Имперский поэт Павел Коган

Павел Коган в 1941 году написал, быть может, самые имперские строки всей русской и советской поэзии: «Но мы еще дойдём до Ганга, но мы ещё умрём в боях, чтоб от Японии до Англии сияла Родина моя». А в 1942 году Коган, не дойдя до Ганга, погиб в боях под Новороссийском.

Стихи Когана при его жизни не публиковались. Известность к поэту пришла лет через двадцать после гибели – в шестидесятые годы. Началась она с песни «Бригантина», которую в шестидесятые-семидесятые знали в Советском Союзе все…

Да и сегодня многие помнят. Эта песня как паровоз потащила за собой и сделала достоянием читателей и многие другие стихи поэта. Одно из наиболее значительных стихотворений Когана – «Лирическое отступление», из которого привожу самые, на мой взгляд, сильные строки.

***
И пусть я покажусь им узким
И их всесветность оскорблю,
Я - патриот. Я воздух русский,
Я землю русскую люблю,
Я верю, что нигде на свете
Второй такой не отыскать,
Чтоб так пахнуло на рассвете,
Чтоб дымный ветер на песках...
И где еще найдешь такие
Березы, как в моем краю!
Я б сдох как пес от ностальгии
В любом кокосовом раю.
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.

Местами не вполне технически совершенные стихи Когана — предельно искренни. А в сочетании с биографией рисуют облик прекрасного советского юноши и поэта, который погиб за Родину. И никакие посмертные сплетни, собранные в журнале «Известия ЦК КПСС» 1991 №3, не изменят моё мнение о нём.

Иосиф КУРАЛОВ

---

От редакции: Перед тем как обсудить самое главное в этом стихотворении (которое не случайно все вспомнили хмурой весной 2022-го), нельзя не вспомнить ещё одно стихотворение Павла Когана, строки из которого часто цитируют.

Косым, стремительным углом
И ветром, режущим глаза,
Переломившейся ветлой
На землю падала гроза.
И, громом возвестив весну,
Она звенела по траве,
С размаху вышибая дверь
В стремительность и крутизну.
И вниз. К обрыву. Под уклон.
К воде. К беседке из надежд,
Где столько вымокло одежд,
Надежд и песен утекло.
Далеко, может быть, в края,
Где девушка живет моя.
Но, сосен мирные ряды
Высокой силой раскачав,
Вдруг задохнулась и в кусты
Упала выводком галчат.
И люди вышли из квартир,
Устало высохла трава.
И снова тишь.
И снова мир.
Как равнодушье, как овал.
Я с детства не любил овал!
Я с детства угол рисовал!

Отчего-то, в попытке визуализировать конфликт угла и овала, вспоминается супрематический плакат Лисицкого «Клином красным — бей белых!». Исторически иронизируя тут над левым авангардизмом, либерально-демократическая партия «Яблоко», а за нею и Союз правых сил (да-да: где командовали Хакамада, Чубайс, Белых) подхватили стиль Лисицкого и Родченко. Почти этот же плакат использовали либералы в 1990-х и начале нулевых для незатейливой пропаганды прокапиталистической своей, буржуазной.

А в брошюрках «Яблока» поныне можно найти пункт, касающийся большевизма, который партия Явлинского считает человеконенавистнической идеологией и практикой, и клянётся, что будет добиваться международного признания и даже суда над «преступлениями большевиков», к которым по мнению «яблочников» относится покушение на частную собственность, национализация заводов и прочих крупных средств производства… Причём для них равенство (которое некогда доказывал в спорах со мной на наших страницах Байгушев покойный) большевизма и фашизма несомненно: «тоталитарные идеологии». Однако мы найдём много отличий.

Думается, этот супрематический плакат видел в своей короткой юности и поэт Павел Коган. Ведь он по возрасту — как раз воспитанник сугубо советской культурной среды, как совершенно верно замечено выше. И потому-то про имперство тут можно говорить вряд ли…

А вот про «человеконенавистническую идеологию» я тут совсем не случайно вспомнил. Брошюрка «Яблока» оказалась у меня в руках после вечера коллективного написания писем политзаключённым, что имел место в 2022-м году, когда их число резко выросло после локальных антивоенных выступлений и высказываний. Да, я бываю и на таких мероприятиях: Московская рок-коммуна если в чём-то участвует, то приходит в лице не одного только исполнителя, а звали там выступить Александра Кубалова (группа «Алерта»). Кстати, в этом же центральном офисе партии, на Пятницкой я брал летом, перед выборами в 2005-м для ФОРУМа.мск коротенькое интервью у Ильи Яшина, с которым мрачно разругался спустя десять лет, после убийства Немцова. Илья после демонстрации от метро «Китай-город» к месту убийства под триколорами и жовтоблакитными флагами, не понял моего креатива насчёт «флешмоба чёрных мешков» на мосту, и в соцсетях назвал дураком на букву «м», хотя ранее в приватной беседе на дне рождения Кати Гордон применял не раз это же слово к самому Немцову, «сидевшему на огромных деньгах без пользы»…

Итак, когда же и как в СССР узнали о Павле Когане?

Верно, двадцать лет спустя. Благодаря поэту и литературному чиновнику Ваншенкину: в 1962-м на съёмках «Заставы Ильича», ради которых проводились реальные вечера поэзии в Политехническом, он вспоминал на сцене стихи друзей-поэтов из Литинститута, погибших в войне с нацизмом. Как рассказывала мне летом 2002-го Марианна Вертинская (интервью опубликовано в «Независимом Обозрении», только на бумаге, в интернете отсутствует), исполнительница главной роли в этом легендарном фильме Марлена Хуциева, были выпущены даже специальные пригласительные билеты на эти съёмки в Политех… Так вот: именно там впервые прозвучали строки Павла Когана, в числе других строк других поэтов.

А теперь восстанавливаем контекст.

Вот даже на этом же вечере Евтушенко о Политехе зачтёт строки: «…Здесь собралась моя Россия — ты, Политех, был строг как бог, лишь Маяковского не уберёг…» (цитирую примерно) Строки проходные, популистские, как многие у данного поэта, однако ловим тождество «Россия = СССР». Оно повелось как раз с Великой Отечественной, чему во многом способствовали иностранцы, союзники, упорно называя советских русскими. В Гражданской было как раз наоборот: белые, то есть именно русские, воевали за «Россию без большевиков», а вот то, за что воевали красные, они, белые и эмиграция, высокомерно называли Совдэпией (кстати, так же презрительно нашу родину не раз называл почитаемый вами, Иосиф, президент Путин — «совдэповская идеология», — хотя, для нас, советских, и слово-то это перестроечно-контрреволюционное «президент» предельно чуждое) и рисовали страшные плакаты ритуального убиения русской женщины в кокошнике разноликими «инородцами» с копытцами… И лишь после победы красных в Гражданской над беляками и интервентами заговорили иностранцы: «Советская Россия»… Но вернёмся из 1920-х в серёдку ХХ века.

В конце концов и Сталин перешёл на это «эсперанто»: русские, так русские. Однако условность этого обобщения понимали большевики: этот «русский» есть открытый, не замкнутый в себе коллектив, включающий в себя всё новые культуры и этносы на равноправных началах. Это принципиально. Не поняв этой ленинской основы, не понять и образов Когана, образов всех его современников-поэтов, которые вышли вместе с шестидесятниками на узенькую выгнутую сцену Политеха. Украинский еврей по рождению Михаил Светлов, например (от его дома в Днепропетровске, наверное, сейчас и вовсе ничего не осталось — в 2008-м это были стены без окон и дверей, фото у меня есть)…

Имперство в той войне — было как раз на стороне нацистов. Империя (рейх) расширялась на восток… И это нацистское имперство убило советского еврея Павла Когана, как и других евреев — в боях, в концлагерях, в печах, в гетто. Во имя чистоты «расы господ» и строжайшей расовой иерархии на Земле, то есть социального неравенства, во имя Третьего рейха, внутри которого писала свои директивы неслучайно так названная Имперская канцелярия, под коей затаился бункер фюрера.

Путаница понятий тут не случайна, она — плод длительных ревизий, плод отразившихся понятийно поражений нашего советского народа-победителя, нанесённых в основном самим же собой, прямо по головушке. Удержать в ней главный мессядж-рецепт Великого Октября и Великой Победы, пролетарский интернационализм, трудно было: удар за ударом, 1991, 1993, 1996, 1998… Немало усилий-камланий в понятийной «сдвигологии» приложил тут «соловей генштаба» ещё советского, Александр Проханов. Но его «Пятая империя» — это плод как взятой на вооружение, опять же, лексики врага («СССР — империя зла»), так и отражение, отпечаток дискурса 90-х. Вот тут-то нам «Яблоко» и его либеральный антибольшевизм и пригодится для перекуса, контрапунктом.

В 90-х либеральный космополитизм сторонился всякого имперства. Открытая Россия, открытое общество, рыночная экономика, свободно конвертируемая валюта, изживание государства из экономики («разгосударствление экономики» — не поверите, Иосиф, эта фраза срывалась не раз с уст возлюбленного вами президента, воспитанника Чубайса и Собчака) — вот что было на повестке дня. Глобализация капиталистическая была, однако, мрачной пародией на чисто пропагандистский, увы, образ мировой революции (об этом немного говорил Киссинжер покойный, и Бжезинский заикался пару раз).

Да и что оно такое, имперство? Империя, например, романовская, — было государство со строгой сословной иерархией, которое заслуженно назвал тюрьмой народов небезызвестный француз. Бюрократия царская, русская уже не только культурно, так бесила ту же самую крестьянскую Финляндию и Польшу, что доходило до восстаний (вторая ушла после Первой русской революции, первая — в ходе Третьей). Что поделаешь, перерастали новые, прогрессивные и помаленьку обретающие самосознание классы границы прежних, господами определённых, делянок!

«К ногтю» их всех, «держать и не пущать»? Какими силами? Силами самих же крестьян и рабочих в солдатской форме?.. Должна быть идеологическая сила, чтоб повелевать такими силами, народом «своим» — а её-то в войне и растратил царь-батюшка.

Черта оседлости, черносотенство (как реакция на революционные настроения пролетариата и крестьянства) — вот атрибуты той империи, что сама по себе при монархии сократилась в ходе двух войн. Две революции в 1917-м пришли не случайно в Российскую империю, но как результат двух проигранных Николаем Кровавым военных кампаний (об обоих проигрышах мы в 2009-м спорили с Мединским для ФОРУМа.мск, и он меня не убедил — придётся перепечатать это интервью здесь, пока VPN works hard). Вот далее и разнятся трактовки.

Модная формула, предложенная Прохановым и перенятая к началу 21 века Зюгановым: Ленин восстановил империю в её каких-то там границах… Суждение не просто дилетантское, оно антиисторичное: уже РСФСР, а за нею следом и УССР, БССР — были республиками (res publica — «власть народа»), АНТИимперскими образованиями, были как раз результатом взятия власти прежде угнетёнными в Романовской империи классами. Не случайно первый, учредительный съезд РСДРП проходил в Минске, причём значительную долю делегатов составляли евреи из низших слоёв того сословного общества, которых в империи звали местечковыми. Те самые евреи, которых своими погромами от Белоруссии до Одессы регулярно навещали черносотенцы, перед собою несшие портрет царя-батюшки (см. статью «300-летие Дома Романовых» Льва Троцкого в его книге «Политические портреты», М.:1989).

Потому на вопрос, чем был СССР — империей или союзом, мы, коммунисты, отвечаем конечно же второе. Добровольный союз республик с обязательным правом наций на самоопределение вплоть до отделения (та самая «бонба Ленина» — неучем-президентом понятая не как фундамент, а как «вред российской государственности» — а ведь проходил истмат, наверняка!) Это право, а не что-то иное, силовое — вот что было рецептом роста СССР, вступления в него всё новых республик.

Здесь не может быть серединки. «Серединка» — так называемый «красно-коричневый» период ковчегового бытия оппозиции, которая была вынуждена к 1993-му сбиться кучкой и заодно сбиться с пути идеологической борьбы с капиталистической властью (в первом издании — власти Ельцина). Там оказались монархисты рядом с коммунистами. Причём монархисты, прежде поддерживавшие Ельцина и контрреволюцию! Им вместе с националистами (Константин Крылов издавал газету «Русские против СССР») не хватало «русской республики» внутри СССР — вот до чего в перестройку добредили, — и идеология того, прохановского имперства была лишь попыткой охватить идейно, эклектично имеющиеся ряды оппозиции. Сильное государство — как противоположность демократическому проекту, останкам СССР под командованием Ельцина.

Вот вы, Иосиф, знаете, например, какая была передовица в газете «День» в том самом Чёрном Октябре, когда эта газета (презрительно названная Ельциным «Бздень») в числе «Правды», «Советской России» и нашего еженедельника была запрещена нынешним государством? Даю вам редкую возможность увидеть её в ксероксной версии (а она выходила и распространялась внутри Дома Советов только таким образом) в уже выжженном ельцинскими танками здании ВС РСФСР. Починок покойный вам в помощь…

Рассмотрели на 4:13 на листике А4 заголовок «Сначала — Ипатьевский дом, а потом — всю Россию…» — ? Проханов критикует Ельцина не за начатые уже капиталистические реформы и приватизационные чеки, которые Чубайс всучил гражданам СССР вместо до того на коллективных правах принадлежавших им заводов и нефтяных месторождений! Главным грехом Ельцина патриот Проханов считает снос купеческого дома, в котором была расстреляна в 1918-м семья гражданина Романова. Напоминаю и тут контекст: семья Николая Кровавого после взятия Екатеринбурга могла стать знаменем белого движения (этого расстрела от Уралсовета требовали тысячи рабочих, на публичный процесс, который уже подготовил Троцкий, времени не было).

Кстати, Колчак узнав об этом расстреле — поставил к стене две тысячи (!!!) рабочих будущего Свердловска. Вот такую меру этот осколок прежнего имперского общества ввёл самочинно — такую «дробь», за одну знатную персону — десятки «чумазых» (их судьба, однако, не вызывает крестных ходов наших современников — родословную ведущих, видимо, от царей)… Но не о том мыслит Проханов в 1993-м. Место возможного паломничества монархистов Ельцин уничтожил! Да, в бытность обкомовским персеком Ельцин осуществил этот снос вполне осознанно, как и из КПСС исключал за хождения в церковь. Потом сам стал «подсвечником» в ХХС — сильно принципиальный был политик!..

Улавливаете и здесь то самое дореволюционное, реакционное имперство вместо советского патриотизма?

Болезненное, компенсаторное приписывание имперских черт Союзу на фоне «Эрэфии» (слово тоже прохановское, переклад «Совдэпии» на новый лад), «постверсальский синдром», — это ответ, конечно, и на поездки Ельцина в США, и на изобилие его экономических советников из США на Старой площади, в АП. Но ретроспективное объединение СССР с РИ (то есть отрицание их принципиальных различий, и вызвавших революцию) как попытка вообразить «лучший мир», создать эклектичный идеал на зло «демократам» — не более чем вполне похабное, на мой взгляд, измышление литератора. Однако эта метафоричность сыграла крайне негативную роль в дальнейшем (что есть тема отдельная и огромная — прямиком упирающаяся в нынешнюю войну).

Так о какой же будущей родине писал Коган? Что — вот прямо чтоб с боями, взламывая границы, покоряя попутные «племена» подзабытым за годы Советской власти «русским сапогом» — и до самого Ганга? Красное словцо и рифма вряд ли могут раскрывать мировоззрение, а при смене исторического контекста — так и вовсе вводить в заблуждение могут. Как это те самые демократы-ельцинисты делали, оправдывая строками революционного поэта Маяковского плоды контрреволюции и сокращение нашей Родины в 1992-93, я недавно рассказывал: «…Но трижды — которое будет«… И — триколорчик вроде к месту вместо знамени СССР. Он же про это и писал! Что вышло, то вышло. И теперь не в обобщающем, условном смысле, а в республиканском масштабе — Россия.

Думается, и будущее отечество, «коммуна из света и стали» в той поэме Маяковского, и Родина Когана, Союз советских социалистических республик — это была настолько АНТИимперия, настолько больше чем прежне-царская Россия во всём, что и простиралась фантазия поэта аж до Ганга. Если с Европой (до Англии) было вполне ясно, и предпосылки социалистических революций имелись (Венгерская, Баварская советская республика, — кратковременные, но прецеденты), — то только в этом, мирном смысле «родина моя» выстраивалась бы заново. По-советски, не по-имперски!

Собственно, так и было, и вновь вступавшие после ВОВ в СССР и в соцлагерь республики (как та же Тува — как автономная республика, с ленинским правом нации на самоопределение, которое Сталин оставил незыблемым) и страны, вступали не в Россию, но в равноправный союз, в коллектив наций, созидающих новый, народно-деморатический мир. Где каждое национальное — было гранью интернационального, поскольку делить пролетариям меж собой нечего.

Разницу — прекрасно видим теперь, когда не просто годы, а ГАДЫ, активные деятели буржуазной контрреволюции, всё те же либерал-реформаторы, «абсолютно либеральные лидеры» превращают безграничное прежде пространство нашей Советской родины — в выжженную землю, и ещё смеют называть это освобождением (от электростанций, домов, от завоёванного десятилетиями мирного труда бытового комфорта и рабочих мест)… Отчего же такой музыкой в наших советских умах звучит та речь Радяньской Украины из кинохроники 1939 года? Да потому что этот украинский — И НАШ язык, точно такой же советский (и кстати славянский), как русский или белорусский, из того же корня! И не может быть меж ними противоречий, а может быть только созвучие, только братский Союз…

Уверен, не за реставрацию Империи, то есть за контрреволюцию, приватизацию, не за виллы и процветание рублёвских миллиардеров на костях «отреформированного» советского народа погибал Павел Коган, солдат и поэт. Кстати, семья Ганди в своей сугубо мирной борьбе против английского империализма — почти достигла того образа безграничности Евразии в этом направлении, и уже в 1950-х «Хиндия — Руссия, бхай-бхай!» был лозунг открывшихся советским границ. А в Москве появилась площадь Махатмы Ганди, топонимика отразила эту дружбу народов и стран… И только пошляк и паяц Жириновский мог хамовато в 90-х говорить об омовении солдатских кирзачей в Индийском океане — вот он и поворачивал советское к имперскому, либерал-демократ КГБшного происхождения.

Не стоит снижать поэтики Когана — а она, несомненно, по-пролетарски интернациональна, в ней русское и всемирное не конфликтуют. Соцлагерь до Англии, конечно, не простирался, но продвинул в Европу во многом эти самые идеи — на полвека и до Ла-Манша почти. Пока тут, внутри, в 1985-м среди товарищей не завелись господа, которым (провожавшим Горбачёва искренними слезами), в итоге, конечно Империя представилась куда уютнее Союза, ведь в Союзе им не принадлежали Магнитка, Норникель, нефтяные вышки и дворцы в Выборге и Геленджике. И вроде бы ничего не менялось номинально — всё та же Россия… Но изменилось всё. И поэт Коган погиб точно не за это.

Д.Ч.