Автор: Встреча Андрея Вознесенского и Татьяны Лавровой положила начало их тайному роману. Татьяна Лаврова — актриса театра «Современник», звезда фильмов «Испытательный срок», «Девять дней одного года», «Вылет задерживается» (и многих других), которая могла покорить любого мужчину одним только взглядом, к тому времени уже успела пережить два расставания с киноактёрами. Не пала духом, а искала настоящей, сильной, надёжной любви после крушения отношений с Евгением Урбанским и Олегом Далем. Она уже не искала супермена (им был Урбанский, конечно, не Даль), она искала умного (можно гениального) и искреннего.
И вот появился на её горизонте кумир миллионов, поэт-шестидесятник Андрей Вознесенский, выступления которого собирали стадионы зрителей. Вознесенский полностью завладел душой и сердцем актрисы. Их тайный роман, в течение которого Лаврова ждала, что возлюбленный поэт решится уйти из семьи (а он так и не осмелился поставить точку в отношениях с дочерью высокого партийного начальства, супругой Зоей Богуславской), длился 7 лет и закончился болезненным расставанием. Поэт, отважный и отчаянный на словах (в стихах), но циничный в жизни, предпочёл налаженный быт в высотке на Котельнической — той неизвестности, что вырисовывалась из разрыва с Богуславской и признания официальными отношений с Лавровой.
Лаврова велела ему исчезнуть из её жизни навсегда: не звонить, не пересекаться «случайно»… Короткий женский век она больше не хотела на него тратить. В тот день, когда Андрей и Татьяна решили окончательно расстаться, они так и попрощались:
— Я тебя никогда не увижу? — спросил виновато Вознесенский.
— Я тебя никогда не забуду! — ответила Лаврова с тем отчаянным трагизмом в глазах, который можно заметить в фильмах.
Это был последний выдох любви к нему, этой любви недостойному…
Татьяна была глубоко оскорблена выбором поэта не свою пользу. И это была вовсе не ревность: она отчётливо понимала, что Богуславская ей не конкурентка. Это было непонимание, граничащее уже с неуважением к Вознесенскому. Она любила, даровала в своих объятиях вдохновение — другому Андрею. Сильному, способному рвать одним махом паутину обывательщины в стремлении к прекрасному…
Но он сам выбирал паутину, давал себя заматывать паучихе в удобный для высасывания его соков кулёчек. И Лаврова была в ужасе оттого, что теряла больше, чем мужчину (красавцем он категорически не был — в сравнении с тем же Урбанским) — теряла она тот образ отважного поэта, который в нём же поддерживала, укрепляла, пестовала!.. Потому что гениальность и обывательщина — явления несовместимые с её точки зрения.
Возлюбленная поэта была не просто подавлена, а шокирована. Возможно, потому, что сближаясь с Вознесенским узнала постепенно подоплёку, секрет прочности этого брака: все его прежние многочисленные «гастрольные» измены Богуславская привычно прощала, и давно стала кем-то вроде старшей сестры и одновременно литературным агентом «в верхах». Это был не брак, это был контракт с дьяволом обывательщины. И вот это противоположное вдохновению убожество он предпочёл её безоглядной, страстной любви? Любви зрелой женщины, давно уже матери…
Конечно, Вознесенский тоже понимал, что уйти незаметно, как того хотела Татьяна, будет недостойно поэта, который в нём её и привлёк. Он должен был и попрощаться как поэт!
И окажется так минимальным
наше непониманье с тобою
перед будущим непониманьем
двух живых с пустотой неживою.
— Какое могло быть непонимание у Резанова и Кончиты кроме языкового? Нет, тут о СВОЁМ…
Потому именно Татьяне-то и посвящено самое знаменитое стихотворение Андрея Вознесенского «Сага» («Ты меня на рассвете разбудишь»), ставшее сердцем рок-оперы Алексея Рыбникова «Юнона и Авось». В нём — не только боль его собственной, убитой им же любви, но и попытка выйти за пределы бытовых противоречий, земных оценок, отсылка к вечности (в которой это прощание качнётся бессмысленной высью). Попытка выйти из этой истории не опозоренным и опустошённым, а всё же умным и эрудированным: попытка «уйти красиво», с достоинством…
Ты меня на рассвете разбудишь, проводить необутая выйдешь. Ты меня никогда не забудешь. Ты меня никогда не увидишь. Заслонивши тебя от простуды, я подумаю: "Боже всевышний! Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу". Эту воду в мурашках запруды, это Адмиралтейство и Биржу я уже никогда не забуду и уже никогда не увижу. Не мигают, слезятся от ветра безнадежные карие вишни. Возвращаться — плохая примета. Я тебя никогда не увижу. Даже если на землю вернемся мы вторично, согласно Гафизу, мы, конечно, с тобой разминемся. Я тебя никогда не увижу. И окажется так минимальным наше непониманье с тобою перед будущим непониманьем двух живых с пустотой неживою. И качнется бессмысленной высью пара фраз, залетевших отсюда: "Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу".
Татьяна ВЕСЕЛОВСКАЯ
