03.04.2025

«Победишь, и снова станешь ты весёлым безработным»

Как и большинство поэтов в СССР и конкретно в УССР, Павел Панченко (1907-1994) воспринял в 1936-м начало военного мятежа Франко и гражданской войны в Испании — не как нечто далёкое, а как вызов советскому обществу и всему прогрессивному человечеству. Как вызов коммунистам всей Земли, которых были к тому моменту миллионы. В интербригадах воевали и американские писатели-антифашисты, как мы знаем — в бригаде им. Авраама Линкольна.

Нет нужды приводить здесь цитаты из стихов многочисленных его коллег по цеху, в которых выразился стопроцентный пролетарский интернационализм, в которых выразилась готовность помогать республиканскому демократическому правительству Испании, против которого ополчилась вся правая, фашистская и нацистская Европа (не только Германия с Италией, но и реакционная, аристократствующая часть французского общества — что отражено в романе Луи Арагона «Коммунисты»).

Если мы задумаемся, какой это для нашей Советской родины был момент, то конечно вспомним первым делом пятилетки, в кратчайшие сроки обогатившие советский народ индустрией и колхозами — тем самым материальным фундаментом социализма, о котором говорится в Сталинской конституции (и второй, вслед за Ленинской 1918 года, конституции вообще в России, если брать её только масштабы, а не весь СССР). Однако надо обратить внимание и на то, что с момента Великого Октября и двадцати лет не прошло. И это говорит уже поколение рождённых революцией. Если попытаться сравнить «симметрично» их произведения с тем, что порождали примерно на том же расстоянии лет после контрреволюции 1991-го — вспомнятся разве что поганенькие «Жмурки» да «Брат(д)ва» и прочие воспевания арт-прослойкой образа жизни «передового класса», который перековывал социалистическую собственность в частную «стволом», утюгом и паяльником… Совсем, полярно иная героика — однако она поныне царствует на ТВ…

Потому сам феномен международной солидарности трудящихся в тот тревожный момент (отчасти отражённый в «Офицерах») — сегодня поражает. И по стихам, как по клеточкам, по ДНК восстанавливаем мы думы и чувства поколения, не просто мечтавшего о мировой революции, но видевшего живые перспективы социализма в Европе, поддерживавшего каждый шаг к нему рабочего класса: в Венгрии, в Германии, в Испании. Об этом писал, кстати, и Михаил Кольцов в «Испанском дневнике» в связи с принятием конституции 1936 года: «мировой рабочий класс не имел до сих пор ни родины, ни конституции, теперь они у него появились — в Советском Союзе…»

Фото с автографом Эстреллы Кастро 1947 года. Из семейного архива Павла Панченко

Нам остался ныне не СССР как материальное завещание, но завет поэтов, словно в «комсомольской капсуле» запечатавших смыслы Эпохи, когда братоубийство было возможно только в одном случае: борьбы коммунизма и социализма с фашизмом, выбора пути для всего человечества на твоём клочке земли или за тысячи километров от дома. Точно гибли тогда не за бабло и не в угоду приватизаторам/собственникам угольных шахт (а в Испании Андалузия была целиком республиканской, со своей пролетарской культурой).

На фоне мерзостей нынешней войны, выросшей из национальной ненависти и империалистической в ней заинтересованности правящего класса (о коем иносказательно и сняты все эти «Жмурки»), — конечно, и стихи, и подвиги комсомольцев 1920-х и 30-х годов выглядят недосягаемым монументом пролетарского интернационализма, из которого и выросло вековое единство советского народа. В стихах Панченко не просто этот действенный интернационализм отражён как факт: он показан в динамике, в становлении, этот «цемент», скреплявший социалистические республики свободные, покуда они строили коммунизм. А как только перестали — вот войны междоусобные и настали. Совсем иные, что нам важно, войны, несправедливые…

Д.Ч.

            "Эстрелла Кастро, знаменитая певица, разносит трели
             своего прославленного горлышка на позиции"
                                                      М.Кольцов
                            

Смерть из полевых орудий
Гром и молнии металла. 
Но Эстрелла, но Эстрелла
Не видала, не слыхала. 
Из её певучей груди
Вылетала песня-птица! 
А она сквозь дым смотрела
На друзей бессчетных лица. 
Пела:
"Помните, Пинеда
Нам победу завещала! "
И казалось Марианна
Над Гренадою вставала. 
Пела:
"Если не победа -
Нам другой не надо чести! "
И казалось: на тиранов
Шла Пинеда из предместий. 
"Пусть на площади в Гренаде
Ты расстреляна, родная, 
Ты потомков на сеньоров
Поднимала, умирая. 
Не просила о пощаде:
С нас ты взора не сводила. 
Марианна, скоро, скоро
Расцветет твоя могила! .. "
Там, на площади, в Гренаде, 
Лорка умер, как Пинеда. 
Мы другой не знаем цели:
Гибель, если не победа! 
Враг! Не думай о пощаде:
Беспощадны судьи судей! 
Партизаны жмут Эстрелле
Руку. 
Полдень... 
Гром орудий... 
Может быть,  она не эту, 
А другую песню пела, 
Но такою вот поэту
Чудится сестра Эстрелла. 

            
Обманутому генералами

Эй, солдат, стреляй - не думай!
У тебя в руках винтовка.
А зачем она солдату?
Чтоб не думать, а стрелять!
Где-то, кажется, в Ируне,
Вся родня твоя осталась.
Cын, твой сын! Ему по виду
И десятка лет не дать.
Впрочем, бредни! Можно ль думать
B миг, когда велят стрелять?
Мальчик твой — любую песню
Он высвистывал, как птица,
Босоногий соловьёныш -
Не свистеть ему опять!
Впрочем, бредни! Можно ль думать
В миг, когда велят стрелять?
Офицер сперва отрезал
Грудь, что соловья вскормила,
А потом прослушал сына
И велел язык отнять!
Впрочем, бредни! Можно ль думать
В миг, когда велят стрелять?
С дочкой проще поступили:
Отделили только пальцы
От руки, что милый профиль
Так любила рисовать.
Впрочем, бредни! Можно ль думать
В миг, когда велят стрелять?
Помнишь брата? Забастовку
В типографии затеял!
В меру политый бензином,
Он не будет бастовать!
Брат! Твой брат! Как страшный факел,
Он сгорел, крича о мести...
Верных братьев и в могиле
Он и мёртвый будет звать.
Впрочем, бредни! Можно ль думать
В миг, когда велят стрелять?
К чорту всяческие чувства!
Ты не гранд. Они вот могут
Гибель брата, боль утраты,
Тонкие, переживать!
Впрочем, бредни! Можно ль думать
В миг, когда велят стрелять?
Победишь - и снова станешь
Ты веселым безработным:
Будешь песенкой о хлебе
Мать-старушку утешать!
Впрочем, бредни! Можно ль думать
В миг, когда велят стрелять?
Если ж ты своей старушки
Не увидишь, будет дело:
Под обломками предместья
Станешь ты её искать.
Нет, не бредни! Ты подумай!
У тебя в руках винтовка.
А зачем она солдату?
В инквизиторов стрелять!


Девушка из Бадахоса

Вечер! Звёзды или раны
На твоём горячем теле?
На Сиерра Гвадарраме -
Тоже кровь. Но эта кровь -
Настоящая, живая!
Кровь - защитница народа,
Кровь - строительница жизни,
Кровь Испании родной.
Стихло. Ружья и винтовки
Понемногу остывают.
Раненые к санитарам
Раны - свежие! - несут.
Юноши винтовки чистят,
Девушки белье стирают.
Словно дома, пахнет кашей,
Ho - разводят часовых!
"Знаешь, - вытирая руки,
Говорит своей товарке
Девушка из Бадахоса, -
Я совсем забыла страх.
Как подумаю, что город,
Милый сердцу, стал могилой
Всех моих родных, как вспомню,
Что на площади и он...
Всё: и страх, и боль, и жалость,
И любовь - я всё забыла.
Лишь одно во мне осталось,
Как дыханье: бить врагов!

Девушка из Бадахоса,
Ваша родина вторая -
Светлая Страна советов -
Видит, слышит, любит вас!


            Сыну сапожника, члену ЦК испанского комсомола, 
            командиру отряда рабочей милиции, погибшему 
            в борьбе за свободу своего народа - Андресу Мартину.

Стою в строю, спешу ли
На линию огня,
В походе, в карауле -
Он около меня.

Вот подошёл и взялся
Он за руку мою.
Но нет! Я обознался:
Мой друг убит в бою!..

Не крикнет: "Смерть синьорам!
Бойцы, а ну за мной!
Не устремится взором
К стране моей родной."

Он всей своей любовью
Любил мою страну,
Он всей своею кровью
Искал её одну.

Он шёл ко мне из душной
Сапожной мастерской.
Сквозь сумрак золотушный, -
На разворот морской.

Он шёл, не забывая
Сутулого отца,
Что, песню запевая,
Не видел ей конца.

Та песенка в подвале
Росла из года в год.
Её передавали
Сынам из рода в род.

В ней было много страсти,
Но нехватало слов -
Той песенке о счастьи,
О радости сынов.

Над горем, над могилой
В ней грохотал прибой.
С той песней друг мой милый
И вышел в смертный бой.

Казалося: он сросся
С винтовкою своей.
Ну как там Сарагосса? -
Он окликал друзей.

Не обниму, не встречу:
Насквозь прожгло его..
Но я, боец, отвечу
За друга моего!

Родной, бессмертным зовом
Мне будет смерть твоя.
Тебе надгробным словом
Да будет жизнь моя!..

Испания! Ты шире,
Чем думают враги:
Во всём рабочем мире
Звучат твои шаги!


Песня о матери
(Феликс Рамос)

Прощай, не надо горевать:
Ведь нас победа ждёт.
Ты погляди в окошко, мать:
Там пятый полк идёт.

Со всей Испании идут,
Идут велик и мал.
Ты слышишь, мать, они поют
Интернационал.


Говорят женщины, остриженные фашистами в деревнях Сиерра и Люне:

- Сняли волосы, - не знали: 
У позора ж есть изнанка! - 
Попадись нам гнусный Франко, 
Мы б ему и череп сняли.

Вашей волей, офицеры, 
Старые - мы снова юны: 
В нас восстала кровь Сиерры, 
В нас кричат страданья Люны.

Лжёте вы, что вы потомки 
Сида! Где уж вам нечистым? 
Нет, вы попросту фашисты, 
Нечисти земной подонки!

Внуки Сида! А штыками 
Кто колол девичьи груди? 
Кто палил в нас из орудий, 
В женщин с голыми руками?

Кто привёл на наши нивы 
Мавров - истых и не истых? 
Верный Сид? Да как могли вы 
И назвать его, фашисты?

Нет, не будет вашей Люна, 
Возвратится к нам Сиеррa. 
Под штыками офицеров 
Наша память стала юной:

Мы запомнили, как бились 
Наши дети в липких лапах. 
Где бы вы теперь ни скрылись, 
Выдаст вас - ваш трупный запах.

Не спасти вас даже чуду, 
Даже дьяволу с войсками. 
Как трава, трава сквозь камень, 
Наша месть пройдет повсюду.

Ноги, дважды молодые, 
По Испании пройдутся. 
- Бить убийц! - пока седые 
Вновь до плеч не разовьются.


"Стойте!"

Небо? - Рухнуло на землю!
А земля? - Взлетела в небо!
На равнине Талаверы
Нестерпимый, душный бой. -

Столько юнкерсов проклятых,
Столько чортовых капрони
Забомбило, что не знаешь:
Где ты? Что ты? Что с тобой?

Вот бы спрятаться в забое!
Камнем стать! Развоплотиться!
Мама, сына убивают,
Ты скажи им, что нельзя!

А за что они? За то ли,
Что хотелось мне работать
Не для них?.. Родная, где ты?
Мама, где мои глаза?

И уже, себя не помня,
Словно кто-то посторонний,
Tpoe... семеро... пятнадцать...
Встали и - назад! В Мадрид!

Так. Скорее. Чтобы пуля
Не угналась. Не поймала.
Стойте, черти! - на дороге
Девушка в крови лежит.

Встала. Вскинула винтовку.
Стойте! Как же вы посмели?
Можно ли республиканцам
От фашистов удирать?

Эй, глазастый, ты подумай:
Хорошо ль сынам свободы
Пятками, спиной к фашистам
И бежать и - умирать?

Слышите?
Не ваши ль дети
Вам кричат из Альказара:
"По сердцам, по мукам нашим
Убегаете, отцы!"

Чёрные собаки смерти
Над Испанией летают.
Бейте, бейте их! Ведь вы же
Настоящие бойцы.

Ты, высокий, не твоя ли
Мать в подвале Альказара,
Обезумев, повторяет
Имя честное твое?

Ты, безусый, не твоя ли
Девушка глотнула пулю —
Вслед за тем, как "рыцарь чести"
Изнасиловал её?

Становись, ребята, рядом
Да пальнём по самолётам:
Иностранные фашисты
Попадутся на прицел.

- Милая, да мы... да нам же
Эта музыка впервые...
- Милая, да я же вызвать
Подкрепление хотел...

И становятся ребята
Рядом с девушкой бесстрашной:
Вместе бить по самолётам,
Вместе - жить и умирать.

Разом вскинули винтовки,
За спиной - Мадрид свободный.
Не с руки республиканцам
От фашистов удирать!


!Animo companeros! Стихи о гражданской войне в Испании. Павел Панченко. Б-ка "Огонёк". 1936 год.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Капча загружается...