Не покидая отчего дома, мне довелось жить в двух странах – в СССР и в России. Страны разные, во многих смыслах не сравнимые. Но когда перебираю в памяти встречи с незаурядными людьми, с которыми сводила жизнь, и негласные события, в каких довелось принять участие, отчётливо ощущаю неразрывное историческое и духовное единство былого и нынешнего. Но за мемуары я браться не намерен, а понимание этого духовно-исторического единства, на которое сегодня нередко покушаются, мне представляется важным, особенно для новых поколений. И, возможно, моё скромное слово о встречах в пути поможет укрепить связь между пошлым и настоящим.
Как ни странно, с Саввой Ямщиковым меня познакомил Борис Мессерер. Было это ещё в то время, когда среда художников не раскололась, в самом начале 80-х. Мессерер привёз Ямщикова ко мне в Тарусу, а живу я в бывшем доме Ариадны Эфрон, и Савва пожелал его обследовать. Потом были перестройка, подлые 90-е, с Мессерером, который в качестве сопровождающего каждое лето бывал у меня вместе с Ахмадуллиной, отношения не сложились. А вот с Саввой мы сдружились плотно.
Всех очень интересных разговоров с ним не перескажешь, но об одной из линий наших общений сказать надо обязательно. Реставрационная мастерская Саввы Ямщикова находилась в доме Палибина – чудом уцелевшем небольшом деревянном доме рядом с огромной махиной Академии имени Фрунзе. Дом этот был с секретом: в его подвале была печь-каменка для обогрева первого этажа, и рядом с ней Савва оборудовал настоящую горенку.
Горенку в подвале! В хорошо освещённой уютной горенке стоял продолговатый стол, и за ним периодически собирались люди, представлявшие цвет русской культуры, — великий танцор Владимир Васильев, Валентин Распутин, Валентин Курбатов, ещё несколько человек. Встречи всегда проходили в те дни, когда в Москву наезжал Курбатов, с которым Савва был особенно близок. Звал Ямщиков на эти «заседания» и меня.
Стол был скромным, без спиртного. Но разговоры, разговоры… Есть такое выспренное выражение – «пиршество духа». Но, по сути, так оно в горенке и было, только без громких фраз и экзальтаций. Это были замечательные беседы о судьбах русской культуры.
Никаких заявлений, никаких организационных прожектов – просто разговоры, которые сами по себе говорили о негасимой лампаде русской культуры. Наверху, на поверхности общественной жизни, в СМИ и на телевидении в те годы бушевал прозападный шоу-смерч, а в подвальной горенке Ямщикова спокойно, без истерики, с ясным осознанием своей негасимости горела лампада русской культуры.
«Заседания» длились около трёх дневных часов, после чего я на своей «копейке» отвозил домой Валентина Распутина, ибо жили мы рядом, через дом, на Сивцев Вражке, продолжая в пути обсуждения, – всегда что-то остаётся недосказанным, все мы задним умом крепки.
Не вдаюсь в детали, потому что «заседание» в доме Палибина у Саввы Ямщикова я очень подробно описал в романе «Немой набат», вместо себя усадив за тот уникальный стол героиню романа. Первая часть трилогии, где и сказано о подвальной горенке Ямщикова, вышла в свет в 2019-м, когда был жив Курбатов.
Звоню ему в Псков: «Валя, высылаю книгу. Не томи, жду твоего слова с нетерпением».
Примерно через дней десять звонит. И как всегда с шуткой, он же смешливый был: «Толя, я твою книгу буду вместо паспорта носить. Надо же, живьём в роман угодил!»
Потом поговорили серьёзно, и я был счастлив. В романе ведь не просто описание «заседания», там серьёзные разговоры идут, прямая речь – и во множестве! — Ямщикова, Распутина, самого Курбатова.
Для меня его мнение было архиважным. О Савве, наверное, напишу ещё. А сейчас добавлю, что на двух книгах, которые Ямщиков мне подарил, он написал: «Единомышленнику, с почтением».
Заслужить от Саввы «почтение» — это многого стоит.
Анатолий СЛУЦКИЙ