номеру телефона (приложение не помешало бы, но тут уж дорога каждая минута – скачивать надо было в Томске, когда предлагали бонусы и было время), и через долгих 15 минут мой спаситель приехал. До станции было примерно столько же быстрой езды, а до поезда уже полчаса.

Как и каким образом «мозг» (искусственный интеллект РЖД?) посчитал данный пункт стыковочным с железнодорожным сообщением – вопрос миллиардеру-халявщику Белозерову. Zа что он гребёт совершенно официально и нагло получаемые свои миллионы рублей в год – категорически не понимаю. Назвать это трансфером – язык не повернётся… Стоял возле больших автобусов с пунктами назначения «Новосибирск» и «Томск» — и понимал, что чем дальше от населённых пунктов, тем более зыбкая транспортная сплочённость «старых территорий», этакая энтропия. Наконец, узнаваемый силуэт «Лады» вырулил с шоссе ко мне, и я понял, что финал квеста близко. В прокуренном салоне (вот это и есть с детства знакомый запах такси и таксистов: бензин + прокуренная кожа сидений) играло бодрящее и обнадёживающее диско 80-х…

Успел даже привыкнуть к залу ожидания на Болотной (ирония топонимики: с Васильевыми мы бурно обсуждали события на Болотной площади). Но вскоре заветный номер поезда прозвучал, я вышел – снова единственный, как в Топках, из вокзального здания. Увидел угрюмо приближающийся с другой стороны товарняк, с надеждой взглянул на пешеходный мост (мало ли совпадений в расписании – мой подойдёт за этим товарняком, а стоянка 1 минута), ступени которого заснежены так, что и говорить смешно о расчистке… Да и кого ради? Ради одного пассажира.

С вершины моста средь такого же как в Топках безлюдья увидел ещё одного человека, перетаптывающегося в глубоких снегах у пути, куда ожидается прибытие поезда из Ельца. То ли сменщик-машинист, то ли просто друг машинистов, таким образом перемещающийся в пространстве – смекнул я, когда поезд резво подкатил. Хорошо, сориентировался изначально (нумерация с хвоста): мой вагон был первый. Буквально добежал, прыгая зайцем из лунки в лунку в унтах – проводница меня увидала, опустила лестничный механизм, я влез, и тотчас поезд покатил далее. Кажется, квест я прошёл.

«Общее» на этот раз заполнение купейного (!) вагона было полно милейших женщин, их детей и мужей на вторых полках, но я вновь упивался явью, не клонился в сон. Вглядывался из коридора в утренние просторы, в скромную архитектуру того самого Яшкино, откуда сладости-шоколадости (есть пара любимых товаров) расходятся по всем городам и супермаркетам страны (надпись на вокзальном домике – немного в стиле логотипа). А вот когда одна из молодых мамочек освободила вдруг мне от мужа вторую полку, я вполз (скорее, из вежливости и коммуникативности), прилёг на собственный сложенный свитер в роли подушки…

И вот тут-то погрузился в сон, из которого меня через час вытряхнули сокупейники, растормошившие: «Первый Томск!» Впрыгнул в унты, схватил рюкзак (который, кстати, был с мной в 2008-м и в Мальмё), успел выскочить. Впрочем, если бы укатили на Второй Томск – ничего плохого не вышло бы (оттуда поезд никуда не идёт). Просто чуть сложнее добираться – хотя, надо-то мне было в Зелёные горки, а не Академгородок, это оттуда даже ближе…

Что ж, первое моё лит-контактёрское «углубление» Сибири вышло неплохим. В рюкзаке – книги Саши, буклеты Ольги, и главное – блокнот поэта (старшей дочкою подаренный). Дома – новогоднее настроение, в котором всё, всех и оставил, бесконечных моих суток путешествия как не проходило тут…

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

Первое фото Ольги Васильевой