Автор: Антонина Васильевна Белова – поэт, профессиональный филолог-русист, кандидат филологических наук, доцент, член Союза писателей России. Родилась в доме своего деда, казака Ивана Васильевича Белова, в станице Каладжинской Лабинского района Краснодарского края. Магическая красота Северного Кавказа, где прошли детство и юность Антонины, явилась первым толчком к её поэтическому самовыражению. Стихи начала писать в 12 лет, выпускное сочинение в школе было написано в стихах, первое стихотворение опубликовано в районной газете, когда юному автору было 17 лет. Автор девяти поэтических книг.
* * *
«Чем клясть вселенский мрак,
Затеплим огонёк».
Так думает дурак.
А умным невдомёк.
И легче дураку
И в мире не темно.
И умные стучат
К нему
В окно.
* * *
Рассекая дней июньских нити,
как лучом, желаньем быть и жить,
отвергая плен слепых наитий,
дай душе небесное вершить!
Не цепляйся за земное цепко –
мимолётна эта кутерьма,
ведь и без того связала крепко
суета, сводящая с ума.
Пусть над всем Господняя молитва
расправляет радость и любовь,
чтоб греха коварная ловитва
нас с тобой не уловила вновь.
Отче наш… – твержу везде и всюду,
да святится… – в сердце словно вздох,
даждь нам днесь – как милость – хлеба люду,
и долги остави, яко Бог…
Летним утром, полднем и рассветом
той молитвы повторяй слова,
наполняя душу тихим светом,
ведь она лишь этим и жива.
ДОМ
Дай помолчать у этих старых стен,
увитых виноградом и прохладой,
мне больше ничего уже не надо –
ни даже предстоящих перемен.
На лес и на реку моё окно
как дверь давно-давно забытой жизни,
где всё срослось: и радости, и тризны,
но сломано судьбы веретено…
Осенний сад торжествен, как герой,
ах, яблок вкус напоминает детство,
забытое далёкое наследство,
где солнце поднималось над горой…
И золотило душу, всё окрест –
и заливало счастьем до предела,
и ликовало маленькое тело,
и не казался непосильным крест.
Мой дом родной, касанием своим
утешь во мне всё мелочное, злое!
Кто виноват, что время золотое
уже спешит под парусом к другим?!
Не развязать прошедшего узлов,
не повернуть реки, и нет ответа,
молчит ковчег фамильного завета –
не услыхать далёких детских слов…
* * *
Меня переломить. Нет, не надейся,
не по твоим задумана рукам.
Ведь знаешь сам: как ниточка ни вейся,
а кончик виден даже дуракам.
Меня переломить. Как это просто,
наверно, показалось сгоряча,
да только крепок мой, хоть тонок, остов
и кровь казачья слишком горяча.
Меня переломить… Под сердцем рану
ты так легко безжалостно нанёс, –
но краток срок, и поздно или рано
найдёшь ответ на мучивший вопрос.
* * *
Я замирала, как трава,
пред миром Божьим в раннем детстве,
и ни жива и ни мертва,
не в силах этим насмотреться.
Я вглядывалась в лик цветка,
где лепесток за лепесточком
творила Божия рука,
а мне казался лишь цветочком.
И разглядев тычинок ряд,
весёлых и неприхотливых,
я улыбалась всем подряд
в обилье дней моих счастливых.
Я подбирала к ним язык,
я им в глаза до дна смотрела,
я понимала птичий крик
и пела что-то неумело.
И так благодарила мир,
душой по-детски отзываясь
на зов неведомых мне лир,
стиха предвосхищая завязь…
* * *
В веночке васильковом
июльскою порой
в саду, до слёз знакомом,
стоишь – живой сестрой,
так нежен тихий облик,
так светел тонкий лик,
ещё неведом окрик
судьбы, и боли крик
ещё не отозвался –
в глазах покой и свет…
И к васильку прижался
коровки божьей цвет.
* * *
Памяти Лауры Гаспарян
Ты ушла недопетой песней,
недосказанностью живой,
и не встретить тебя на Пресне,
ни в Мадриде, ни под Москвой…
Ты ушла. Осознать нет силы,
вечность стынет, судьбу тая.
Нет, осталась мне, сиротливой,
и улыбка, и боль твоя.
Вот испанскою стороною
мы идём, где волна к волне –
бирюзовой морской струною
бьётся песенка в душу мне.
По-испански ты напевала
о любви, что сожжёт сердца,
о фламенко – о силе шквала,
что сметает всё до конца…
Средиземное синее море
к горизонту тянулось вдаль,
и в житейском банальном споре
забывалась твоя печаль.
В парке дети играли, ветер
доносил нам обрывки фраз,
как посланье иных столетий –
город принял нездешних нас…
В тёплой Ма́лаге вечер тронул
кипарисы, горел закат,
и подобный густому стону,
голос колокола, крылат,
доносил нам тугие звуки,
время таяло не спеша,
и бокал поднимали руки,
и счастливой была душа…
А дорога вела нас к дому,
звёзды падали на ладонь,
и вечернюю пил истому
в древних окнах живой огонь.
Нас ночная ждала Гранада –
город наших прощаний-встреч.
Времена торопить не надо –
надо милых любовь беречь…
* * *
Расстанемся красиво, как поэты,
ворвётся поезд в лабиринт метро,
прости меня за прошлое, за это,
за то, что для другой твоё ребро...
Но как назвать созвездие былого?
Как нам войти в пространство дальних лет?
И как найти единственное слово?
Чтоб получить лишь правильный ответ.
Смотрю в глаза – открытые навстречу,
ищу ответ на мучивший вопрос,
а он так прост, – молчу и не перечу,
и не стыжусь потока лишних слёз...
Как лайнер в напряженье на глиссаде,
как птица разрывает высоту,
так в бесконечно долгом-долгом взгляде
всю нашу жизнь невольно я прочту...
* * *
Вновь дороги, слеза за слезою,
чемоданы, прощанья, вокзал,
яркий зонтик под страшной грозою
в небо серое купол вонзал,
и топорщились ветки акаций,
и стекали ручьями вдоль них
в лёгкой дрожи сомнений-вибраций
дождевые струи... На двоих
обретенье свободы желанной –
пей же этот кипучий настой,
расстаёмся, и право, как странно
не заметить усмешки простой...
Посмотри на прощанье открыто,
и улыбки с лица не гони,
слёзы лишние в сердце сокрыты,
ни к чему нам с тобою они!
Потому ни о чём не жалею,
отпускаю обиды свои,
уезжаю в родную Расею,
под покров её верной любви.
Ну, а дальше, а дальше расплата
за полученный жизни урок,
но ничто не сравнится с утратой…
не написанных в будущем строк.
* * *
Вот так, как плещется река
В неброский берег еле-еле,
Качая в сердце облака…
Как ветер вечный – кроны елей.
Вот так, как тихая трава
Склоняет тельце пред шагами,
Как эта церковь Покрова
Надеждой светит пред веками.
И как питает Кровь и Хлеб
У евхаристии, что свято,
Как не смогли Борис и Глеб
Поднять свои мечи на брата.
И как смиренно принял царь
Венец божественный – не царский,
Так пусть души твоей алтарь
Согреет свет любови братской.
ТАМ, В ГЕНУЕ
Там, в Генуе, тревожно море,
и, набегая на песок,
спокойной гальке цветом вторя,
спешит волна наискосок,
в ажурной пене воздух дышит,
и кружевом ложится вязь
на чуткий берег, а на крыши –
лучи медовые, сочась...
И пахнет розами и хвоей,
в лагуне – лодки, паруса,
а сердце? Что же с ним такое?
Его сокрытые глаза
вбирают всё: и даль, и близость,
и шёпот ласковой волны,
и гор далёких абрис сизый,
и колокол средь тишины.
И набегает лёгкий ветер,
закат лоснится от огня,
казалось, не было на свете
в тот миг счастливее меня...
* * *
Обетованная земля –
Ищите царствия внутри вас.
Душа как вещая заря,
Когда любовью осветилась.
Но долог путь и дни длинны,
И каждый день – звено в цепочке,
Что мы преодолеть должны,
Как лист, пронзая тельце почки.
Так прорастая день за днём,
Душа живёт, в себя вбирая
Весь Божий мир с его огнём,
Чтоб не обжечься светом рая.
* * *
Согрейся тихим светом
Моей живой свечи.
И пусть судьба об этом,
Всё зная, промолчит.
Судьбу опровергая,
Я рву её изгиб,
Чтобы душа другая
Зажглась, чтоб не погиб
Её огонь бессмертный,
Чтобы у той свечи
Горел огонь ответный
В потёмках злой ночи.
Возьми свечу, согрейся
Её живым теплом,
И пусть больное сердце
Не усомнится в том,
Что, догорев до края,
Над бездной жадной тьмы,
Она горит, живая,
Хоть и не видим мы.
* * *
Взыщите Господа с небес,
взыщите Его в вышних,
ведь Он для этого воскрес –
Господь не знает лишних.
Взыщите каждый день и час,
в делах больших и малых,
чтоб дар прощенья не угас
средь грешников и правых.
Взыщите утром и во тьме,
в путях земных печальных.
Пусть будет в сердце и уме
свет тихий, изначальный.
Взыщите в глубине молитв,
среди страстей и боли,
среди незримых, тайных битв,
чтоб жить по Божьей воле…
Взыщите в вере день за днём
с надеждой на спасенье,
горя божественным огнём, –
и в чуде Воскресенья!
