Автор: Чернова Мария (р. 1984) — поэт, художник, организатор культурных мероприятий, создатель проекта «ХимЧитка». Родилась в г. Владивосток, раннее детство провела в г. Чебоксары, выросла в подмосковном г. Троицк. Окончила Московский Государственный Университет Печати, Факультет Графических Искусств. Полуфиналист первой евразийской премии МОСТ 2022 в номинации поэзия. Выпускница Литературной Мастерской Захара Прилепина 2022 и 2023 гг. Участница онлайн-курса издательства СТиХИ 2023 г.
20.08.22 Звенит в ушах От …срыва? От …обрыва? От …прорыва? Столб дыма встал напротив «мудреца». Корона из холодных мокрых пальцев Сползает на лицо отца. Чудовище пожрало жрицу, А жертва провела обряд. И приоткрылись двери в странный Мир угловатых паучат. Четыре чёрных рукава Своей космической рубашки Стирал интернационал, Спешил на стол поставить чашки. Стул сверхмассивный придвигает , Волнуясь чай на скатерть льёт, Негромко марши напевает, Скопленья звёзд газетой бьёт. О …твёрдых? Хорошо или никак. О …стёртых? Хорошо или никак. О мёртвых — тихо-тихо так, Как истлевает красный флаг. 1956 Мать наварила кукурузы, Осела грузно у крыльца, Не выбирая выражений, Ругает мёртвого отца: «Отец твой был тиран и деспот, Отец хотел тебя убить. Забудь, как он тебя баюкал, Забудь, что научил ходить». Его пальто теперь на бомже, Его портреты сожжены. Лишь в памяти нечёткий образ, Как трубку он вставлял в усы. Так вышло: вечером у клуба Отец наш маму потерял, Когда заморские журналы Перед лицом перелистал. И даже дедушка Владимир Не смог блаженную унять, Везде она наотмашь стала Авторитет отца ронять. Так мы росли, не чуя почвы, Не веря в правду и закон, Ведь подлой вислоухой бабой Был великан развоплощён. Но, наигравшись в спекулянтов И жертв режима и планет, Пора достать отцовский Вальтер И отчиму сказать: «Привет!» Красный зонт Неприлично таскаться с флагом, Я использую красный зонт. Трепыхается красным маком Коммунистический горизонт. Некрасиво ругаться матом, Если слов иных не найти — По асфальту скребу лопатой, Пою «Боже царя храни». Неудобно сказать буржую, Что он не прогрессивный класс. Туфли красные попрошу я В знак поддержки широких масс. Очень стыдно стоять в пикете — Неуклюже плакатик мять И омоновцам, точно детям, Наизусть диамат читать. Не умно умирать за идею. Не умно вообще умирать. Я поэтому к смерти худею — Собираюсь красиво лежать. Белый кот Гражданская проиграна, Истрачен пулемёт. Я белым был и буду, Не офицер, но кот. Ведь дело белое в характере живёт — Я низвергаю бюсты Сталина с высот! И совесть мною вовсе не потеряна, Когда блюю я на собранье Ленина. Представив «царство хама» наяву, Я измуслякал вымпел в бахрому! Среди врага портретов Я заперт, как в аду. Смешно, что большевичка Мне подаёт еду… Красно-коричневый романс Немыслимые ели, за ров садилось солнце, С гитарами студенты сидели у костра. Как будто бы в России не наступала осень, Мальчишка интересный попался на глаза. Был на лицо красавица, а в остальном чудовище. Гитару, точно женщину, он бережно держал. Нам песен спел четырнадцать, куплетов восемь-восемь, О жизни очень коротко своей мне рассказал: «На родине свекровь и дочка, Зуб разболелся вновь и почка, Остались в прошлом боль и почта, С тобой, малыш, любовь и точка». Идём через старый запущенный сад. У лаев далёких нет запаха псины. По рельсам извилин его, наугад, Катились слова в ритме мотодрезины: «Если отчаянно молиться, То рынок сам себя сожрёт, И к нациям богоугодным Социализм легко придёт». Так было странно наше счастье, Он баловал меня как мог И красное купил мне платье В большой коричневый горох. Но жизнь дала ему призванье – Укропитеков в дуги гнуть. Я проводила до вокзала, Подали на 4-й путь. Напали леность и усталость - Любой разлуки мрачен вид. Кто молотом разбив отсталость, Мой серп на труд благословит? Прошло не больше полугода, Жила, как кошка, я одна. Читала книги в непогоду, В погоду к букинисту шла. Раскинулась ума свобода, И префронтальная кора, Как перфокарта с небосвода Несметным знанием полна. Я в платье красном без гороха По красной площади пройду, И в Мавзолее не краснея На друга старого взгляну. *** Двухэтажный уверенно прёт, Рельсы вминая в шпалы, Думает наперёд Какие в пути вокзалы, Станции и платформы, Ему не покажутся малы. Машинища крупной формы, Прямого простого нрава, Уважишь лишь светофор ты. То вдоль путей канава, То тёмный лес и ветки, Встретится переправа. В поезде едут детки, А в тёмном лесу — волки, Поезда толсты стенки, Уютны верхние полки. А в темном лесу — ели, Елей остры иголки. Минуты, часы, дни, недели. Он, метроном массивный, Ритмично стремится к цели Туда, где мир новый дивный. Рельсы в траве оборвутся, Обрушатся с неба ливни, Тогда, не успев обуться, Под ливень выбегут детки, Взрослыми обернутся. И волки для них — левретки. *** Настало время непростое, Быть может даже — перемен. Кто огласил пространство воем, Кто пожелал остаться нем. «Всех патриотов — по окопам!» «Всех либералов — в Колыму!» Не бесприданница Россия, Но не достанься никому? Шумит листва, град суетится, Дождя не обещают здесь, От звуков эхо не родится, Но спас и вера живы днесь. «Будь ты по гроб закредитован, Сплотись с банкиром не по лжи! Он тебе брат, раз православный, А всё мирское — миражи». «Иноязычный пролетарий, Он даже шутки не поймёт, Имеет ценности другие И в рай навряд ли попадёт». Точить о духе будем лясы, Искать восьмой, девятый путь, Пока не осознают массы Конфликтов классовую суть. Капитализма лошадь сдохла И кошки-рынка хвост облез, Кто много молвил — пасть отсохла, Кто в коммунизм поверил — слез! Любить Россию Как нам лучше любить Россию? Нацепить красно-бело-синий Дорогой халат? Или снова носить кокошник, От всего жевать подорожник, Под трещотки, свирель и ложки Хоровод вращать. Как Россию любить сильнее? Заманить всех активных геев В пестрый автозак? Или лучше в косоворотку Нарядить, денег дать на водку И отправить по околотку Согревать бродяг. Как Россию любить покрепче? Чтоб жилось в ней дружней и легче? Знатокам вопрос Задаёт Харитон Сорочкин Из деревни Гнилые Кочки. Отвечает Максим Задрочкин: «Полюби, да брось!» Нет, не так нас отцы растили, Чтобы бросили мы Россию! Знатоков на сук! Будет нужно — под ружья встанем, Будет нужно — ремни затянем, Будет нужно — с собой подтянем Батальон подруг. Мы Россию любить готовы, Как Свидетели Иеговы, Воздавая мзду. Не сверяясь со здравым смыслом, В гору тащимся с коромыслом, Про*бали мы аферистам Алую Звезду. Пли! По гребущим в карманы рубли — Пли! Крась паркеты. В общего блага проникнув суть, Будь За Советы! На баррикадах рекой лилась Власть В кровь восставших. Тяжкий труда отчуждённого плен — Тлен Дней вчерашних. Щедро наука блага даёт, Ждёт Мир планеты. Памяти пламя растопит льды Лжи. Треснут скрепы. *** Поэт в России больше не в России. Не все, но многие свалили. И друг, который рядом рос, Вдруг заявил, что — малоросс. Другой душою вышел шире: Мечтает о любви и мире, Находит справа строк исток И ждёт «заветный некролог». А пацифисты-некрофилы В искусствах проверяют силы: Рифмуют «воина» и «вонь», Меняют паспорт на гармонь. «Как это узко, господа! Отчизна… Родина… Страна...» Художник — межпланетный ум, Кладёт на холст капут-мортуум. Кому — беда, кому — удача, Кому — пол-литра на двоих. Лишь дети, что в войну, что в мячик, Играют только за своих. Как говорит человек То, что лаской на ласку не отзывается — поломаю. — Мяу! Бестолку курице греть своим телом пустое яйцо. — Ко! На прогулку со мной захвати толстый ватный рукав. — Гав! Вымя полно и тянет, но молоко не отдам никому. — Му! В синем пруду не утихнут случайные злые слова. — Ква! Человек — лишь одно из животных планеты земля. — Я! *** Я больше не хочу писать стихи. Манерное и глупое занятье. Натяжек зарифмованных проклятье. Есть что сказать — нормально говори! Издание новейшей чепухи, Как проститутка в подвенечном платье. Я больше не хочу писать стихи. Манерное и глупое занятье. Молча пускает рыба пузыри, За что давно хочу её обнять я, А всем поэтам обвязать запястья И на воде образовать круги. Я больше не хочу писать стихи. *** Твоё большое сердце далеко, Стучит с охотой. И я хотела бы не слышать этот грохот. Но — суждено. Твоё могучее дыхание гудит, Как ветер в шахте. Здесь тени железо добытчиков на вахте, И компас сбит. Задумаюсь о ком-нибудь другом — Взгляд сверлит спину. Как дворник кипятком ошпаривает псину, Обдаст стыдом. Ты — чёрный матовый объект, Не отражаешь света, Всегда один — от лета и до лета — Бесцветный цвет. К стене откинусь, как к твоей спине, Скрестив ботфорты. Кому не в кайф дворовые аккорды, Нормально мне. Смерть в лесу Красиво – в лесу умереть, да там и остаться. В свободной манере на мхах распластаться. В коробке из досок червя омерзителен труд. Другое же дело, когда рядом сосны и пруд. Поест червячок и жучок, также птичка и мышь, И вот уже пахнешь росой, белой костью блестишь. Паук смастерит на глазницах вуаль, Скулу мушкой украсит улитки спираль. Пусть не будет уже ни прощаний, ни встреч, В слой культурный культурно желательно лечь. Только это не быстро, как в камне тонуть. Вечности краешек облизнуть. Человек и Космос Космос гостей не любит. Кто же того не знал? — Я со своим! — и тюбик с липкой панели снял, — Я звездолёт из досок в детстве сюда послал. Смотрит из люка строго, прибыл же он не зря? — Здравствуй, товарищ Космос! Не отводи глаза. Я же, ну, натурально, видеть хотел тебя. Космосу так нормально, он никого не звал, но человек нахально взял и в него слетал. Что-то перепроверил. Что-то пересчитал. Космос сперва не верил, подлость подозревал. — Я то, что ты намерил, сам от себя скрывал. Ты, погляжу, в пробирку что-то насобирал? — Снимемся на открытку, будем друзьями впредь. Не превращай же в пытку то, что должно нас греть. Будущее открыто, Прошлого не стереть. — Космос, тебе налито? Не откажи запеть.
Один комментарий к “И омоновцам, точно детям, наизусть диамат читать…”