«Узы крови»

Мне было десять лет когда меня уже можно было называть дядей. Да, примерно, как дядю Фёдора у Эдуарда Успенского. Я этим очень гордился, и радовался за сестру, которую мы всей семьёй встречали тогда из роддома. Никогда не забуду счастливые лица наших родителей. Бабушку, с улыбкой утиравшую слёзы. И, конечно, реакцию Димы — отца моей новорождённой племянницы.

Марине ещё не исполнилось 18 лет, беременность была сложной, вероятно, из-за разницы в резус-факторах матери и отца. Но сейчас она выглядела хорошо, и казалась мне такой взрослой, когда вышла с дочерью на руках к своему законному мужу. Наверное, я один не знал, как они назвали ребёнка. До последнего на все расспросы родни Марина отвечала одно: назову, когда увижу её впервые.

— Галина Дмитриевна, — торжественно поприветствовал внучку наш с ней отец. – Ну, здравствуйте, уважаемая. Поедемте к деду на пироги.

Помню, каким тёплым смехом отозвались на его слова все мы, точно единое целое. Где сегодня то светлое и прекрасное время? И будем ли мы когда-нибудь снова смеяться вот так счастливо, всей семьёй?

С того дня прошло восемь лет, и вот я, уже старше тогдашней своей сестрицы, смотрю сквозь прутья школьной ограды, дожидаясь звонка с последнего урока у первоклашек. Теперь только так: всего лишь пару минут я могу взглянуть на свою племянницу издали, пока она бежит от дверей школы к калитке, за которой её ждёт автомобиль отца. Галя стала настоящей красавицей, у неё длинные русые волосы, совсем такие же, как у нас с сестрой. И так же блестят на солнце.

Почему так получилось, что её семья больше не общается с нами? Всё дело в том, что вот уже пять лет они – адепты Церкви Детей Абсолюта. А у Детей Абсолюта – только один отец, надо полагать, Абсолют. То есть некий Вселенский Разум, какое-то Высшее Существо, по-другому говоря, Бог, благодаря которому появилась Земля, с её обитателями, и всё остальное. Почему-то Он запрещает своим детям общаться с теми, кто считает себя чадом Христа, или вообще потомком приматов… Даже если их связывают кровные узы.

Конечно! Какие кровные узы могут быть у Детей Абсолюта с потомками обезьян? Вера строжайше запрещала им донорство, как в отношении недостойных, так и в отношении друг друга. Кровь считалась священной, и должна была оставаться чистой во всех отношениях: начиная от употребления кофе, алкоголя и табака, и вплоть до выбора партнёра для продолжения рода. Дети Абсолюта верили, будто грехом можно заразиться, как гриппом, поэтому всячески избегали контактов с «заражёнными» им людьми, и ограждали своих детей от общения с теми, кто не являлся членом их секты.

Вот и я, получается, представлял угрозу для сестры, для её мужа, и для своей племянницы Гали. Родителей тоже огорчало, что они отдалились. Мать часто звонила им, спрашивала про внучку. Но отец всегда её утешал.

— С родителями до венца, а с мужем до конца, — говорил он, – такова жизнь. Вылетела наша птичка из родимого гнёздышка, свила другое. Пускай живут так, как им хочется.

Марина не раз предлагала нам тоже посвятить себя Абсолюту, приносила брошюрки, приглашала на богослужения, но мы так ни разу и не пришли. Наконец, братья по вере ей объяснили, что её родственники мертвы в глазах бога, раз отвергают Его воззвания к ним. И сестра похоронила нас для себя на все последующие годы.

— Галя, давай скорей, — поторопила она дочку, крикнув ей из окошка машины. – Кто там с тобой?

Я увидел, что племянница шла к школьной калитке с какой-то девочкой.

— Это моя соседка по парте, Лиза, — представила её Галя маме. – Не сердись, я рассказывала ей об Абсолюте, она сказала, что интересно…

— Садись в машину, — кивнул дочери Дима из-за руля, как вдруг заметил меня у ограды школы.

Уловив на себе его взгляд и выходя из неловкого положения соглядатая, я подошёл к машине и поприветствовал своих родственников. Но мне, похоже, были совсем не рады.

— Ты что тут делал? – с нажимом в голосе спросил меня Дима.

— Просто на племянницу хотел посмотреть, — честно ответил я.

— Тебе известно, где можно увидеться с ней, и с нами, — напомнила мне Марина.

— Да, но… — мне было достаточно трудно это сказать, – я как-то боюсь туда приходить, если честно.

— Призывник, и боится! – усмехнулся Дима.

Из его уст слово «призывник» звучало почти как «киллер», поскольку Дети Абсолюта считали службу в армии чем-то сродни подготовки будущих убийц.

— Папа, кто это? – звонко спросила Галя.

У меня в горле встал ком: моя племянница даже не знала меня, я был для неё совершенно чужим человеком. Взглянув в её голубые глаза, я узнал в них свой собственный детский взгляд, и увидел, до чего же мы с ней похожи! Те же рыжеватые крапинки в светлой радужке, те же золотистые ресницы. Совсем как у меня в её возрасте…

— Никто, — холодно заверил её отец и завёл мотор.

Я глядел вслед их машине, пока та не скрылась за углом дома, выехав из дворов на проспект. Было так горько от мысли, что для сестры и её ребёнка я никто, не смотря на то, что мы так похожи. В нас течёт одна кровь, и мы почти близнецы, пускай и со значительной разницей в возрасте. Я чувствовал то, как сильно я их люблю…

Это сложно описать, но меня словно бы всего, от висков до пяток, наполняла изнутри какая-то горьковатая теплота, и будто когтистая лапа с силой сжимала сердце в области солнечного сплетения. А потом эта боль вдруг сменилась тревогой. Может, я что-то услышал, но мозг, не изучив толком поступивший к нему сигнал, сразу дал команду ногам – бежать.

И что-то заставило меня выбежать на проспект, туда, где их автомобиль скрылся за домом. Будто во сне, я не помнил, как ноги сами принесли меня на место ужасной аварии, в которой выезжавший из дворов легковой автомобиль столкнулся с грузовиком, как раз в тот момент проносившимся по проспекту.

Из моей груди вырвался даже не крик, а какой-то ор, оглушивший меня самого. И глаза заполонил туман, когда я увидел покорёженную машину с окровавленным лобовым стеклом, на котором налипли локоны русых волос Марины. А заднее сиденье, где должна была находиться Галя, было смято ударом о придорожный столб. Откуда-то, точно из воздуха, материализовалась карета «скорой», полиция, ДПС…

— Вы были здесь в момент происшествия? – заставил меня опомниться голос мужчины в форме.

— Нет, но они, — сбивчиво произнёс я, – они мои родственники.

— Сможете их опознать?

— Опознать?..

Моё сердце в тот же миг рухнуло из груди в ботинки. Колени подкосились, и я упал, упёршись ладонями рук в холодный асфальт. Сотрудник ДПС жестом подозвал ко мне кого-то из врачей «скорой помощи», и те принялись поднимать меня, взяв под плечи.

— Родственники его были в машине, — пояснил врачам полицейский.

— Поедете с нами, — сказал мне один из них.

Прийти в себя окончательно я смог только уже в приёмном покое. Диму, Марину и Галю, сразу же увезли в реанимацию. Множественные переломы, черепно-мозговая, в сознание не приходили, но всё же надежда есть… Эта надежда сейчас была для меня единственной силой, не дававшей моему сердцу остановиться. Знаете, оно у меня с рождения — так себе боец… Я не ответил Диме, когда он брезгливо назвал меня призывником, что мне дали от ворот поворот в военкомате именно по этой причине (пролапс митрального клапана, с таким служить не берут). А тут такое потрясение. Конечно, оно ныло, словно скулило в груди, как щенок с перебитой лапкой.

— У них большая потеря крови, никакой плазмы не хватит, — сообщила медсестра одному из врачей, выйдя в коридор с каким-то листочком. – Мужчине уже делают переливание, у него третья группа, резус положительный, в доноры любая сойдёт. А вот мама с дочкой… — она протянула ему листок.

— Что? – вмешался я в их разговор. – Что с ними? Они живы?

— Живы, живы, — поспешно успокоила меня медсестра.

— Вы сказали, что это ваши родственники, – припоминал врач, задумчиво глядя в её бумажку. – А в вашей семье есть ещё кто-нибудь со второй отрицательной?

— Я…

— Гепатитом и Боткина не болели?.. Прошу за мной!

Мы вошли в большое светлое помещение, где повсюду был кафель и пахло раствором хлора. Мне сказали снять верхнюю одежду, разуться, и раздеться до пояса. После чего уложили меня на кушетку между племянницей и сестрой.

— Сначала ребёнку, — распорядился врач, и молоденькая ассистентка подошла ко мне с какой-то силиконовой трубкой в руках.

Пока она вставляла иглу и катетер мне в руку, я не думал о собственной боли (а последний раз брала из вены кровь как раз медкомиссия в военкомате), а глядел на племянницу, за которую сейчас дышал аппарат. Я мысленно благодарил этот бездушный механизм и его создателей за то, что он так хорошо работает. Импульсы Галиного сердца на экране у изголовья её кушетки были редкими, слабыми, и я с тревогой, как бы выманивая, уговаривая, ждал каждый из них…

— Скажите, она ведь выживет, правда? – спросил я с надеждой.

— Вполне вероятно, что да, — обнадёжил врач. – Ты у нас парень крепкий, сейчас поделишься своей кровью с девочкой, чтобы её сердечку было, что перекачивать. Тогда, есть шанс, что она пойдёт на поправку.

Мне хотелось верить, что он говорит правду, а не просто утешает меня. Но когда его ассистентка закончила прямое переливание, никаких изменений в сердцебиении Гали я не увидел. Всё те же редкие слабые импульсы, каждый из которых подолгу заставлял ждать и переживать.

— Теперь женщине, — поторопил врач, и девушка, молча кивнув, вставила моей сестре иглу в вену.

Поначалу всё шло хорошо. Моё сердце перестало так бешено колотиться от переживаний, я глядел на Марину, и ощущал даже какое-то умиротворение, спокойствие, и лёгкий холодок от локтя до плеча, но в голове становилось не тревожно, а ещё спокойнее. Ощутил себя вполне умиротворённо, как перед сном. Потом как-то странно закололо в носу, будто на морозе. Это ощущение быстро перебралось мне на лоб, веки отяжелели, и я погрузился в холодный мрак, в глубине которого сияли цветные туманности, скопления звёзд и галактик… 

Прямо передо мной, в этом мраке возник пугающего вида объект, напоминавший рыбий пузырь, со всех сторон облепленный маленькими икринками. Присмотревшись, я понял, что это не икра, а какие-то полупрозрачные капсулы, внутри которых бились и безмолвно кричали люди. От самого же этого пузыря тянулись длинные нитевидные усики, все в одном направлении. Я обернулся, чтоб поглядеть, в каком… и увидел Землю!

Отсюда она выглядела совсем иначе, нежели мы привыкли. Это был не славный голубой шарик, а огромная чаша с морями и континентами, как если бы глобус вывернули наизнанку. Нигде не было облаков, но зато отчётливо виднелись яркие крапинки столиц и больших городов на извилистых лентах рек, среди лесистых равнин, пустынных местностей, степей и плоскогорий… Именно к ним, к этим светящимся крапинкам, подходили усы от того огромного пузыря. Время от времени, некоторые из них отлеплялись от земной чаши и возвращались к хозяину с новой икринкой на самом кончике.

«Что это? – недоумевал я. – Мир по ту сторону? Он на самом деле такой?..»

И тут я увидел, как один из тех усиков, протянувшись мимо меня, потащил к остальным икринку, которою он подцепил своим кончиком с земной чаши. Внутри неё были мои родные: Дима, Марина и Галя. Растерянно озираясь внутри, они стучали ладонями по стенкам капсулы, и что-то кричали, но я не мог их услышать. Понимая, что их несёт к пузырю, где вот-вот они затеряются среди сотен тысяч других таких же, я ухватил руками тот ус, и полетел вместе с ним. Но что-то заставило его прекратить движение. Я поглядел на пузырь, заметив, что он стал раздуваться, пыхтеть, как печные меха, будто дышал. Не теряя времени, я попытался отделить от его уса капсулу со своими родственниками, но та накрепко срослась с его кончиком, и сама была прочной настолько, что не разбить.

— Как ты здесь оказался? – услышал я вдруг вопрос, сотрясавший воздух.

— Кто ты? – спросил я. – Зачем тебе все эти люди?

— Они по праву мои, сами того пожелали, — ответил мне тот же голос. – Я их бог, Абсолют, которому эти души добровольно передали себя в вечное пользование. Теперь я их хозяин.

— Абсолют? – рассмеялся я. – Тот самый высший разум, Творец Вселенной? Да брось!..

— Нет, конечно же, — разубедил меня собеседник. – Я не Творец, а творение сотворённых Им. Великий и сильный дух этой организации, Детей Абсолюта, вскормленный верой, молитвами и любовью миллионов людей.

— Значит, не они твои дети, а ты их детище! — воскликнул я. – Пока живут, они питают тебя ежедневно, долгие годы, а умирая, попадают в твоё ненасытное брюхо, как корм?

— Скорее, как батарейки, — поправил меня Абсолют. – Видишь ли, душа человека это неисчерпаемый источник энергии, и имеет вечную природу. Вот только силой её получить нельзя. Она сама должна выбрать, где, как и в чью пользу проведёт вечность.

— Не верится, что люди сами создали монстра, который ими же и питается, — ужасался я. – Оставь в покое моих родных! Они ещё живы, врачи спасут их, и они смогут изменить выбор.

— Поэтому я и запретил им переливать кровь, чтобы снизить процент вернувшихся с того света среди адептов моего культа, — раздулся пузырь. – Отпусти ус, ты уже им ничем не поможешь. Твои родственники отныне и навсегда принадлежат мне.

— Я ни за что их тебе не отдам, — процедил я, и схватился за ус ещё крепче. – Говоришь, душа вечна? Так вот, я вечно готов держать их, и не уступлю. Твоя жизнь закончится раньше, когда не станет этой организации, не станет и тебя. Так что у меня значительно больше времени!

— А у меня больше сил, — рассмеялся на это мой бестелесный противник. – Миллионы людей питают меня в эти минуты, славят и любят…

— А я люблю их, — не уступал я. – Твои адепты твердят, что грех всегда равносилен, будь то кража сотен тысяч долларов, или одного цента! Что убийство одного человека не больше и не меньше убийства тысяч людей. Следовательно, и любовь тоже равна по силе, и нет разницы, любит тебя один человек или весь мир!

— Ты мудр не по годам, — оценил мои слова Абсолют. – Но если я отпущу их, и они вернутся, то всем расскажут о том, что видели здесь. Тогда я рискую потерять часть своих ресурсов. А этого, конечно, я допустить никак не могу.

Произнеся это, он ударил по моим рукам свободным усом, как кнутом, с такой силой, что те сразу ослабли от невыносимой и резкой боли.

— Убирайся отсюда, — сердито пропыхтел он. – Возвращайся на Землю, живи, тебе одному всё равно никто из моих людей не поверит.

— Нет, — упрямствовал я, из последних сил держась за его прочный ус.

Абсолют хлестнул меня снова, на этот раз уже снизу в грудь, и я ощутил резкую боль в области сердца. Ещё удар, затем ещё, и ещё… Но я не собирался сдаваться.

— Ты их не получишь! – закричал я, когда мой враг замахнулся снова, и вдруг уклонился.

Очередной удар, который, по видимому, должен быть стать для меня последним, пришёлся не по кистям моих рук, а по его же усу, который я успел отпустить. Тот хрустнул и переломился, точно сухая ветка, пузырь взвыл от боли, которую сам же себе по неосторожности причинил. А капсула, внутри которой находились мои родные, легко отделилась от кончика сломанного уса, и плавно парила в тёмном холодном пространстве.

— К Земле! – крикнул я, что было силы, толкнув её в сторону земной чаши.

Тогда, на моих глазах, чаша эта вывернулась, приняв вид знакомого всем нам земного шара, украшенного узором циклонов, и одинокая прозрачная капсула устремилась прямиком к ней. Я проводил её взглядом, как тогда, ту машину, в которой они отъезжали от школы, и снова ощутил в груди это чувство огромной и сильной любви. Как же дороги мне были эти люди!.. Забывшись на несколько мгновений, я опять ощутил удар, но на этот раз ус не просто хлестнул, а схватил меня, с силой сдавив мне грудную клетку.

— Жалкий мальчишка, — грозно прошипел пузырь, изрыгая пар. – С кем тягаться вздумал? Кем ты себя возомнил?! Пусть я не создатель людей, а сам их создание, но для твоего семейства я бог, а ты для них никто!

— Зато они для меня всё, — мысленно произнёс я, чувствуя, что задыхаюсь.

Боль в груди нарастала. Казалось, его крепкий ус вот-вот переломает мне рёбра. Я не мог сделать даже самый маленький вдох или высвободиться из его мёртвой хватки. Меня покидали силы, и я просто глядел на крохотную капсулу со своими родственниками, пока та не скрылась под облаками земного шара. Оттуда, с родной планеты, до меня доносились с трудом различимые голоса.

— Остановка сердца, — произнёс один из них, женский.

— Слишком много, — с досадой вздохнул мужской, и затем решительно гаркнул, – адреналин!..

  Я услышал противный пронзительный писк кардиомонитора.  «Сердце, — с отстранённой усмешкой подумал я, – конечно, когда оно у меня не шалило?»

Уже готовый смириться с судьбой, я расслабил плечи, позволив Абсолюту окончательно меня задушить, как вдруг мощный разряд тока заставил его ус от меня отпрянуть. Воспользовавшись моментом, я оттолкнулся от него и устремился к Земле. Какой же прекрасной казалась она отсюда! Густые белые облака окружили меня со всех сторон, а за ними открывался удивительный вид на посеребрённую заморозками тайгу с её голубыми озёрами и серебристыми речками, на Алтай и Горную Шорию, где ещё лежал и не таял снег. Показались города с телевышками и полосатыми трубами теплоэлектростанций. Я легко узнал среди них свой родимый шахтёрский городок на Томи, и моё сердце забилось от радости при виде его мокрых улиц. Вдоль дорог бежали весенние ручьи, на теплотрассах уже пестрили в молодой траве первые одуванчики, а в глубоких лужах купались взъерошенные воробьи, предвещая тепло.

— Есть пульс, есть пульс, — услышал я взволнованный радостный голос женщины, где-то совсем рядом.

— Переверните его, — раздался следом второй, – давай, парень, дыши! А вы что стоите? Плазму немедленно!

 Я очнулся, вздрогнув от укола иглы. Лицо медсестры видел смутно, как будто сквозь полиэтилен или мутный пластик.

— Он приходит в сознание, — облегчённо произнесла она.

— Ну, и напугал же ты нас, боец-доброволец, — сказал врач, склонившись с отеческой улыбкой над моим лицом. – С того света вернулся… Как там? Бога видел?

— Ага, — хрипло произнёс я, и тут же закашлялся, ощущая и выкашливая внутренний неживой холод. – Что с моими близкими? Как они?..

— Обошлось, — ответил мне доктор. – Не переживай, скоро сможете пообщаться.  

Я вздохнул с облегчением, и подумал вдруг, сколько ещё таких же, как Абсолют, творений, висит по ту сторону, над земной чашей, упиваясь энергией людских верований и молитв. Подумал, а что если каждая религиозная организация создала себе по такому вот монстру, завещав ему души своих адептов посмертно? С условиями тех или иных сновидений, или же их отсутствия, с условиями последующего перерождения, через определённый срок… Или просто безо всяких условий, желая лишь единения со своим богом?..

Я окончательно пришёл в себя, взгляд сфокусировался на спасителях моих и моей большой семьи. Но, видимо, что-то вопросительное на моём лице осталось после «путешествия» во время потери сознания, и требовался ответ на эту мимику…

— Я реалист, материалист, и в загробную жизнь не верю, как и все мы, врачи, — сказал с улыбкой доктор, развеивая мои сомнения после своего вопроса о боге. — Когда встречаешь таких, как ты, парней, которые своей волей и кровью помогают в критический момент, то есть решают, жить ли другим, делясь самим собой по сути-то, то понимаешь, что здесь только мы хозяева и всё в наших руках…   

Нет, я всё же не до конца очнулся. И, как будто оступившись в недавнее видение, представил, как где-то над земной чашей зашевелил усиками огромный мрачного вида пузырь в белоснежном халате…

Адита СИГОРЯН