Книжное дело в России вернулось в мирок литературных салонов двух столиц да разбросанных по стране немногочисленных литературных кружков. То есть вернулось в реалии конца XVIII – начала XIX века, в эпоху допушкинскую. Сейчас мало кто (кроме профессиональных филологов) помнит, что в то время из трёх дворян минимум двое слагали стихи, увлечение коими в литературно-светских кругах было фактически массовым. С числом тогдашних версификаторов может поспорить лишь количество членов союзов писателей всех мастей уже нашего времени… От изящной словесности того периода, если не считать Державина и Ломоносова (которые были отдельными планетами имперского XVIII века), имён поэтов в «массовом сознании» фактически не осталось.
Ответ на вопрос о причинах «салонности» стихов той эпохи, их замкнутости на узкий круг читателей, вроде бы, на поверхности: такого, как Пушкин, не было тогда, – как, впрочем, нет его и сейчас. Однако всё сложнее. Дело в том, что у Пушкина прижизненные тиражи его изданий составляли по несколько сотен экземпляров, иногда – чуть больше тысячи. Будучи по своей сути явлением общенационального масштаба, по факту своего земного пути, измеряемого, как положено у поэта, в том числе и тиражами, Пушкин всё же не вышел за рамки поэзии литературных гостиных Санкт-Петербурга и Москвы. Для национального самосознания он стал «тем самым» Пушкиным спустя несколько десятилетий после смерти, в 60–70-е годы XIX века (апогеем этого процесса стала знаменитая пушкинская речь Достоевского). Но и то лишь отчасти. Своё настоящее место в отечественной истории и культуре Пушкин обрёл только уже в советское время, когда его книги дошли буквально до каждого дома.
И сейчас, в наши дни, новый Пушкин, быть может, есть. Или был совсем недавно. Кто знает, может, он умер несколько лет назад, написав несколько книжек, тиражи которых не превышали двух-трёх сотен… И это не благодушно-схоластические предположения: у книжного дела есть свои законы. Такие же строгие и точные, как законы физики. Наиболее близкий аналог – закон сообщающихся сосудов. Уровни воды в них, как мы помним ещё со школы, всегда равны. Один сосуд – собственно литературные произведения и их авторы, второй – формы и практики чтения и, разумеется, читатели. Если инфраструктура чтения и инструменты выращивания читателя находятся в плачевном состоянии, то и уровень литературы соответствует своему корреляту (как бы это ни казалось иррациональным на первый взгляд).
Сотни, потом тысячи, потом десятки и сотни тысяч, а далее и миллионы прочтений Пушкина «вычитывали» из его наследия гран за граном целый огромный мир смыслов. И не только «вычитывали», но и «вчитывали» в пушкинские тексты себя, миллионы миров читателей, а также и эпоху за эпохой, у каждой из которых, как известно, «свой Пушкин». Пушкин из малого горчичного семени превратился в громадное дерево. Кто знает, не это ли имел в виду Гоголь, когда говорил, что Пушкин – это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет.
Чтобы это неисчислимое количество прочтений классика (в том числе конгениальными читателями) состоялось, были необходимы системные и долгосрочные усилия общества и государства, институты и инфраструктура, обеспечивающие этот процесс. Кому-то эта мысль покажется провокационной, но именно эти институты и инфраструктура создали – в не меньшей степени, чем собственно писатели и поэты, – великую русскую литературу XIX–ХХ веков. Массовые тиражи и сверхэффективная система распространения, доводившая книги до самых окраин огромной страны, являлись неотменимыми элементами творческого воплощения великих русских писателей и поэтов – и во времени, и в вечности.
Сейчас ни тиражей, ни системы распространения почти нет: по сравнению с советским периодом это жалкий процент от того, что было. В этом плане российское книжное дело сейчас местечково, провинциально и убого. Например, в Ярославской области из семнадцати районов в двенадцати уже лет 15–20 нет книжных магазинов. А где-то и 25–30 лет. Выросло несколько поколений детей, которые не имеют опыта посещения книжного магазина. Просто потому, что таковых магазинов нет там, где эти люди живут. Вдумайтесь в этот факт. Первое поколение детей, лишённых возможности купить в магазине книгу, уже родило своих детей, а кто-то имеет и внуков…
А что же библиотеки? Чем они сейчас являются, не приходится говорить. Деградация удручающая. Позитивные подвижки последних лет зачастую похожи на попытки вылечить цирроз нарзаном.
Помимо магазинов и библиотек были ещё радио, телевидение, кино и театр, которые в то время служили ультрасовременными инструментами прочтения-интерпретации литературы и, одновременно, её популяризации.
И, наконец, апостолы литературного слова – учителя словесности и истории. Но в России уже более 30 лет как объявлена бескомпромиссная война учителям – война «до талого», до последнего учителя, которого нам по гаджету покажет искусственный интеллект. Старательно выбивают учителей из строя ещё на подходе. Лучшие выпускники школ не идут в педвузы – не престижно и бесперспективно. Лучшие выпускники педвузов не идут в школы. А лучших молодых учителей добивают в первые два-три года работы: бюрократией, бедностью и унижениями со стороны «заказчика» – ведь педагоги теперь всего лишь обслуживающий персонал. Тем, кто ещё работает, низкий поклон. Но продолжать существующую практику в отношении учителей и всерьёз говорить о литературе, о национальном самосознании, о патриотизме нельзя – это будет циничной демагогией.
Итак, тиражи, система распространения (в том числе бесплатного, через библиотеки), современные на тот момент средства популяризации, мощная компонента в программе всеобщего образования, – всё это сформировало многомиллионную аудиторию читателей. И одновременно – великую русскую литературу: с точки зрения не только её имманентных смыслов, но и характера бытования – в сознании, душах, в системе ценностей людей. Сейчас люди не те – так многие скажут. Но люди те же. Формирование массового квалифицированного читателя – такой же технологичный процесс, со своими законами и алгоритмами, как, например, создание массового конкурентоспособного отечественного автомобиля – если этим не заниматься, «само собой» ничего не появится.
Важной частью инфраструктуры книжного дела являются институты профессиональной оценки – критики, рецензенты, толстые журналы как уникальные аналитические центры, а также общенациональные литературные премии. О том, какая плачевная картина сейчас в этой сфере, высказался уже и самый ленивый.
Что в итоге в другом сообщающемся сосуде? В мире инженеров человеческих душ? Уровень тот же. Физика – её не проведёшь. Литературный мирок, замкнутый на самом себе, неизбежным образом вырождается, поскольку не проходит через горнило сложной многоуровневой верификации посредством большой и подготовленной читающей аудитории. Это в конечном итоге лишает литературу её подлинной иерархии.
Плодятся мнимые величины, дискредитируя искусство слова, что является еще одним механизмом сужения круга читателей. И никакой пиар тут не поможет. Мнимые величины могут обмануть одного человека, пятьсот и тысячу – тоже, больше обмануть – уже сложнее, по-настоящему многих – практически невозможно. Кстати говоря, тот же самый советский период это ярко доказывает. Многие (хотя и не все) избалованные наградами и премиями литературные генералы всех мастей (особенно с национальных окраин), как ни продвигались всей мощью тогдашней государственной литературной машины, памятник нерукотворный воздвигнуть себе не могли – их не читали.
Свято место занимают не те – это полбеды, беда в том, что свято место – пусто. Сегодня низкий уровень в двух сообщающихся сосудах многим выгоден: в лягушатнике легко навести порядок под себя, и золотого песка на мелководье можно намыть не так уж мало. Этот захудалый провинциальный мирок, до которого скукожился некогда великий мир отечественной литературы, породил совершенно жалкое, с интеллектуальной и творческой точки зрения, фейсбучное стадо, оказавшееся поразительно беспомощным перед лицом большой истории, которая с кровью и страданиями вошла в реалии нашей жизни три года назад.
В свете этих рассуждений очень тревожат сигналы, что приходят из тех же самых литературных гостиных — сейчас не стулья нужно делить в литературном президиуме будущего, а заниматься государственным и общественным строительством, то есть повернуться лицом к читателям, выстраивая инфраструктуру
чтения, насыщенную умным, эффективным, современным инструментарием. Делить литературные гостиные между разными группами «патриотов от литературы» – тупик. Точнее, воспроизводство той же самой парадигмы самооскопления книжного дела в стране.
Отнять книжные дела у «либералов» и поделить их между «патриотами» – предприятие, конечно, соблазнительное, но только никакого отношения к русской литературе это не имеет. Но ведь и не отнять тоже нельзя, так ведь? И как же без административных императивов и концептуальных кадровых рокировок?
А если серьёзно, за последние три года стало очевидно, что в русской литературе есть довольно много людей не только талантливых, но и порядочных, а главное, любящих свою страну, свою армию, свою историю, свою культуру. Имена эти более-менее известны. Люди все разные. Но – пусть в разной степени – дееспособные. Их нужно загрузить литературным трудом, дать возможность не только достойно заработать, но и почувствовать себя нужными. В литературно-книжной отрасли непаханое поле.
За последние десятилетия в литературу вошли (и многие – очень многие – уже «упали в эту бездну») талантливые поэты и писатели. Им было суждено прожить творческую жизнь в эпоху литературных гостиных, поэтому они были волей времени обречены на принципиальную недосказанность – ведь досказанность может быть только в том мире, где они прочтены – прочтены думающей, взыскательной, а главное, большой читательской аудиторией. Закон сообщающихся сосудов. В этом – драма нескольких поколений русских писателей и поэтов. Может, с точки зрения литературной судьбы это самые трагичные поколения в отечественной словесности. Их не репрессировали, не убили. Даже и не отменили. Просто «сделалось» так, будто бы их и не было.
Сейчас пришла пора заново прочитать русскую литературу последних пятидесяти лет. Дооценить недооценённое. Донести до людей то, что не было донесено в своё время. Можно здесь назвать довольно длинный ряд имён, но смысла нет: большинству эти имена ничего не скажут, а профессионалы литературного дела знают, каков гамбургский счёт. Возвращение этих авторов вкупе с воссозданием литературной инфраструктуры может дать неожиданно мощный эффект: талантливого создано за последние полвека очень много, известно же из этого «широкой аудитории» ничтожно мало. Этот процесс собирания камней настроит и отточит литературную оптику – воссоздаст институты литературной критики и аналитики, которые, в свою очередь, смогут оздоровить нынешний литературный процесс, в том числе в аспекте профессиональных премий.
Литературный труд сейчас нужен в самых разных формах: нужны качественные переиздания с хорошими комментариями, нужны рецензии, сценарии, театральные постановки, мемориальные пространства, фестивали, документальные фильмы, интернет- проекты, лекции, семинары и т. д.
Отдельный вопрос – издательское дело. Ни в коем случае не нужно субсидировать те или иные издательские проекты прямо здесь и сейчас, в угоду конъюнктуре или чьему-то ресурсу. Необходимо сделать вдумчивый аудит всего того, что издавалось в нашей стране за последние 30–35 лет. В том числе в малых и региональных издательствах. За эти годы был создан очень значительный корпус по-настоящему качественных книг по самым разным отраслям знаний.
Это издания должны дойти до своих читателей. Потому что, как правило, подавляющее большинство книг выпускалось смехотворными тиражами и практически не доходило до библиотек, школ, университетов, а также не имело рекламной поддержки. Между тем создан большой пласт действительно качественной литературы – фактически, анонимной литературы на «безъязыкой улице».
Формирование нового-старого корпуса книг (после тщательного аудита экспертным сообществом) с дальнейшим их переизданием было бы формой поддержки и авторов, и редакторов, и издательств, которые упорно отстаивали и отстаивают высокий уровень книжной культуры и профессиональной деятельности, направленной на интересы читателя, на развитие его творческого и интеллектуального потенциала. Это было бы и справедливо, и полезно.
Нужно, чтобы литература и в целом книжное дело последних десятилетий как бы заново проговорили себя – поверх барьеров эпохи литературных гостиных. Самое опасное – в очередной раз проклясть «проклятое прошлое», как в 1917-м и в 1990-х, и опять начинать строить новый мир. Всё было не зря. Всё имело свой смысл и плод. Бережное отношение к этому – залог оздоровления. Наша страна находится в одной из самых низших точек своего цивилизационного развития: русские убивают русских, украинцы украинцев, русские и украинцы – друг друга. И всё это на наших исконных землях. В пользу интересов третьих стран. Таковы горькие реалии.
Думая, что конец истории уже наступил и можно довольствоваться симулякрами и жизни, и смыслов, сосредоточившись на потреблении, мы жестоко обманулись. История, жизнь и судьба воззвали из, казалось бы, небытия. И, в частности, выяснилось, что литературы для литературы, по сути, не существует. А если и существует, то как жалкая пародия на саму себя. В России великая литература была великой, потому что она была сосредоточена не на себе, не на собственно эстетических задачах, а на Боге, на красоте мира Божьего и драматичности человеческого существования. В этом были и залог, и свидетельство её неизбывного величия.
P.S. Круг задач предельно широк. Кто-то скажет пресловутое «денег нет» и посоветует держаться. Но деньги есть. В 2024 году чистая прибыль банков в России (по данным Центробанка) составила 3,8 трлн рублей. Если три процента от этой суммы направить на решение обозначенных выше проблем, в стране произойдёт культурная революция – настоящий литературный ренессанс. В связи с этим сопредседателем нового союза писателей предлагаем сделать Германа Грефа или Андрея Костина, ключевыми партнерами союза – РЖД, «Аэрофлот» и гостиничные сети.
И это только отчасти шутка. Время требует нетривиальных решений. Инфраструктура, развитые инструменты и логистика, сильный кадровый потенциал крупного отечественного бизнеса способны трансформировать книжное дело с точки зрения менеджмента максимально эффективно. Умный и опытный скажет: всё тщетно – таких явлений как русская литература и её читатели в былом виде не возродить. Мудрый вспомнит пословицу: «умирать собрался, а рожь сей».
Виталий ГОРОШНИКОВ, издатель, г. Рыбинск
Только я бы сказала, что в 1917-м и 1990-м прокляты были совершенно разные «прошлые». И после 17-го жизнь не кончилась, а после 90-го измельчала и начала умирать. Не надо сравнивать два эти периода. Сколько после 17-го появилось новых имен! Потому что новое общество нуждалось в них. А нынешнее?
совершенно верно: в 1917-м прокляли рабское прошлое и занялись ликбезом, ударным образованием тех слоёв населения (устранив «слоистость» первым делом), что были угнетены и лишены всякого доступа к книгам, образованию — какие тут могут быть в принципе претензии к большевикам? таких тиражей (как там верно замечено), как в СССР не только в «России Вечной» — вообще нигде в Европе не было (что подтвердил в 1937-м Лион Фейхтвангер)… а туда же — равнять 1917-й и 1991-й, Революцию и Контрреволюцию…
в голодные годы Гражданской Ленин основывал новые НИИ, а большевики издавали то из полезного, а не проклятого прошлого, что годилось для строительства невиданного пока социалистического общества — для ГОЭЛРО, для овладения техникой, для борьбы с неравенством на селе (см. «Бруски» Панфёрова), для ОБРАЗОВАНИЯ населения — а что контрреволюционная власть делала и делает? всё наоборот делает, и пытаться уговорить правящий класс так не поступать — дело наивное… ну разве что банкиров включить в попечительские советы — пусть СВОЁ дадут на книгоиздание — это ведь их личные деньги, Грефа и На..булиной?
абсолютно верно! От всей великой русской культуры были отчуждены огромные массы трудящихся и крестьян. Было за что проклинать прошлое.
Дорогая Елена, иезуитское сравнение 1917 и 1990 следует из узколобого профессионального взгляда автора статьи. Смотрите, после 1917 Владимир Ильич Ленин упразднил авторское право, а в капиталистические 90-е процветал неавторизованный выпуск разной литературы (и макулатуры). Издатель ведь, если не является энтузиастом своего дела, похож на продюсера из кино, волка в овечьей шкуре. Не стоит забывать про его экономический интерес.
яВот для того и зашла сейчас сюда… Чувствую, не договорила)) Вы верно заметили.
А я хотела сказать: от чего отказалась новая власть, что ушло в забвение? — литература, искусство, театр стали доступны «лапотной России». Чайковского называли голубым, как нынешние интеллигентные барыги? Революция октябрьская открыла мир задавленным, затравленным. Отказались от унизительного деления людей на черных и лучших. Теперь снова вернули парадный и черный ходы для «клиентов» и обслуги.
И про мечту, чтобы дети ходили по книжным магазинам… а что предложить детям? Посмотрите, сколько стоят детские книги! У себя на странице в Прозе я написала, какими должны детские книги. Прекрасно помню, как мама после каждой зарплаты приносила по стопочке детских книг. Хоть и знала, что через месяц будет еще — но всегда это праздник был. Копеечная цена м многотысячные экземпляры. Какое частное издание это сейчас потянет?
И еще.. очень жаль, что автор сюда не заглянул . ВИжу я эти книги, дорогущие и красивущие. Не расхватали, скажу. Значит, и задачи такой нет? Значит, одна купленная окупит две-три изданные? Или как это расценивать? Интересно было бы послушать. Я без наезда, мне просто давно странно смотреть на книжные полки. Особенно на детские. Потом пишем умные рассуждения. А продолжаем жить в государстве с частной собственностью, обустраивать свои мирки.