Автор: Про «верёвку в доме повешенного» — про Русско-японскую, позорно проигранную «иконками вместо снарядов» войну, как и про монархию, в которую скатывается «российская государственность» (это они сами себя так называют, бывшие члены ВЛКСМ и КПСС), — вроде бы говорить нынче не след. Ведь и нынешний регрессный строй начал свою «маленькую победоносную» без малого три года назад. Результаты «впечатляют» (Дзержинск видали? «Всё отстроим»?)…
Они не стесняются ежедневно в сводках гордиться тысячами убитых ими бывших граждан СССР (а по возрасту — они оттуда, в среднем), людьми одного с нами материального положения и культуры, из таких же хрущоб, «брежневок» и деревенских домов родом. А вот с рублёвскими и новоогарёвскими миллиардерами и миллионерами, завладевшими социалистическими богатствами ОБЕИХ республик, — мы одной ли культуры, одного ли достатка? Вопрос первостепенный.
Вот потому поговорить о Кровавом воскресении 1905 года необходимо. Вспомнить, что за всякое историческое преступление — приходит самодержцу народная расплата. И чем дальше монарх в сибаритстве своём от народа, чем Ливадия его дворцовее, любовницы гибче и особняк Кшесинской модерновее, тем неминуемее один свердловский подвальчик. Кстати, капитан яхты Николая Кровавого «Штандарт»(переделанной в СССР в минный заградитель «Марти» в 1936-м, а затем, в 1948-м, в «Оку») — потом в Гулаге оказался, в Медвежьегорске, он эпизодически встречается в книге «На островах Гулага» Евгении Фёдоровой (издание в России — 2011, с моим предисловием).
О том, что произошло в будущем Ленинграде в 1905 году, с чего и началась революция 1905 года (завершавшаяся в Москве в декабре того же года артиллерийской стрельбой в самом её центре — не только по заводам на Пресне, но и по училищу Фидлера на улице Макаренко нынешней, Чистые Пруды) — написано много. В числе лучших произведений о той, Первой русской революции, без которой (по Ленину) не было бы второй, победоносной, — «Москва в огне» старого большевика Павла Бляхина. Но книга именно о декабрьском восстании в Москве, к которому спешит из Питера рассказчик-герой. Про Питер же 1905-го — стоит прочесть самое начало «Воспоминаний террористки» эсэрки Ирины Каховской.
Незабываем там момент, когда Максим Горький (позже брошенный царизмом в Петропавловку) врывается в библиотеку с Невского и взывает к гражданской совести студентов, укрывшихся за книгами от пуль, нагаек и шашек (узнаю нынешних эскапистов-кружковцев, сферически «развивающих Теорию»). Тот миг Каховская и считает началом своего политически осознанного бытия. Как Герцена разбудили декабристы, так Горький разбудил эсэров, без которых раскачать «тюрьму народов» до Великой Октябрьской социалистической революции вряд ли бы вышло. А уж они (интернационалисты, левые эсэры) после революции оставались в авангарде борьбы с капитализмом и империализмом (не только ошибки вроде июльского мятежа 1918-го делали) — как в Киеве, например, готовя два симметричных политических убийства — Эйхгорна и Деникина. И, конечно, сама «Жизнь Клима Самгина» в части касающейся Кровавого воскресенья — одна из лучших проз об этом событии. И экранизация поздне-советская вполне достойна его слога:
Однако сегодня мы вспомним вовсе не прозаическое произведение об этом событии, развенчавшем веру отсталых пролетариев и обывателей, и даже мещан и мелкой буржуазии, как в царя, так и в бога (а царь — его помазанник, связанные единицы в мифологическом сознании). Вспомним стихотворение Т. Л. Щепкиной-Куперник 1905 года, написанное по свежим впечатлениям и тотчас ставшее для современников народной песней.
«На родине» От павших твердынь Порт-Артура, С кровавых манчжурских степей Калека-солдат истомленный К семье возвращался своей. Спешил он жену молодую И милого сына обнять, Увидеть любимого брата, Утешить родимую мать. Пришел он... В убогом жилище Ему не узнать ничего: Другая семья там ютится, Чужие встречают его... И стиснула сердце тревога: Вернулся я, видно, не в срок. «Скажите, не знаете ль, братья, Где мать?.. где жена?.. где сынок?..» — «Жена твоя... Сядь... Отдохни-ка... Небось твои раны болят?..» — «Скажите скорее мне правду... Всю правду!» — «Мужайся, солдат... Толпа изнуренных рабочих Решила пойти ко дворцу Защиты искать... с челобитной К царю, как к родному отцу... Надевши воскресное платье, С толпою пошла и она И... насмерть зарублена шашкой Твоя молодая жена...» «Но где же остался мой мальчик? Сынок мой?..» — «Мужайся, солдат... Твой сын в Александровском парке Был пулею с дерева снят...» — «Где мать? ..» — «Помолиться к Казанской Давно уж старушка пошла... Избита казацкой нагайкой, До ночи едва дожила...» — «Не все еще взято судьбою! Остался единственный брат, Моряк, молодец и красавец... Где брат мой?..» — «Мужайся, солдат...» — «Неужто и брата не стало? Погиб, знать, в Цусимском бою?» — «О нет... Не сложил у Цусимы Он жизнь молодую свою... Убит он у Черного моря, Где их броненосец стоит... За то, что вступился за правду, Своим офицером убит...» Ни слова солдат не промолвил, Лишь к небу он поднял глаза... Была в них великая клятва И будущей мести гроза.
Если нынешние «реставраторы» у Кремлёвской стены (вместо декоммунизированной Владимиром Мединским стелы революционных мыслителей, при Ленине созданной) стелы к 400-летию Дома Романовых (и собственного царизма под тот шумок: переписать конституцию, как два пальца…) лелеют надежды, что у них получится как-то иначе (а материальное наследие СССР, конечно, пьянит), то они ошибаются. Любая узурпация власти (диктатура пролетариата — единственное исключение) не в интересах большинства (при зримом вымирании и деградации страны) после этим большинством карается. Вопрос времени и форм возмездия.
А вот — и Велимир Хлебников. Казалось бы, такой далёкий в своих звукопостроениях и фьють-фью-туристических изысках от политический реалий…
1905 ГОД Пули, летя невпопад, В колокола били набат. Царь! Выстрел вышли: Мы вышли! А, Волга, не сдавай, Дон, помогай! Кама, Кама! Где твои орлы? Днепр, где твои чубы? Это широкие кости, Дворцов самочинные гости, Это ржаная рать Шла умирать! С бледными, злыми, зелеными лицами, Прежде добры и кроткй, Глухо прорвали плотину И хлынули Туда, где полки Шашки железные наголо вынули. Улиц, царями жилых, самозваные гости, Улиц спокойных долгие годы! Это народ выпрямляется в росте Со знаменем алым свободы! Брать плату оков с кого? И не обеднею Чайковского, Такой медовою, что тают души, А страшною, чугунною обедней Ответил выстрел первый и последний, Чтоб на снегу валялись туши. Дворец с безумными глазами, Дворец свинцовыми устами, Похож на мертвеца, Похож на Грозного-отца, Народ «любимый» целовал... Тот хлынул прочь, за валом вал... Над Костромой, Рязанью, Тулой, Ширококостной и сутулой, Шарахал веник пуль дворца. Бежали, пальцами закрывши лица, И через них струилась кровь. Шумела в колокол столица, Но то, что было, будет вновь. Чугунных певчих без имен - Придворных пушек рты открыты: Это отец подымал свой ремень На тех, кто не сыты! И, отступление заметив, Чугунным певчим Шереметев Махнул рукой, сказав: «Довольно Свинца крамольникам подпольным!» С челюстью бледной, дрожащей, угрюмой, С остановившейся думой Шагают по камням знакомым: «Первый блин комом!» Конец 1921
Кстати, пересмотр истории отечества ( которой они часто охранительно трубят) — Мединский начал ещё в 2015-м, отредактировав экспозицию музея «Пресня». Он сделал его частью Музея современной истории России (Музея Революции), всё, на его взгляд негативно говорящее о царизме и подавлении восстания на Пресне, Мединский велел переместить в запасники. Не тронул только диораму вооружённого восстания и его подавления семёновцами. Но, к примеру, портрет бмбиста с «македонкой» возле конного жандарма — куда-то исчез, как и часть утвари, плакатов и портретов из штаба РСДРП(б), с которого музей, ещё называемый верно «Красная Пресня» начался в 1980-м. В частности картина, где изображён Сталин, выступающий с мавзолея 7 ноября 1941-го — тоже пропала.
Не любит силовигархия и её идеолухи, её инфослуги — всё, что связано с революциями, большевиками, восстаниями, с покушением на священно-неприкосновенную частную собственность. Зато очень любят август 1991-го — на первом этаже в опреснённом музее «Пресня» был целый закуток, с первым триколором, баррикадкой и костерком сторонников Ельцина и «свободной России», противников ГКЧП СССР. Мединский тогда был, конечно, за Ельцина, был в пуле журналистов, поддерживавших «избранного президента РСФСР».
Д.Ч.
Статью стоит назвать: «Записки окололитературного фрика»
так вы и назовите — и присылайте, напечатаем 😉 не скромничайте — аргументируйте, человечек без электронного правдивого адреса и имени! (трусость это же не признак фриковости, что вы!))