30.10.2024

О «Гроздьях гнева» в хронотопе и вне его

Поленились, товарищи, прийти на коллективный просмотр. А зря! Поскольку и я посмотрел фильм впервые – и притом являюсь выпускником кинофакультатива 91-й школы (вёл его Р.Я.Гузман – он же на ТВ, на 1-м канале вёл два года передачу «Семейный экран», 1989-91), возьмусь вам, для повторного сеанса и мотиванса, сюжет фильма изложить, проанализровать и таким образом проанонсировать уже расширенно

Герой сперва поражает своим несходством с ожидаемым образом «сиделого». В США того периода этот образ сложился вполне – однако голливудская романтизация преступности 1920-30-х, времён «сухого закона» и великой депрессии, в частности глорификация мафии, сделают своё дело значительно позже. На момент 1940-го случайный убийца (самозащита) Том Джоуд (играет его Генри Фонда, папа снимающейся поныне киноактрисы левых убеждений Джейн Фонды, которая снялась в фильме о том же периоде и человеческом износе «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», 1969) немного напоминает главного героя «Римских каникул» (классики уже совсем иного, послевоенного кинореализма) в исполнении Грегори Пэка. Слишком красив, строен, зубаст, не примят тюремной жизнью как-то… Впрочем, и 4 года всего отбывал срок, выпущен по УДО.

Современный зритель запросто может подумать, что в САСШ (это более точное название на тот момент) даже тюрьмы были настолько комфортнее и гуманнее, что попавший туда за убийство, то есть по тяжёлой статье, мог выйти со всеми собственными зубами и всего через 4 года… Этих товарищей сразу отсылаю за правдой времени к книге «Канал имени Сталина» 1934 года – и конкретно к главе «Страна и её враги», там дан подробнейший сравнительный анализ условий заключения в капстранах, где заключение – есть именно карательная, но не исправительная мера. На контрасте с медленным убийством или измождением неволей, бесполезном для заключённых и общества (оградительном) пребывании за решёткой в Италии, Испании, Германии, — показана прогрессивность системы ГУЛАГ, в которой труд не повинность, а социализация, для многих – даже обретение новой специальности и новая с нею путёвка «на гражданку».

Однако для эрудированного, взыскательного зрителя подобных неувязок поначалу будет немало: например, второй после шофёра (вот он больше походит на уголовника – актёр Ирвинг Бэйкон) встреченный возвращающимся из тюрьмы Томом – бывший христианский проповедник. Джим Кейси кажется едва ли не ровесником Тома, хотя, по их же воспоминаниям, должен быть значительно старше. Но Джон Кэррадайн хорошо играет разуверившегося, кающегося проповедника. Элементы театральности и камерности (павильонный звук в сценах на открытом пространстве) вообще характерны для мирового кинематографа того периода, и здесь их не более, чем в том же нашем «Цирке», «Волге-Волге» или «Подкидыше». Это ещё кино, не раскрывшее собственной выразительной специфики, а лишь экранизация театра («Театр на экране» — была такая рубрика на советском ТВ), о чём в своей теории киномонтажа писал Андрей Тарковский на примере критики монтажа Сергея Эйзенштейна в «Иване Грозном».

Однако для произведения Стейнбека как раз такой, простейший тип экранизации и нужен – в 1939-м роман получает Пулицеровскую премию, в 1940-м уже экранизирован. Темпы практически такие же ударные, как в случае экранизации послевоенного романа Всеволода Кочетова «Журбины» (к/ф «Большая семья») о советской рабочей династии, меж этими романами десятилетие, но какие разные судьбы! Здесь, в экранизации Форда главное – в динамике событий, в накатывающей на главного героя жути, которая, по идее, не должна казаться таковой после тюрьмы…

Великая депрессия на селе, среди фермеров САСШ – есть ни что иное, как повторяющееся в Новом Свете изгнание феодалами крестьян с их земель (земли фермеров проданы правительством вместе с населением, согнать которое – уже забота нового собственника, хищника покрупнее их самих). Джоуд находит свою семью не в родной хибаре, где уже воет зловещий ветер-суховей, сдувающий попутно плодородные слои почвы – а на временной «вписке», в процессе исхода. Сам Стейнбек говорил о «библейской» линии сюжета – однако нам-то интереснее историческая конкретика.

Трактористы капитализма и социализма

И здесь, безусловно, отечественный зритель будет поражён символами наступления городских буржуев на крестьян. Это трактора! Причём едущие организованно, красиво, воинственно. Символы нашей, социалистической механизации села – то есть помощи рабоче-крестьянского государства колхозникам в виде моторно-тракторных станций (МТС), – здесь действуют в роли танков. Трактора, кстати, загляденье, широкогусеничные! Таких ещё не было в СССР (обязательно посмотрите для сравнения наш фильм «Трактористы» 1939 года) – на заре коллективизации довольствовались как раз американскими фордзонами куда более архаических, узкоколейных модификаций (один такой есть в музее-гараже Мосфильма).

Но и этих фордзонов хватило, чтобы всполошить кулачество – в романе о коллективизации села «Бруски» Фёдора Панфёрова есть эпизод, когда подосланный кулаками вредитель пыряет ножом первый, зачехлённый ещё трактор наугад, словно живое существо, не зная его физиологии, случайно перерезает маслопроводный шланг. Жаль, роман не экранизирован…     

Лачуги американских крестьян рушит трактор едва ли не с них ростом, причём щекастый тракторист в высоких шнурованных берцах автомобилиста того времени чётко мотивирует свои действия: «мне платят три доллара в день, у меня семья, жена и двое детей, и я думаю только о них, а ваши семьи – это ваша забота». Узнаёте формулу бытия нынешнего рабочего в богоспасаемой нашей Эрэфии? Оплата труда в соседнем цеху если выше – те ему не товарищи, и уж никак не профсоюз, а предмет зависти и локальных «тёрок» с начальством (пример свеж)…

Обороняющий дом фермер-единоличник бессилен остановить произвол: грозит трактористу ружьём, однако выстрелить не решается – жизнь всё же дороже лачуги и земли, жизнь, которую теперь придётся продавать розницей, но сперва ещё — найти покупателя… К тому же не тракторист же является непосредственно классовым врагом фермера? Тракторист указывает на далёкого городского банкира – так капитал прячет от своих жертв причинно-следственные связи…

Быстро, ярко показаны причины насильственного исхода и без того бедных фермеров – которые пролетаризируются вследствие невидимого и непонятного им кризиса перепроизводства, вогнавшего крупную буржуазию, сиречь правящий класс САСШ в великую депрессию. А когда господам неуютно – в сто крат будет хуже тем, кто внизу социальной иерархии. За кризис, как и за войну, устроенную господами – всегда расплачиваются пролетарии. Теперь безземельные крестьяне – наёмные рабы, уповающие на добрую волю работодателя и южные плодородные земли. Счастье ещё, что у семьи Джоудов есть автомобиль, на котором можно отправиться в тёплые края – Калифорнию (о, как это напомнило мне историю спасения семьи Богдана Цивенкова из Мариуполя в 2022-м! не будь двух машин, причём заправленных бензином заранее, не смогли бы эвакуироваться, а дом их, в сыром подвале которого они укрывались от артобстрелов наступающих «освободителей» две недели, из-за высоты уже прибрали ВСУ).

Перегруженный, напоминающий лачугу на четырёх колёсах – вот теперь дом Джоудов, и, встречая точно таких же пролетаризированных крестьян на пути, на таких же средствах передвижения, они отправляются в поисках доброго буржуя, который даст работу в сезон сбора урожая. Благо что на листовки (да-да, рекламу тогда так называли) у него хватило денег – звать обездоленных его же коллегами по классу для дальнейшей их эксплуатации…

Этот процесс хорошо знаком нашим современникам: уничтожение ельцинским росчерком пера колхозов и совхозов в 1995-м предрешило судьбы миллионов. Пришлось переквалифицироваться в гастарбайтеры (как и в других экс-республиках: Узбекистане, Туркмении, Казахстане). Пахотные земли – далеко за примерами не ходим, — даже в Подмосковье распродали под застройку дачами господ. Сельский пролетарий, организованный в собственную производящую силу и единицу принятия решений, в колхоз – был десубъективирован, дезорганизован. Пахотные земли, словно историческим реверсом, распались на паи, и паи за ненадобностью в таком масштабе, «господа крестьяне» продавали за бутылку водки тем, кто их собрал вновь, но уже для личной прибыли – как ранее ваучеры в городах скупали…

Что там выросло вместо кукурузы, как у Джоудов, вместо хмеля, например, в посёлке Росхмель, что сосед Калистово по Ярославской дороге – видно среди ещё не сведённых лесов. Это не только дачи, это местами и дома городского типа, как под Пушкино – куда можно дотянуть водопровод и электричество. Вот что в РФ научились буржуи строить (потому что там сверхприбыль) – так это жильё! Которое тоже научились делать кабалой для пролетария – через ипотеку… Но я отвлёкся – мы ж про «извечных врагов России»!.. 

Книга Р.Левиной как ключ к фильму Дж.Форда

А вспомним-ка, что было в СССР тогда же? То, что поражало капиталистический мир и угрожало ему: коллективизация и индустриализация! Которые не могли идти порознь, о чём написано немало. Плановые процессы строительства бесклассового общества, экономического базиса социализма – вопреки рыночному хаосу, который и породил великую депрессию. Есть уникальная книга, которую я даже приносил на этот кинопоказ – издания почти того же года, что «Гроздья гнева» (не 1939-го, а 1938-го, правда), тираж для тех лет минимальный – 15 тысяч экземпляров. Вот её обложка.

В ней-то как раз вы можете обнаружить сухую статистику «успешности» американских фермерских хозяйств, то есть единоличников, которую безжалостно критиковал ещё Ленин – просто к его работе и методу прибавились новые статистические данные 1920-30-х. Эта книга Р.Левиной — как бы изнанка, подоплёка событий «Гроздьев гнева». Настойчиво её рекомендую и тем «научным централистам», кто хочет дельно разобраться в том, что породило реалистический роман Стейнбека и его экранизацию. Уверен, после просмотра этого фильма вы не будете повторять чушь шовинистов про неспособность американцев к самокритике и критике собственного империализма.  

И пока внутри САСШ одни американцы вынуждены тратить бензин (последние доллары) и свои силы чтобы добраться в Калифорнию и продать свою способность трудиться (грубо, физически – об ином и мечтать крестьянам некогда), другие американцы… проектируют и строят Днепрогэс в качестве инженеров. Социализм выманивал лучшие умы Америки – причём строительством своим агитировал крепче любой листовки. Да-да! Причём Днепрогэс едва не сделал Запорожье столицей СССР, этот проект всерьёз рассматривался ВКП(б). Но это просто наиболее яркий пример (его любят приводить даже местные антисоветчики: мол, ничего там собственно-советского, где умно построено, там непременно американский проект) – в Москве, к слову, есть конструктивистский посёлок Дангауэровка, так в нём даже бейсбольные площадки были изначально, прогрессивные американцы не только критиковали, как Стейнбек художественными средствами капитализм и его гибельность для американцев, они и в СССР хорошо поработали.

Берём любой наш роман об индустриализации – раз помянули Днепрогэс, вспомним и «Гидроцентраль» Шагинян. Инженеры, прочая техническая интеллигенция если не иностранцы, то непременно аполитичные, во многом старорежимные «спецы» (меньшевики или около того), готовые сделать вещь, но не понимающие всего её полного, «долгого» назначения. Сам сознательный пролетарий, то есть большевик – всё ещё внизу уже более десятилетия перестраивающего себя общества. А вы поражались с высот уже позволяющего себе социалистический гуманизм и морализм общества – зачем это нужен был ГУЛАГ, зачем «лютовал» НКВД! Вредительство – не выдумка Вышинского, а реальное сопротивление медленно, планомерно низвергаемых с прежних буржуазных высот классов и прослойки. Величайшая историческая ошибка – в демонизации, виктимизации и болезненной акцентуации цифры «1937», причём сделана она как раз тем, кто бездумно как среднее исполнительное звено составлял списки московских кандидатов на репрессии, и кому Сталин писал «Никита, уймись!» — Хрущёвым. Переложил ответственность на начальство, снял с себя ярмо своих же деяний…

Нарастающая, непрекращающаяся даже здесь, казалось бы, на строительстве святая святых социалистического базиса – на Гидроцентрали, — классовая борьба, раскрыта в ежедневности, даже в речи, повадках героев. Которые у  Шагинян, кстати, нигде не доминируют друг над другом, нет «любимчиков», кроме Рыжего (армянина с примесью немецкой крови) поначалу: даже тут соцреализм, ещё становящийся только на ноги, вводит новые нормы относительно реализма 19-го века, бывшего критикой романтизма и не изжившего ещё «героизм».

Соцреализм и прогрессивный американский реализм

Реализм американский, причём вполне антисистемный, прокоммунистический, на момент уже второго десятилетия существования социализма в СССР – имеет не только героический для нас оттенок, но и собственную природу, свой онтогенез (котрому надо посвящать отдельную работу, и начинать с Войнич, продвигаясь к Драйзеру). Классовая борьба здесь явлена Стейнбеком в других масштабах – отнюдь не внутри одного коллектива (тут тем более коллектив – природно-первичный, семья), но растянутой в пространстве, на штаты, на антагонизм города и села, банков как явления городского, и фермеров, которым банки и создаваемые ими агрохолдинги (сегодняшим языком говоря) несут гибель и разорение (не поверите, об этом же – роман Сергея Жадана «Ворошиловград», только с иной акцентуацией, капитализм тут хоть и бандитизм, но не он главное зло, страшнее «совок» внутри героев).

Вот так, вроде бы изобретая трактора лучше советских (хотя, СССР быстро навёрстывал упущенное: СТЗ, ЧТЗ), американцы, тем не менее, не могли употребить умную технику во благо всем американцам. Здесь трактор – не машина освобождения труда, как в СССР, но наоборот, машина порабощения (как пролетарского самосознания отдельного тракториста, так и с его помощью крестьянства). Танк, проламывающий ветхие древесные преграды меж фермерским самоснабжением и нищетой, которая тотчас вынуждает их стать из нанимавших батраков хозяев земли, подёнщиками, то есть батраками уже не северных полей, а южных плантаций. И если шалман Джоудов на колёсах и въезжает в город с надеждой на гуманность этой цивилизации, и на счастье встречает там сразу земляка-полицейского, то полицейский этот чётко будет разделять в себе человека и должностное лицо. Как полицай – он обязан гнать бедняков дальше, за пределы охраняемой территории, в гетто за чертой города. Как земляк-оклахомец – он улыбается, интересуется судьбами общих знакомых…

Это человеческое (коммунистическое!) внутри «должностного», дремлющее, но в острых ситуациях пробуждающееся — показано Джоном Фордом не раз, в разных ситуациях. Например, при покупке хлеба Джоудами в попутной булочной-кафе, где продавщица сперва не соглашается дёшево отдать буханку, но хозяин, видя стеснённость в средствах крестьян-путешественников, велит ей отдать за четверть цены вчерашний хлеб, и сама продавщица-кассирша отдаёт сладости детям Дожудов дешевле цены, а двое шофёров-посетителей позже доплачивают незаметно разницу, которую должна была бы покрывать продавщица из своих (буквально сегодня в «5-ке», которая в высотке на Котельнической, пожилая кассирша рассказала о таком случае – эта практика в «богоспасаемой» работает сейчас, если покупатель случайно, из-за зависания терминала, или злонамеренно уйдёт не заплатив, это проблема кассира, покрывай из своих, и об иной морали все  даже думать боятся, хоть наверху этой пирамиды эксплуатации сидят миллиардеры!)

Путь Джоудов на заработки тяжёл: первым в пути умирает дед от сердечной недостаточности, второй – его жена, бабушка. «Библейский» путь через пустыню уже в штате Калифорния она не осилила. Удивительно, что времени на переживания и скорбь, «роскоши» эмоций у этой семьи – нет! Даже этого, последнего человеческого лишает разлютовавшийся в период депрессии как принцип отношения человека к человеку капитализм… В попыхах деда хоронят у дороги под скупые и вполне материалистические прощальные слова Джима Кейси («ему уже не больно, его мне не жалко, жалко его внуков», а тихую смерть бабушки, чтоб не нарушать скорости пересечения пустыни, скрывает от семьи мать семейства, только бы достигнуть «оазиса» плантаций…

Попутно, конечно, Джоуды узнают истории и пострашнее смерти от старости и дорожных неудобств: точно такие же на заработки едущие безземельные крестьяне вынуждены были видеть голодную смерть своих детей, но доктор записал причиной остановку сердца, а не истощение… Первое устройство на работу по сбору персиков за колючей проволокой (да-да, мои нежные проклинатели ГУЛАГа!) даёт семье Тома лишь хлеб насущный. И тотчас попытку организовать забастовку там, где сосредоточился пролетариат, давят имеющиеся тут (потому что тут концентрируется изымаемая буржуем прибавочная стоимость – есть чем делиться!) в изобильном числе шерифы. Бейсбольная бита полицая как основное оружие нации – бьёт точно в лоб бывшему проповеднику, ставшему профсоюзным лидером. Чего же такого ужасного требовал подпольный забастком Кейси? Лишь сохранения платы 5 долларов в день за сбор персиков! Не больше, а «индексации». Убив такой же битой полицая, Том Джоуд меж тем видит, как точно сбываются слова Кейси: плату снизили до 2,5 долларов. Семья тотчас покидает плантации под предлогом найденной где-то вне этой потогонки работы.

Жирные буржуи, на личных авто проезжающие по тем же дорогам, где колесят в превосходящем их числе подобные джоудовскому шалманы на колёсах с истощавшими пассажирами – не портят пейзажа. Классовый мир в период пролетаризации крестьян САСШ – поражает! Каждому предлагающему им вдалеке работу буржую – семья рада и благодарна за информацию. Никакой классовой ненависти из-за внешнего вида! Вот уж что у нас есть, советских (и тому всё-таки повод имеется весомый, социалистическая собственность, нас вскормившая, неделимая и приоритетно по конституции охраняемая в СССР), так это ненависть к образу жизни буржуев. Вследствие чего «комитет по управлению делами буржуазии» периодически голосом «обнулённого» даёт олигархам (он их нежно зовёт нуворишами) настойчивые советы не обижать своим открытым досугом «людей труда» (слова «пролетариат» он панически боится), это всё же 80% населения…

Контрастом с «концлагерем» персиковой плантации выступает новое место проживания семьи, где правительством (занявшимся при Рузвельте кейнсианством на фоне хищничества банков и подчинившим себе далеко не всё – не случайно, а приницпиально) созданы почти социалистические условия – женкомитет, бесплатные душевые кабины, прочие удобства, включая школу. Однако за эти удобства всё же надо платить три доллара в день с человека, то  есть найти работу за пределами лагеря: из любви к человечеству тут держать не станут… Оазис юрисдикции правительства САСШ, где человеческое, рациональное, разумное получает инфраструктурную подпитку, некое пространство для развития, например, классового самосознания – конечно, бесит конкурирующие фирмы, то есть плантаторов, местных помещиков. Они засылают провокаторов на танцы, чтобы спровоцировать драку, ввести внешнюю полицию и скомпрометировать лагерь. Здесь, как и за колючей проволокой Том Джоуд принимает актвиное участие в избиении провокаторов, что заставляет его пуститься на этот раз в бега, так и не став беременной жене брата (Розе Сарона – актриса Доррис Баудон) заменой супруга, подло сбежавшего от тяжёлой кочевой жизни… Вот, кстати, что эстетически роднит фильм с послевоенными голливудскими картинами (и что возьмут за эталон олдфаги-стиляги для одноимённого похабнейшего и глубоко антисоветского фильма) – это женские образы. То, что потом станет эталоном именно американской женственности, уже тут есть, хоть и не на первом плане. Да-да, это тоже немного «усомняет» зрителя в нищете насильственно пролетаризированных – но хранить достоинство и красоту будущей матери, не грех, как говорится…

Призрак Тома Джоуда, призрак коммунизма

Двухчасовой фильм, поскольку это роуд-стори и муви – не имеет чёткого конца. «Дорога без начала и конца»… В двухчасовой ленте, всею событийностью подводящей к мысли о классовой борьбе, о коммунизме – как не теоретической, а уже строящейся в СССР альтернативе такому ползучему ужасу взаимоотношений сограждан и классов, — лишь раз упоминаются «красные». Том спрашивает Кейси, кто же это такие – но и у него нет точной информации. Меж тем Гесс Холл и одна из сильнейших в мире на тот момент, компартия существует в САСШ именно благодаря примеру СССР. И на многотысячных демонстрациях и митингах бастующих горняков Гесс Холл (по убеждениям и хронотопу – конечно, сталинец) требует уровня жизни как у советских шахтёров!.. И этот простейший метод агитации работает, поскольку СССР для американцев не сказка: многие инженеры и прочие специалисты возвращаются со строительства объектов инфраструктуры советской. Которая уже помогает большевикам производить высокой культуры человека, освобождённого от забот добычи хлеба насущного человека-созидателя: возвращаются американцы с правдивыми историями…

Мэдисон-сквер гарден, 1939

Но конечно, не дремлет и буржуазия, как и в Германии, Италии, Испании мобилизующая на свою сторону фашистский антидот против коммунизма даже в слабейших его проявлениях-настроениях. Фото съезда фашистов в САСШ в Мэдисон-сквер гарден знаменито, его можно сравнить со съездом только компартии. И можно представить себе уже основное глобальное противостояние грядущих 1940-х, о котором, например, Сталин спокойно отвечал в открытом письме товарищу Иванову Ивану Филипповичу, уже в 1938-м (делая при том в отношениях с Германией всё возможное и невозможное, чтоб оттянуть начало неминуемой войны, «молнии» меж полюсами диктатуры пролетариата и диктатуры шовинистической, реакционной буржуазии):

В самом деле было бы смешно и глупо закрывать глаза на факт капиталистического окружения и думать, что наши внешние враги, например, фашисты не попытаются при случае произвести на СССР вооруженное нападение. Так могут думать только слепые бахвалы или скрытые враги, желающие усыпить народ. Не менее смешно было бы отрицать, что в случае малейшего успеха военной интервенции интервенты попытаются разрушить в занятых ими районах советский строй и восстановить буржуазный строй. Разве Деникин или Колчак не восстанавливали в занятых ими районах буржуазный строй? Чем фашисты лучше Деникина или Колчака? Отрицать опасность военной интервенции и попыток реставрации при существовании капиталистического окружения могут только головотяпы или скрытые враги, желающие прикрыть бахвальством свою враждебность и старающиеся демобилизовать народ. Но можно ли считать победу социализма в одной стране окончательной, если эта страна имеет вокруг себя капиталистическое окружение и если она не гарантирована полностью от опасности интервенции и реставрации? Ясно, что нельзя.

Ответ товарищу Иванову, Ивану Филипповичу, Сталин И.В. Cочинения. – т. 14.

Фильм-самокритика общества «депрессивного» самоуничтожения, получивший вдобавок к до того премированному роману Стейнбека сразу же двух «Оскаров» в 1941-м (когда «кейнсианствующие» элиты САСШ и не думали воевать против Гитлера, и даже помогали ему вооружаться, а до того пиариться – журнал «Тайм», например) – стал заметной вехой в полевении не просто одной американской творческой интеллигенции, но всего общества. Чем бы это закончилось, если б не было 2-й мировой войны, при сохранении мирных темпов строительства коммунизма в СССР, курс на который был взят уже в конституции 1936-го – вопрос глобальный, а не национальный… В том-то и беда, и торможение мировой революции, что социализм и империализм локализовались, и противостояние их, антагонизм их перенёсся из внутриобщественной ипостаси (классовой борьбы) в «геополитическую» (специально использую нацистский термин Хаусхоффера, перенятого Розенбергом, поскольку без фашизма этой локализации-кристаллизации идеологической и не было бы: противопоставления «национального единства» классов – единству классовой борьбы с пролетарским интернационализмом).

Мэдисон-сквер гарден, 1939

За право научного коммунизма вновь свободно и умно шагать сперва в форме пропаганды, то есть идеологической борьбы с капиталистической реакцией, а затем и практически по планете – СССР как его единственный чертог в 1941-45-м, — заплатил десятками миллионов жизней. И вовсе не для того, очевидно, чтоб только у себя устроить социализм (что и оказалось невозможно, в итоге), а чтоб быть взлётной полосой теории/практики этого спасительного для человечества пути противоречивого, но цивилизованного развития (диалектическая традиция как раз противоречие и числит основным признаком развития). Что это, безусловно, так, что альтернатива дружбе народов и мирному их слиянию, сотрудничеству, изживающему границы государств – только война буржуазных государств на месте бывших социалистических республик, то есть взаимное истребление народов во имя процветания ничтожной кучки эксплуататоров наций и «национальных идей», — мы убеждаемся уже второй год.

Мир в тупике именно потому, что СССР был доведён до контрреволюции и самоуничтожения внешней и внутренней реакцией (ревизионизмом, реформами и т.д.). И нынешний путь человечества (на фоне всех официозных экономических форумов и обещаний цифровизации, стабилизации, устойчивого развития – успокоений правящим классом классов подвластных), если уж брать дороги и фильмы той эпохи как символ – это не «Светлый путь» Александрова (1940) и не «Счастливый рейс» (1949), а дорога Джоудов, с неизменным ухудшением уровня жизни трудящихся по причине торжества буржуазных норм сосуществования классов над пролетарскими (а таковые ведут к изживанию классовых границ вообще, к бесклассовому обществу, где от каждого по способностям и каждому по потребностям).                       

Дмитрий ЧЁРНЫЙ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Капча загружается...