Как и большинство поэтов в СССР и конкретно в УССР, Павел Панченко (1907-1994) воспринял в 1936-м начало военного мятежа Франко и гражданской войны в Испании — не как нечто далёкое, а как вызов советскому обществу и всему прогрессивному человечеству. Как вызов коммунистам всей Земли, которых были к тому моменту миллионы. В интербригадах воевали и американские писатели-антифашисты, как мы знаем — в бригаде им. Авраама Линкольна.

Нет нужды приводить здесь цитаты из стихов многочисленных его коллег по цеху, в которых выразился стопроцентный пролетарский интернационализм, в которых выразилась готовность помогать республиканскому демократическому правительству Испании, против которого ополчилась вся правая, фашистская и нацистская Европа (не только Германия с Италией, но и реакционная, аристократствующая часть французского общества — что отражено в романе Луи Арагона «Коммунисты»).
Если мы задумаемся, какой это для нашей Советской родины был момент, то конечно вспомним первым делом пятилетки, в кратчайшие сроки обогатившие советский народ индустрией и колхозами — тем самым материальным фундаментом социализма, о котором говорится в Сталинской конституции (и второй, вслед за Ленинской 1918 года, конституции вообще в России, если брать её только масштабы, а не весь СССР). Однако надо обратить внимание и на то, что с момента Великого Октября и двадцати лет не прошло. И это говорит уже поколение рождённых революцией. Если попытаться сравнить «симметрично» их произведения с тем, что порождали примерно на том же расстоянии лет после контрреволюции 1991-го — вспомнятся разве что поганенькие «Жмурки» да «Брат(д)ва» и прочие воспевания арт-прослойкой образа жизни «передового класса», который перековывал социалистическую собственность в частную «стволом», утюгом и паяльником… Совсем, полярно иная героика — однако она поныне царствует на ТВ…
Потому сам феномен международной солидарности трудящихся в тот тревожный момент (отчасти отражённый в «Офицерах») — сегодня поражает. И по стихам, как по клеточкам, по ДНК восстанавливаем мы думы и чувства поколения, не просто мечтавшего о мировой революции, но видевшего живые перспективы социализма в Европе, поддерживавшего каждый шаг к нему рабочего класса: в Венгрии, в Германии, в Испании. Об этом писал, кстати, и Михаил Кольцов в «Испанском дневнике» в связи с принятием конституции 1936 года: «мировой рабочий класс не имел до сих пор ни родины, ни конституции, теперь они у него появились — в Советском Союзе…»

Нам остался ныне не СССР как материальное завещание, но завет поэтов, словно в «комсомольской капсуле» запечатавших смыслы Эпохи, когда братоубийство было возможно только в одном случае: борьбы коммунизма и социализма с фашизмом, выбора пути для всего человечества на твоём клочке земли или за тысячи километров от дома. Точно гибли тогда не за бабло и не в угоду приватизаторам/собственникам угольных шахт (а в Испании Андалузия была целиком республиканской, со своей пролетарской культурой).
На фоне мерзостей нынешней войны, выросшей из национальной ненависти и империалистической в ней заинтересованности правящего класса (о коем иносказательно и сняты все эти «Жмурки»), — конечно, и стихи, и подвиги комсомольцев 1920-х и 30-х годов выглядят недосягаемым монументом пролетарского интернационализма, из которого и выросло вековое единство советского народа. В стихах Панченко не просто этот действенный интернационализм отражён как факт: он показан в динамике, в становлении, этот «цемент», скреплявший социалистические республики свободные, покуда они строили коммунизм. А как только перестали — вот войны междоусобные и настали. Совсем иные, что нам важно, войны, несправедливые…
Д.Ч.
"Эстрелла Кастро, знаменитая певица, разносит трели своего прославленного горлышка на позиции" М.Кольцов Смерть из полевых орудий Гром и молнии металла. Но Эстрелла, но Эстрелла Не видала, не слыхала. Из её певучей груди Вылетала песня-птица! А она сквозь дым смотрела На друзей бессчетных лица. Пела: "Помните, Пинеда Нам победу завещала! " И казалось Марианна Над Гренадою вставала. Пела: "Если не победа - Нам другой не надо чести! " И казалось: на тиранов Шла Пинеда из предместий. "Пусть на площади в Гренаде Ты расстреляна, родная, Ты потомков на сеньоров Поднимала, умирая. Не просила о пощаде: С нас ты взора не сводила. Марианна, скоро, скоро Расцветет твоя могила! .. " Там, на площади, в Гренаде, Лорка умер, как Пинеда. Мы другой не знаем цели: Гибель, если не победа! Враг! Не думай о пощаде: Беспощадны судьи судей! Партизаны жмут Эстрелле Руку. Полдень... Гром орудий... Может быть, она не эту, А другую песню пела, Но такою вот поэту Чудится сестра Эстрелла. Обманутому генералами Эй, солдат, стреляй - не думай! У тебя в руках винтовка. А зачем она солдату? Чтоб не думать, а стрелять! Где-то, кажется, в Ируне, Вся родня твоя осталась. Cын, твой сын! Ему по виду И десятка лет не дать. Впрочем, бредни! Можно ль думать B миг, когда велят стрелять? Мальчик твой — любую песню Он высвистывал, как птица, Босоногий соловьёныш - Не свистеть ему опять! Впрочем, бредни! Можно ль думать В миг, когда велят стрелять? Офицер сперва отрезал Грудь, что соловья вскормила, А потом прослушал сына И велел язык отнять! Впрочем, бредни! Можно ль думать В миг, когда велят стрелять? С дочкой проще поступили: Отделили только пальцы От руки, что милый профиль Так любила рисовать. Впрочем, бредни! Можно ль думать В миг, когда велят стрелять? Помнишь брата? Забастовку В типографии затеял! В меру политый бензином, Он не будет бастовать! Брат! Твой брат! Как страшный факел, Он сгорел, крича о мести... Верных братьев и в могиле Он и мёртвый будет звать. Впрочем, бредни! Можно ль думать В миг, когда велят стрелять? К чорту всяческие чувства! Ты не гранд. Они вот могут Гибель брата, боль утраты, Тонкие, переживать! Впрочем, бредни! Можно ль думать В миг, когда велят стрелять? Победишь - и снова станешь Ты веселым безработным: Будешь песенкой о хлебе Мать-старушку утешать! Впрочем, бредни! Можно ль думать В миг, когда велят стрелять? Если ж ты своей старушки Не увидишь, будет дело: Под обломками предместья Станешь ты её искать. Нет, не бредни! Ты подумай! У тебя в руках винтовка. А зачем она солдату? В инквизиторов стрелять! Девушка из Бадахоса Вечер! Звёзды или раны На твоём горячем теле? На Сиерра Гвадарраме - Тоже кровь. Но эта кровь - Настоящая, живая! Кровь - защитница народа, Кровь - строительница жизни, Кровь Испании родной. Стихло. Ружья и винтовки Понемногу остывают. Раненые к санитарам Раны - свежие! - несут. Юноши винтовки чистят, Девушки белье стирают. Словно дома, пахнет кашей, Ho - разводят часовых! "Знаешь, - вытирая руки, Говорит своей товарке Девушка из Бадахоса, - Я совсем забыла страх. Как подумаю, что город, Милый сердцу, стал могилой Всех моих родных, как вспомню, Что на площади и он... Всё: и страх, и боль, и жалость, И любовь - я всё забыла. Лишь одно во мне осталось, Как дыханье: бить врагов! Девушка из Бадахоса, Ваша родина вторая - Светлая Страна советов - Видит, слышит, любит вас! Сыну сапожника, члену ЦК испанского комсомола, командиру отряда рабочей милиции, погибшему в борьбе за свободу своего народа - Андресу Мартину. Стою в строю, спешу ли На линию огня, В походе, в карауле - Он около меня. Вот подошёл и взялся Он за руку мою. Но нет! Я обознался: Мой друг убит в бою!.. Не крикнет: "Смерть синьорам! Бойцы, а ну за мной! Не устремится взором К стране моей родной." Он всей своей любовью Любил мою страну, Он всей своею кровью Искал её одну. Он шёл ко мне из душной Сапожной мастерской. Сквозь сумрак золотушный, - На разворот морской. Он шёл, не забывая Сутулого отца, Что, песню запевая, Не видел ей конца. Та песенка в подвале Росла из года в год. Её передавали Сынам из рода в род. В ней было много страсти, Но нехватало слов - Той песенке о счастьи, О радости сынов. Над горем, над могилой В ней грохотал прибой. С той песней друг мой милый И вышел в смертный бой. Казалося: он сросся С винтовкою своей. Ну как там Сарагосса? - Он окликал друзей. Не обниму, не встречу: Насквозь прожгло его.. Но я, боец, отвечу За друга моего! Родной, бессмертным зовом Мне будет смерть твоя. Тебе надгробным словом Да будет жизнь моя!.. Испания! Ты шире, Чем думают враги: Во всём рабочем мире Звучат твои шаги! Песня о матери (Феликс Рамос) Прощай, не надо горевать: Ведь нас победа ждёт. Ты погляди в окошко, мать: Там пятый полк идёт. Со всей Испании идут, Идут велик и мал. Ты слышишь, мать, они поют Интернационал. Говорят женщины, остриженные фашистами в деревнях Сиерра и Люне: - Сняли волосы, - не знали: У позора ж есть изнанка! - Попадись нам гнусный Франко, Мы б ему и череп сняли. Вашей волей, офицеры, Старые - мы снова юны: В нас восстала кровь Сиерры, В нас кричат страданья Люны. Лжёте вы, что вы потомки Сида! Где уж вам нечистым? Нет, вы попросту фашисты, Нечисти земной подонки! Внуки Сида! А штыками Кто колол девичьи груди? Кто палил в нас из орудий, В женщин с голыми руками? Кто привёл на наши нивы Мавров - истых и не истых? Верный Сид? Да как могли вы И назвать его, фашисты? Нет, не будет вашей Люна, Возвратится к нам Сиеррa. Под штыками офицеров Наша память стала юной: Мы запомнили, как бились Наши дети в липких лапах. Где бы вы теперь ни скрылись, Выдаст вас - ваш трупный запах. Не спасти вас даже чуду, Даже дьяволу с войсками. Как трава, трава сквозь камень, Наша месть пройдет повсюду. Ноги, дважды молодые, По Испании пройдутся. - Бить убийц! - пока седые Вновь до плеч не разовьются. "Стойте!" Небо? - Рухнуло на землю! А земля? - Взлетела в небо! На равнине Талаверы Нестерпимый, душный бой. - Столько юнкерсов проклятых, Столько чортовых капрони Забомбило, что не знаешь: Где ты? Что ты? Что с тобой? Вот бы спрятаться в забое! Камнем стать! Развоплотиться! Мама, сына убивают, Ты скажи им, что нельзя! А за что они? За то ли, Что хотелось мне работать Не для них?.. Родная, где ты? Мама, где мои глаза? И уже, себя не помня, Словно кто-то посторонний, Tpoe... семеро... пятнадцать... Встали и - назад! В Мадрид! Так. Скорее. Чтобы пуля Не угналась. Не поймала. Стойте, черти! - на дороге Девушка в крови лежит. Встала. Вскинула винтовку. Стойте! Как же вы посмели? Можно ли республиканцам От фашистов удирать? Эй, глазастый, ты подумай: Хорошо ль сынам свободы Пятками, спиной к фашистам И бежать и - умирать? Слышите? Не ваши ль дети Вам кричат из Альказара: "По сердцам, по мукам нашим Убегаете, отцы!" Чёрные собаки смерти Над Испанией летают. Бейте, бейте их! Ведь вы же Настоящие бойцы. Ты, высокий, не твоя ли Мать в подвале Альказара, Обезумев, повторяет Имя честное твое? Ты, безусый, не твоя ли Девушка глотнула пулю — Вслед за тем, как "рыцарь чести" Изнасиловал её? Становись, ребята, рядом Да пальнём по самолётам: Иностранные фашисты Попадутся на прицел. - Милая, да мы... да нам же Эта музыка впервые... - Милая, да я же вызвать Подкрепление хотел... И становятся ребята Рядом с девушкой бесстрашной: Вместе бить по самолётам, Вместе - жить и умирать. Разом вскинули винтовки, За спиной - Мадрид свободный. Не с руки республиканцам От фашистов удирать! !Animo companeros! Стихи о гражданской войне в Испании. Павел Панченко. Б-ка "Огонёк". 1936 год.
