Саша Командин вернулся из Питера в Кузбасс. Когда-то, в те времена, когда Кемеровская литературная студия «Свой голос» имела детско-юношеско-молодёжный облик, он приходил на её занятия и учился на филологическом факультете местного университета. С ним приходили ещё два Саши (студенты того же факультета) – Столбов и Шихер, который был не просто студийцем, а ещё и моим ассистентом. Где они сегодня и продолжают ли сочинять стихи – имею слабое представление.
Зато точно знаю, что Командин пишет. И неплохо. Хотя при составлении данной подборки, я отсеял несколько стихотворений, в которых увидел слова «не отсюда». А стихи (вряд ли мне кто-то возразит) – это искусство, требующее, чтобы каждое слово прочно и точно стояло на своём месте. Всё, что «не отсюда» мгновенно выпирает из строки и бросается в глаза. Интересно, что Саша чужие косяки замечает с первого взгляда, в чём я неоднократно убедился в бесконечных разговорах с ним о поэзии. А свои видит не всегда. Впрочем, это свойственно не одному ему. И я уверен, что сей недостаток он преодолеет.
Должен сказать, что в стихах Командина знаки препинания и прописные буквы либо присутствуют и расставлены абсолютно правильно, либо отсутствуют полностью. Однако в этом он не первопроходец. Главное в данном случае, чтобы как наличие, так и отсутствие упомянутых знаков и букв было оправданно и согласованно с чувствами, мыслями, сутью каждого текста. На мой читательский взгляд, у Саши все это есть.
И, конечно, невозможно, не заметить в стихах Командина сознательные реминисценции, например, из Александра Блока: «кильватерной колонной», «весна без конца и без края». В данном случае важно, что они – сознательные. И заимствованы, чтобы расширить смысловой объём своего стихотворения, увеличить его пространство, продлить время – как в прошлое, так и в будущее. Хуже, когда некий автор «сочиняет» гениальную строку, а через день ему говорят: это уже написал Фет, в девятнадцатом веке…
Александру Командину никто и никогда сказать подобное не сможет. Потому что он хорошо знает отечественную поэзию. Знает, почему он пишет. И для кого. И хотя всё более актуальной становится старенькая шутка «я всех своих читателей знаю в лицо», главное, чтобы на всех лицах (даже не извиняюсь за последующую сознательную тавтологию) читателей читалась мысль. А для таких читателей (пусть их будет меньше сотни) стоит жить и работать.
Иосиф Куралов
*** Зачем надеялись, любили И ничего не сберегли? Чтоб подойти к родной могиле И подоткнуть края земли. *** дельфины спят с одним закрытым глазом зачем природа крутит так зверьми без пузыря не разобраться сразу а разберёшься так ещё пойми как спит вода кильватерной колонной взрезают соль военные суда какой цветной бы мог присниться сон мне и засосать на дно без дна туда где вечно барражируют глубины титаников и айсбергов стада с одним открытым глазом спят дельфины а почему не скажут никогда *** Говорить - кричать ли - надо ли, Исчезая в скрюченных дворах, Где листья на затылок падали, И сумрак сыростью пропах. Спешила осень, слишком ранняя, Разбрызгать ледяную медь. И только слабое дыхание Не позволяло умереть. *** Стать кровью, быть наверняка Ребёнком, птицей, сердцем или Услышать речь известняка, На вечном диалекте пыли Заговорить – и тишина Для человеческого уха. И океанская волна Облизывает губы сухо. *** Сергею Самойленко предисловие к тексту предлог для холодной воды растворяться в себе до конца заметая следы по нужде или в приступе странного долга я иду по земле не готовой к рассвету и жду непонятно чего и прохожим хау ду ю ду громогласно реку и молчу неожиданно долго я попал в переплёт автор поднадоевшей строки только с вечностью соревноваться ещё не с руки в поддавки и снуют мотыльки и кружится мазурка над пустой кубатурой железобетонных небес над грозой над дождём в сентябре остужающем лес над душой отлетевшей окурка что же там за пределами текста смотри как тепло как прозрачно у времени в теле внутри ничего что смогло бы сойти за живое я ещё продолжаюсь уже где-то в ритме земли хорошо что меня опознать до конца не смогли жизнь и смерть эти двое *** Михаилу Осипову Мы сидели у долгой, не знающей брода реки, Положив на камни грязные рюкзаки (Как сказано в скобках, сильно болели виски), И цедили портвейн, а хотели вИски. Мы забыли, кем будем, забыли, что жизнь длинна. Мы смотрели на воду: только она одна Отражала течение мыслей, и глубина Была несущественна, а дно – осязаемо близким. *** Ядро зрачка дробится О водяную рябь. И вскрикивает птица, И всхлипывает хлябь. И сонная осока Струится корнем в ил. Туман, камыш и столько Всего, что я забыл... *** загруженность сервера так высока что меркнут сквозят и сбоят облака за тучей белеет гора и исходный код неба стирает врастают терновника ногти кривы сгорает полезный объём головы корёжит и режет и ранит глагола ожог на гортани ползёт наливается тень от креста и скрежет зубов и солдат маета сияющим воздухом стали на римском подвздошном металле внутричерепная кончается речь раствор чёрной крови торопится сжечь могучая хлещет родная весна без конца и без края *** В непрожитое время сентября Я понял, что, должно быть, всё не зря, Что кто-то непременно замечает, Как я сижу на кухне без труда, Ворочаю язык туда-сюда, Гадая на костях пустого чая. Бумага стерпит скоропись врача И невозможность что-то означать. Я – взвесь частиц, молекула на грани Исчезновенья, боли шепоток… – Но видит Бог: я напоследок смог тепло дыханья растворить в тумане. *** Металлический полдень. Глаза неживого цвета. Расплавляются внутренние проводники. Говори обо всём, если хочешь давай об этом… Чей-то голос зовёт с другой стороны реки. Далеко. И слов не понять, но так даже проще. Мама-рама-рана-зелёнка-йод. Горький ветер зрачки заживо полощет. Приложи лёд, где больно, – и всё пройдёт. *** Вот и кончились дни неизвестно какого числа, Круглосуточных праздников дни ударений неверных. Дождевая вода обжигающим чудом росла В двух поливочных ржавых подставленных небу цистернах. Я купался в них, помнится. Рос чистотел и пырей, Больно жалила всё, что пятнала чертовка-крапива, И тропинка пылила наотмашь, летела скорей Сквозь расплав заходящего солнца в реке у обрыва. *** запах пустого класса мокрая тряпка мел ветер в окно ворвался и в глаза посмотрел солнце на стенах чертит сменки висит пакет пока это помню смерти разумеется нет *** крови расступающийся сумрак горловое пение песка шорох речи шестиструнной на пороге сквозняка памяти прибор замысловатый механизм холодного дождя свет шестидесятиваттный вспыхивает уходя *** В час экономического роста Родина крепка как никогда! Пусть, солдат, по горло в землю врос ты, И сгорает красная вода,- Не жалеем, не зовём… так дальше - Схлëбываем горький сладкий дым, И уходим смертоносным маршем, И опять кого-то победим. *** Война везде найдëт поживу, Утянет на земное дно. Убитые остались живы - Живые умерли давно. *** Форма воздуха заставляет плакать. Человек человеку – цинковый гроб. Сапоги чмок-чмок окопную мякоть, Пока пули комарик не цоп-цороп. Вот уже рассвело. Не жалей патронов, Матюков, матерей, себя и меня. И спешит растворить-приголубить-потрогать Жидкий свет огня. *** На прощание приснится Мама… Небо... Тополя. Грязью стали наши лица, Лицами - земля. Взрывы боли разорвали Криком темноту. Вкус горящей липкой стали И земли во рту. *** сквозь пулевое отверстие видно немного неба мёртвые больше не плачут не просят пить липкие руки красны пересохло нёбо и нитевидной речи прервалась нить внимательно как мусульманин взгляни на свои ладони тщательно руки тёплой водой умой всё что возможно сожжёт несвятой огонь и пой сколько можешь господи боже мой *** Под лежачим камнем тихо, Ничего там не течёт. Сеть сплетает паучиха, Сторожит бочок волчок. Закрывай глаза, совёнок, И спокойно засыпай. Голос призрачен и тонок. Точка речи. Зренья край. Трёхстишия *** Порезался Осколком неба В ледяной реке. *** Коктейль "Мечта опального поэта": спирт и морошка. *** сперва забудем потом не вспомним *** Эхо вернулось С пустыми Руками *** Купол Цирка Головы Весенний дождь Цветёт черемуха. Асфальт. Струятся черви дождевые. *** снег белая саранча *** Ветер впитавшийся в камни *** Прекрати эту боль Дай мне силы хотя бы заплакать
Фото Дмитрия Чёрного, Ленинград, лето 2008-го
Здравствуйте, Иосиф!
«на лицах читателей читалась мысль» — это не тавтология. Загляните в словарь.
По поводу стихов.
«Что же там за пределами текста»? — Вот уж действительно ничего.
За пределами текста, согласно классической логике, всë, кроме того, что в его в пределах. В контексте этого стихотворения — мир.
вот это очень про наше время и «про нас» (как в той чижовой песне)
Под лежачим камнем тихо,
Ничего там не течёт.
Сеть сплетает паучиха,
Сторожит бочок волчок.
Закрывай глаза, совёнок,
И спокойно засыпай.
Голос призрачен и тонок.
Точка речи. Зренья край.
Однако.
«Война везде найдёт поживу…» — в этом катрене что-то есть.
Лучший стих — «Живые умерли давно».
«Убитые остались живы» — сомнительный в виду голословности, и воспринимается лишь в качестве игрового противовеса умершим живым. — Игрового!
Ну, а «Утянет на земное дно», конечно, вообще не годится.
Интересно, а как бы автор сих виршей определил состав коктейля под названием «Мечта непризнанного поэта»?
«Автор сих виршей» определяет, что поэта признанность-или непризнанность-не интересует, т. к это к «виршам» не относится.
Стихи как стихи, ничего необычного.