Автор: Евгений Сергеевич Калачёв родился в Новосибирске, рос в Туве, высшее образование получил в Омске. Там же начал писать. До этого в составе промысловой артели охотился на пушного зверя – месяцами жил в таёжной избушке без благ цивилизации, служил оперуполномоченным в уголовном розыске. «Уходил во внутреннюю эмиграцию»: работал сторожем, дворником, хлораторщиком. В 1996 году по итогам Совещания молодых писателей (г. Владимир) и по рекомендациям М. Лобанова и С. Шуртакова был принят в Союз писателей России. В 1997 году окончил Высшие литературные курсы Литературного института имени А.М. Горького (семинар Е. Чернова). Публиковался в «Литературной России», «Литературной газете», «Российском писателе», «Дне литературы», «Московском литераторе», «Омской правде», «Вечернем Омске». В журналах «Молодая гвардия», «Проза», «День литературы», «Милиция», «Золотое перо». Автор 16 книг. Секретарь Союза писателей России.
Генеральный секретарь Тувинской Народно-Революционной партии (1920–1940 гг.) Салчак Тока, учась в Москве, подружился с одним Генералом из соседней Монголии.
И вот однажды Генерал со свитой прибыл в гости в столицу Тувинской Народной Республики – Кызыл. Генеральный секретарь решил порадовать гостя чем-то необычным. Но чем? Природой Генерала не удивишь – в Монголии не хуже; дворцов, памятников архитектуры в Кызыле нет. Да и после красавицы-Москвы с её Кремлём, Красной площадью, собором Василия Блаженного разве можно этим удивить? Остаётся одно – роскошный стол. Благо при нём служил хороший повар – кореец по имени И Го.
Генеральный секретарь пригласил И Го к себе в кабинет:
– Скажи, дарга, чем можно порадовать дорогого гостя? – спросил у корейца Тока.
Повар задумался. Любое блюдо он мог приготовить вкусно, поэтому И Го пожал плечами и тихим голосом сказал:
– Как скажите, Салчак Колбахорекович, а я постараюсь. Вы меня знаете, – со скромным достоинством произнёс он.
– Знаю, знаю, – доброжелательно сказал генеральный секретарь. Он не спеша встал с удобного кожаного стула, медленно вышел из-за большого красивого дубового стола, неслышно ступая по толстому ковру с тувинским орнаментом, подошёл к повару и фамильярно положил ему руку на плечо. Тока знал этого сухощавого сутулого, но талантливого, корейца уже много лет – с тех пор, когда И Го пришёл с Сибирской армией командиров Щетинкина и Кравченко в Урянхайский край.
– И Го, сколько дней вы шли из Красной республики Степного Баджея до Белоцарска? – задал генеральный секретарь традиционный уже в их отношениях вопрос.
Кореец улыбнулся, он знал, что Большой дарга задаст этот вопрос.
– Тридцать четыре, Салчак Колбахорекович.
– Тридцать четыре, – удовлетворённо повторил генеральный секретарь. Он покровительственно улыбнулся своему повару, снял руку с его плеча и не спеша, с чувством собственного достоинства двинулся по ковру, заложив руки за спину. – Знаю, знаю, – задумчиво и доброжелательно повторил Тока… – Баран ему и дома надоел, марал у них тоже водится… Рыба, балычок, икра? – у тувинцев и у монголов эти блюда не в большом почёте, хотя, конечно, на столе и они будут – на закуску. А вот, так сказать, основное блюдо?! Вокруг которого и разговор должен оживиться и чтоб запомнилось оно надолго, – генеральный секретарь замолчал, подошёл к широкому окну, и посмотрел на серую, сталью отливающую под хмурым октябрьским небом, реку.
В кабинете было хорошо натоплено, но Салчак Колбахорекович зябко передёрнулся – он, глядя на ледяные воды Улуг-Хема, вспомнил, как в детстве, в своём урочище, ходил на охоту. Не от хорошей жизни, конечно, он пошёл на охоту в тот холодный с хиусом день – есть было нечего. И ему повезло – вернулся с добычей. Авай тут же зажарила длинноухого. Он ел зайца, облизывал пальцы, и ему казалось, что в мире нет ничего вкуснее…
Салчак Колбахорекович вернулся к своему столу.
– А зайца можешь приготовить?
– Могу, – не задумываясь ответил И Го. – Только у нас зайцев нет.
– Будет, иди, – генеральный секретарь снял тяжёлую трубку большого чёрного телефона, сказал по-тувински. – Мерген, поймай зайца и отдай повару. Немедленно! – Тока плавно опустил на рычаг трубку, задумался.
По распоряжению Большого дарги был снаряжён отряд из десяти всадников министерства обороны ТНР. Всадники, проскакав по пыльной центральной улице мимо первого в городе двухэтажного здания бывшего переселенческого управления, на балконе которого когда-то любил пить китайский чай царский комиссар по делам Урянхайского края – Григорьев. Выехали к войлочным юртам, стоявшим на краю столицы. Старший – полковник Мерген Оюн подскакал к ближайшей юрте, плёткой огрел лаявшую собаку и спросил у хозяина, выглянувшего из-за тонкого войлочного полога, прикрывающего вход:
– Зайцев где-нибудь в округе видел?
– Да, да, – закивал радостно хозяин юрты. – Вон там, у подножия тех гор. – Он показал рукой на невысокую из песчаника горную гряду, покрытую карагатником.
Полковник отпустил уздечку, хлестнул по крупу низкорослого монгольского жеребца, вынул из ножен шашку и понёсся галопом.
Если честно, то работы у полковника Мергена Оюна, несмотря на высокую его должность в государстве – начальника личной охраны Большого дарги, было немного, и поэтому он рьяно старался выполнить каждое редкое поручение генерального секретаря ТНРП и члена Президиума Малого Хурала ТНР. Ко всему прочему, он, как и каждый настоящий тувинец, любил охоту. Потому и понеслись на всём скаку всадники под его началом, оставляя после себя выбитую копытами дернину да клубы пыли. Мерген нисколько не сомневался, что выполнит приказ Большого дарги – хоть из-под земли, но найдёт и загонит зайца. Единственное, что его беспокоило в команде Салчака Колбакорековича, – слово: «Немедленно!» Сколько это «немедленно» – час, два, день? И не осерчает ли Большой дарга, если «немедленно» генерального секретаря не совпадёт с его «немедленно»?..
К счастью для полковника Мергена Оюна, уже у берёзового колка, который находился на полпути от юрты арата, собаку которого он отхлестал плёткой, до гор из песчаника всадники вспугнули косого. Заяц оказался крупным с длинными сильными лапами, которые понесли его прочь. Но длинноухий уже почти отлинял и выделялся ярко-белым пятном на серо-жёлтом фоне невысокой травы, полусъеденной и вытоптанной овцами ещё летом.
И потому заяц вскоре был загнан и почётно доставлен на кухню к корейцу И Го.
У корейца И Го на кухне был порядок идеальный, хотя помощников у него было всего двое. Два Василия. Один – русский парень по имени Вася – истопник и водовоз, и поварёнок в одном лице. Второй – огромный сибирский кот Васька – сторож провизии. Васька ловил мышей, и, конечно, был любим небольшим коллективом кухни.
И Го с детства любил кошек, но на Сахалине, где он родился, их большая семья еле-еле сводила концы с концами – на детей еды не хватало. Потом пришли японцы, и И Го с родителями переехал на материк. На материке с десяти лет он начал работать на кухне у трактирщика – богатого корейца Кима. Потом началась революция и Гражданская война. И Го ушёл от Кима к партизанам. За годы войны он постепенно перекочевал в Восточную Сибирь, откуда вместе с Сибирской армией красных командиров Щетинкина и Кравченко, в которой он служил поваром, пришёл в Урянхай, где и обосновался в Белоцарске – маленьком, но столичном городке края, где в основном проживали русские, но где, к своему удивлению, он встретил скромную, но сразу запавшую в душу, кореяночку, выросшую в бедной русской семье, – Машу. Поженились, на краю городка И Го вырыл землянку, рядом разбил огород, ну теперь, казалось, можно было и кошку завести, но его пригласил на работу сам Большой дарга, партия которого к тому времени пришла к власти в Урянхае, а потом начали рождаться дочери и, хотя огород и кухня давали достаточно пищи, чтоб прокормить большую семью, – землянка была тесной. На настоящий же дом средств не было.
Так маленькая детская мечта о кошке и осталась бы не осуществлённой, если бы однажды в дверь кухни не постучал мальчик-оборваныш и не попросил хлеба. И Го пожалел его, накормил, потом нагрел воды на плите. И вот тут, когда мальчишка снимал свои лохмотья, кореец услышал странный звук: жалостливый и тихий. И Го сунул руку в лохмотья и вытащил из них маленький серый комок, который испуганно замяукал, пытаясь уцепиться острыми коготками хоть за что-нибудь, а так как, кроме руки корейца, которой он держал котёнка на весу, поблизости ничего не было, котёнок вцепился в руку И Го. Кореец от неожиданности вскрикнул, но тут же засмеялся и прижал беззащитное животное к себе.
Оборваныш смыл грязь и оказался белобрысым русским мальчиком.
– А я думал, что ты китайса, – пошутил И Го. – А звать тебя как?
– Вася.– Откуда, ты, Вася?
– Из Верхне-Никольского Подхребтинского района.
– А родители где?
Мальчик стал смотреть в окно, по щекам потекли слёзы.
– А его как звать? – Кореец с улыбкой посмотрел на прижавшееся к нему крохотное существо.
– Васька, – сглотнув ком, вставший в горле, сказал мальчик…
Заяц был крупным. И Го положил освежёванную тушку в чан, залил её холодной колодезной водой, добавил уксуса. Конечно, можно было сделать проще: сначала отварить зайца, а потом сверху обжарить – так было бы гораздо быстрее, но вкус был бы совсем иным. И Го не мог себе этого позволить. И даже не потому, что ему бы Большой дарга или кто-нибудь из гостей сделал замечание – заяц был бы всё равно вкусным, а потому что со времён работы у богатого корейца Кима (а может быть, это было у него врождённым?), он привык всё делать на совесть – чтобы не было возможности даже в мыслях, даже во сне себя в чём-то упрекнуть.
Через три часа И Го вернулся к зайцу: достал его из чана, нашпиговал тушку бараньим жиром, натёр солью, обложил чесноком, луком и только ему известными очищенными и нарезанными кореньями, полил маслом и поставил в духовку жарить.
– Вася, прикрой поддувало и пока дров не подкладывай, – сказал он своему помощнику.
Во время жаренья И Го поливал зайца с ложки соком, образовавшимся на противне.
Наконец заяц был готов. Повар поставил аппетитную тушку на стол остывать. Оставалось его только переложить на красивое блюдо, украсить зеленью, добавить соуса, и можно есть. К зайцу И Го решил приготовить не менее пяти соусов. Вася во дворе рубил дрова, поэтому он сам пошёл в кладовую, где хранилась провизия, чтобы выбрать нужную для особого привкуса траву, которая в засушенном виде пучками висела под потолком.
И Го был доволен собой: и заяц прожарился равномерно, и трава у него была заготовлена впрок, и порядок у него был отменный и на кухне, и в кладовой, и помощники у него хорошие: мешки все целы, не прогрызены, да что там говорить, мышами здесь даже и не пахло. И Васе уже можно поручать готовить некоторые блюда самостоятельно – хороший парень: аккуратный и уважительный – настоящий повар получится…
И Го задумался: «Вот и старшая дочка Аришка подрастает, симпатичная, вся в мать, не успеешь оглянуться, и уж замуж невтерпёж. Это и хорошо. Лишь бы парень хороший достался. Вот Вася. Хоть и русский, а работящий, как кореец. – И Го вздохнул. – Вот только жить им негде».
И Го давно уже собирался поговорить с Большим даргой, чтобы ему помогли с кругляком да разрешение дали на строительство. Лучше – на том же месте. Поставил бы сруб вокруг землянки, крышей накрыл, окна пропилил, рамы вставил, а там бы разобрал старую землянку, пол настелил, а на месте землянки погреб бы вырыл. Всем бы места хватило и Аришке с Васей.
– Ну всё, сегодня пусть гуляют, зайца едят, а завтра пойду к самому Токе, – решил для себя И Го.
Повар выбрал траву для добавки в соусы, наложил в ковшик густой сметаны, вернулся на кухню, и, ещё закрывая за собой входную дверь, услышал знакомый звук. Звук, к которому он привык за много лет и потому на него кореец И Го не сразу обратил внимание. И Го прошёл мимо плиты к большому столу, поставил на него ковшик со сметаной, положил пучок травы и лишь после этого посмотрел в ту сторону, откуда раздавался звук. Посмотрел и замер от увиденного. Что с ним происходило в это мгновение, можно описывать бесконечно долго, а если коротко: кореец умер – на мгновение, потом сердце опять забилось, бросило в артерии огромное количество крови с адреналином, кровь ударила в голову и, не помня себя, И Го, схватив разделочный острый нож, рубанул по шее урчавшего от удовольствия кота, пожиравшего зайца.
Когда Вася с охапкой берёзовых полешек вошёл на кухню, он удивился тишине, стоявшей там. Его шеф, которого Вася почитал за приёмного отца, хоть и старался всё делать без лишней суеты и уж тем более без лишнего шума, своей неутомимой ежесекундной, ежеминутной работой создавал на кухне особую атмосферу созидания, в которой обязательно присутствовали звуки режущего ножа, размешивающей ложки, бульканья варева на плите, шипения на сковороде или потрескивания дров в печи.
На кухне стояла непривычная тишина, и лишь редкие капли, ударяющие о чисто вымытый деревянный пол, словно ход часов, напоминали о том, что жизнь продолжается, что время всё равно идёт, независимо ни от чьего-либо желания; ни остановить его, ни, тем более, повернуть вспять.
Вася положил дрова возле печи и подошёл к корейцу, сидевшему на большой кастрюле с крышкой возле стола, на котором лежал заяц с обглоданной задней лапой, а рядом на боку вытянулся кот. Из-под кота стекала кровь, которая большими красными каплями падала со стола на пол. Кореец сидел, опустив голову в натруженные неутомимые руки, и был недвижим.
– И Го, – тихо сказал Вася. – Папа! – в следующий момент вырвалось у него. – Папа! – парень, опустился на колени перед поваром и неумело обнял его за плечи.
Кореец И Го словно очнулся, отстранил Васю, встал, осмотрел стол, на котором лежали заяц и убитый кот. Времени до ужина генерального секретаря с монгольским Генералом оставалось уже мало.
«Пока начнут, разомнутся закусками, поедят под водочку с лимоном хан, тут и поспеет», – размышлял повар.
– Вася, обдери кота, – сказал И Го…
Стол был великолепен, а после конной прогулки с генералом аппетит у генерального секретаря был просто ошеломляющим. А приготовлено было как?!
– Да, повезло ему с поваром, повезло, – довольный, размышлял Салчак Колбахорекович.
Генералу из Монголии тоже всё очень нравилось, и особенно понравился заяц.
– Какой жирный, – покачивая головой от удовольствия, говорил гость, уплетая основное блюдо. – У нас в Монголии заяц не такой.
– Это тувинский заяц! – с гордостью за свой приём, за своё государство, за своего повара – корейца И Го, сказал Тока…
На следующий день, после бессонной ночи, кореец И Го пришёл на приём к начальнику личной охраны генерального секретаря полковнику Мергену Оюну и попросил, чтобы его уволили. Ни уговоры полковника Оюна, ни Большого дарги, к которому повар был приглашён, не подействовали. Причину, по которой он увольнялся, кореец И Го никому тогда не сказал.
Лишь через пятнадцать лет, после того как ТНР добровольно вошла в состав России, мой отец, направленный служить в республику и живший на квартире у корейца, узнал про этот случай.
Вася же женился на дочери И Го Арише, работал поваром в обкоме партии и получил большую благоустроенную квартиру в том районе, где проживали одни «шишки». А потом его забрал с собой в Москву приехавший с проверкой в Туву большой человек из Центрального Комитета. Говорят, что в умении готовить, Вася превзошёл самого И Го.
А И Го, похоронив свою единственную любовь – кореяночку с русским именем Маша, и вырастив дочерей, которые разлетелись кто куда, доживал свою долгую жизнь один, в землянке, построенной ещё в пору своей молодости и революционных преобразований, от зари до зари копошась в своем огороде. Кошку он так и не завёл и от предложений переселиться к кому-либо из дочерей отказывался – не мог жить без своего огорода. А когда, заболев, слёг, Василий ИГоревич увёз его всё-таки в Москву, определил на лечение в стационар 4-го Медицинского управления, где он умер. Похоронили корейца И Го на московском престижном кладбище.
