Автор: Не стало Добронравова Николая, позавчера, 16-го сентября. Тяжёлая весть в тяжёлую для общества пору. Когда бессмысленно сравнивать потери, когда само это общество привыкло ко всему тому и тем, что и кто его убивает, к вымиранию своему привыкло, к деградации и коллаборации с возглавившими его паразитами-мультимиллиардерами… Вот именно когда в таком состоянии оказывается общество — только голос поэта, причём не обязательно гражданина, но даже и антигражданина, сознательного (мы помним эти примеры 1980-х) борца с рутиной-трясиной, голос борца с конформной тьмой прошляков за свет справедливого будущего, — может вырвать живые ещё души из пожирающей их пасти Хроноса. Может вытряхнуть из голов их реакционный, гибельный сон разума — точным ударом в совесть.
Таким поэтом стало меньше, а их — наперечёт, на одной руке… Таким поэтом… да, был Добронравов.
Невозможно отдавать даже словами этому проклятому прошедшему времени такое имя! Вот почему и буквы не слагаются, трудно мысли превращать в речь…
Как и родная его, наша Эпоха, Добронравов был Советским, был коммунистом. Будь он чуть больше этого главного для нас родства патриотом в почвенном, узко-национальном понимании — я бы и не смел здесь высказываться. Те, кто не признаёт такого исторического субъекта, как советский народ, — пусть вычисляют «своих» в его неделимости, мы же, материалисты, знаем, что советский народ был и есть. И Добронравов — потеря этого, нашего, неразграниченного народа. Его строитель и сплотитель, его воспеватель на языках всего мира (переводы!), его голос, его совесть, его пульс.
Для меня лично долголетие поэта не было чем-то удивительным. Наоборот, казалось нормальным. И в его, начавшейся в ритмах индустриализации, жизни — длилась Эпоха. Именно так — «жить долго, жить нАзло» (как сказал Мересьев в первой экранизации «Повести о настоящем человеке»), — не просто должен, а может поэт после всех научных открытий и технологически-смысловых прорывов СССР. Да, социализм научился продлевать жизнь тем, кто его укрепляет и возвышает к коммунизму — тому доказательством и жизнь Фиделя Кастро, современника и единомышленника Добронравова. Да, принципиально бесплатное здравоохранение помимо непосредственной медицинской помощи — дало советскому человеку уже продлевающую его личную жизнь уверенность, что в любой точке его страны, ему помогут с максимальной самоотдачей и профессионализмом! (Это помню по себе, хотя год стоял перестроченый 1988-й, но нас, в летней археологической экспедиции на Алтае, вытаскивали местные врачи из архаических болезней — туляремии, сыпного тифа, — неудачно мы поставили палаточный лагерь в «клещовнике» на Катуни).
Сейчас не только всё это здравоохранение, строившееся десятилетиями и поколениями (и, кстати, экспортированное на Кубу), но и понимание, что ты настолько нужен стране, а значит и миру, что тебя стоит лечить без денег — украдено всё теми же господами миллиардерами, которые заходили попить чаи к поэту для своего сиюминутного пиара… Украдено цинично и безвозвратно. Об этом напоминают уличные и телевизионные рекламы, собирающие с миру по нитке на дорогостоящее лечение детей. Да это уже импичмент любому президенту, одна такая рекламка!
И это всё умел гневно видеть и точно запечатлевать словом Добронравов. Имел силу, имел право. Собственные же песни фундировали этот слог, эту мысль, этот взгляд.
Когда, послушно ментальному отступлению в капитализм, собратья по перу впадали в мракобесие, суеверия и церковщину, бились лбами перед «возвращённым» господом-богом, Добронравов писал:
(...) Мы - изгои в собственной стране, Не поймём, кто мы, откуда родом. Друг далёкий, вспомни обо мне - Остаюсь с обманутым народом. Друг далёкий, вспомни обо мне. Слышен звон чужих монастырей: Снова мы себя переиначим. На обломках Родины моей Вместе соберёмся и поплачем, На обломках Родины моей. (...)
Кто мы, откуда родом? Заблудились после контрреволюции 1991-го года? Блуждания были, верно, кто-то добрёл аж до Романовской Империи, полюбил триколоры (а их там аж два — на выбор) пуще красного знамени, и в судорогах верноподданства славит теперь её вместо подлинной, Советской своей родины. Однако трезвые — есть. Диаматовцы — не перевелись. И пока одни отщёлкивают нам на своих деревянных ложках придворно-посконного патриотизма «Не будь атеистом» — мы им отвечаем чётко, кто мы и откуда родом. Из Добронравова же («Новый день»):
Светом солнца озарены, Светом правды своей сильны. Наша Родина – Революция, Ей, единственной, мы верны! Мы в труде и мастера, и боги, Рукотворным верим чудесам. Бесконечно дороги дороги, Если их прокладываешь сам!
А с революцией у нас что, кстати? Что с Великим Октябрём — в календаре? Смерть такого поэта даёт нам право задать не один этот неприятный вопрос делившим с ним чашку чая…
А День Великой Октябрьской социалистической Революции — запрещённый праздник в нашей стране! Не Ельциным, нет — который пытался в «примирение и согласие» обратить этот всего человечества праздник… Нет такого праздника для «Новой России» (которой по мнению некоторых наиболее приближённых особ-сменщиков — совсем от роду мало лет, вот аккурат с 1991-го только). 4 ноября небывалое, приблизительно выдуманное Сурковым — есть, а 7 ноября — нет! Вот так и живём, вот так и ползём всё ниже да ниже. В направлении, обратном взлётной полосе Эпохи — к царям, к крепостному праву…
Николай Николаевич и был для нас ритмикой, пульсацией Эпохи. Его скромность, почти невидимость как личности-поэта за текстами постоянно окружавших нас с пионерских зорек песен — был неосязаемый, но легко воплощаемый в слова дух времени, zeitgeist. В нерушимом тандеме, да что там — в уникальном, как нержавеющая сталь сплаве с Пахмутовой, создавались такие песни, что уже при нас пережили свой век и обратились далеко за пределы породившей их земли и культуры. Добронравов доказал не эстрадными позами, как тот же идейно переменчивый Евтушенко или заумный Вознесенский, а каждодневной, в чём-то рутинной и невидимой работой, что коммунистический человек, лишь как чертёж набросанный Маяковским, — живёт, шагает, побеждает. Растёт численно и качественно, растёт над собой и континентами.
В квартовые жизнеутверждающие гармонии Пахмутовой ложащиеся слова поэта не просто высчитывали пульсацию великих строек, мирного расширения социализма в пределах Европы и Латинской Америки, — они убедительно, реалистично и одновременно футуристично отбрасывали отпечаток настоящего, в котором пролетарский интернационализм стал принципом сплочения прогрессивного человечества, — в будущее. Вот где был секрет той «стабильности» (язык буржуазный, неподходящий, — но возвращающий нас к капиталистическому разбитому корыту), что советским людям давала силы жить и творить отнюдь не ради зарплат или положения в обществе. Встав на гребень волны Эпохи, Добронравов вместе с Рождественским, видели и упрямо указывали нам и человечеству горизонты мирового коммунистического братства. Которое одно только может быть альтернативой войнам, раздорам человечества, разделённого на нации, конфессии, страны…
Это он, нисколько не походя на собратьев-поэтов и на учителя, приучал нас ежедневно, незаметно к неотвратимости социального прогресса. Причём языком поэзии простой, доступной школьнику и даже детсадовцы. Это же умел ближайший его не предавший Эпоху и коммунистический вектор её Роберт Рождественский («Встань, лейтенант!»):
(...) Просит высокая звездная россыпь, горы, излучина каждой реки. Маршал приказывает и просит: «Встань, лейтенант! Постарайся! Смоги…» Глядя значительно и сурово, Вместе с землею и морем скорбя просит об этом крейсер «Аврора». Тельман об этом просит тебя. Просят деревни, пропахшие гарью. Солнце как колокол в небе гудит! Просит из будущего Гагарин. Ты не поднимешься – он не взлетит.
Вот этой цепи неразрывной, не только межпоколенческой — идейной, — принцип дошёл до нашего, самого блуждавшего после контрреволюции поколения. Говорил и ранее, повторю сейчас: попавшая в репертуар с первых дней её существования (то есть с августа 2001 года) в эшелонский наш репертуар песня, написанная к съезду ВЛКСМ, «Так победим», это не случай рОкового пиратства, это акт глубокой преемственности, верности Родине и Революции. Такое мелким понятием кавер-версии — не назовёшь. И это сейчас не попытка переключить внимание со скорби, это, напротив, дань внимания первоисточнику.
Эта песня стала по-новому звучать не хоровым, а рОковым манером, с изменённой несущественно гармонией — именно потому в ней нашлась необходимость в боевых нулевых. Петь назло русрокерскому ресторанно мяукающему «мумиЮ» и тремолящему «сплинУ» — «Если дело отцов станет делом твоим — только так победим…» (ибо краток век поколения, а Дело затеяно Лениным и большевиками великое, не Россию сотоварищи одну — Землю всю привести к коммунизму) — это не «старые песни о главном», это именно песни нынешней борьбы, в которой припев, звучавший в 1982-м нормально и даже для кого-то скучно, — вновь призыв к революции, к противостоянию социальному регрессу и правящему классу в его измывательствах антинародных.
Видный, ярчайший поэт Эпохи ушёл не на высокой ноте, а медленно угасая, умолкая в атмосфере государственного «признания» — без экивоков индивидуализма, как опять же приучили (к скромности: всё — стране, пока можешь, пока живёшь…) ритмы того, нашего, Советского времени, что растянулось для него и для нас за пределы века. Да, век 21-й, конечно же, видел он не таким — но всё людьми здесь вершится, и кто не разучился слышать краснознамённые пахмутовские гармонии на фоне перековерканного до неузнаваемости, самоистреблённого С.Михалковым гимна Советского Союза, — тот не согласится с прибравшим поэта «прошлым», что он неактуален. Был, есть, будет актуален! Потому что не сдался, не слился с фоном, пока мог писать, выступать. Оставался с обманутым собственными же буржуями народом.
Классовые бои не смирившихся с приватизацией социалистической собственности — грядут, а гармонии тандема Пахмутовой и Добронравова — нержавеющие, закалённые, этим боям нужные, родные. И как бы буржуазное авторское право ни пыталось встрять в преемственность коммунистического Дела нашего — мы будем петь «Так победим» и новые песни на его стихи, — как ранее, там где теплится пламя классового самосознания, там, где из искр квартовых призывов вспыхивает пламя взаимопонимания масс, континентов, стадионов! Не старея ни сердцем, ни убеждениями — до Второй социалистической революции.
Увы, Николаю Николаевичу довелось видеть как космический взлёт коммунизма, так и рукотворное падение его. Как очевидцы и звучавшей его словами на пахмутовских мелодиях, вместе с музыкой Эдуарда Артемьева, Олимпиады-1980, и этого последнего события (контрреволюции 1991, деградации 90-нулевых-десятых) — мы просто обязаны не терять ритмов социализма, не сбиваться с того, первого, утреннего такта (из песни, что ниже), нести наше и его знамя научного коммунизма дальше, вперёд. Отвоевать утраченное — здесь, в центре намеченного в 1917-м и обустроенного уже значительно нового мира.
Выражаем глубочайшие соболезнования не только Александре Николаевне, но всей гигантской семье, то есть стране Поэта — всей редакцией.
Дмитрий ЧЁРНЫЙ, поэт, гендиректор «ЛР»
