Автор: 16 октября 1931 года провалилась попытка покушения на И. В. Сталина. Эта история началась с получения ОГПУ секретных сведений о тайном прибытии в СССР одного из членов Русского общевоинского союза (РОВС)* некоего Огарёва. Тот должен был приехать в Москву для выполнения заданий английской разведки.
Поскольку о прибытии «гостя» стало известно заранее, чекисты подготовили ему «явочную» квартиру и соответствующее сопровождение. Приютивший приезжего, «хозяин» квартиры, был агентом ОГПУ и постоянно следовал за ним по пятам, как говорится, вплоть до выяснения истинных целей поездки. Отчасти атмосфера этого задания передана в одной из серий телефильма «Операция Трест»: советские чекисты, наученные ещё Дзержинским, работали тонко.
16 октября Огарёв высказал ответственному квартиросъёмщику пожелание прогуляться по Москве. Естественно, в сопровождении «доверенного лица». В 15 часов 25 минут на Ильинке, связывающей Красную площадь со Старой и Новой площадями, они столкнулись с И. В. Сталиным, шедшим по улице в сопровождении своего личного телохранителя Н. Власика (на фото слева).
Следует заметить, что до этого события члены Политбюро ЦК ВКП(б), включая самого Сталина, имели привычку прогуливаться пешком по улице в сопровождении одного охранника. Ходить им по Ильинке и Варварке приходилось довольно часто, поскольку учреждения самого демократического на Земле правительства и примыкающих к нему институтов располагались в основном за пределами Кремля, ближе к Лубянке.
Увидев перед собой Сталина, Огарёв выхватил пистолет, но прицелиться и выстрелить он не успел: сопровождавший Огарёва агент ЧК сшиб его с ног и мгновенно отобрал оружие. Впрочем, и Власик не сплоховал бы, защитил бы вождя, как десятки раз до и после этого… С 18 ноября 1931 года подобные «вольности» со стороны членов советского правительства были прекращены специальным решением ЦК ВКП(б). Сталин просил не делать газетного шума, не предавать широкой огласке этот мелкий с его точки зрения казус.
18 ноября на докладной записке, сообщающей о подробностях происшествия 16 октября, стояла резолюция Молотова: «Членам ПБ. Пешее хождение т. Сталина по Москве прекратить», внизу стояли подписи Кагановича, Калинина, Куйбышева и Рыкова (см. в комментарии фрагмент допроса членов право-троцкистского блока в 1938-м).
Евгений ИВАНОВ
От редакции: Однако действовавшее в пролетарской столице решение ЦК ВКП(б) словно бы и не распространялось на Ленинград и работавших в Смольном секретарей ЦК. «Психологическая» локальность происшествия стала для Сергея Мироновича Кирова фатальной чуть более чем через три года после происшествия на Ильинке, когда бдительность ОГПУ притупилась (или была специально затуплена именно в Ленинграде). То задание, что было непросто выполнить в условиях московской многолюдности в отношении Сталина, оказалось вполне реализуемо в стенах местами безлюдного Смольного в отношении «любимца партии».
Безработный (уволенный из Института истории партии за неготовность ехать на новое место работы) и недавно беспартийный (от таких членов партия тогда быстро очищалась на уровне первичек — его восстановили, но сделали строгий выговор с занесением в учётную карточку, для профессионального партработника это был «волчий билет») Николаев, убивший Кирова, был классическим деклассированным элементом, ведомым вдобавок ревностью.
Его жена Мильда Драуле, давно прекратившая с ним интимные отношения в виду его убожества, имела тайную связь с Кировым, который, всегда открытый, зажигающий речами и оптимистичный, был любимцем не только партии (у Ягоды был список любовниц Кирова, однако Драуле там почему-то не значилась — что позже наведёт следствие и на его след). Николаеву не раз приходили анонимки, сообщающие, что жена изменяет ему с Кировым, они подшиты к делу об убийстве — по версии более позднего следствия, всё это дело рук людей Зиновьева, которые были в давней оппозиции Кирову, и их, кстати, касался кировский доклад, который в день убийства должен был прозвучать в Таврическом дворце на собрании партактива, куда готовился пойти и Николаев (встреча в Смольном была для него внезапной и он выполнил задуманное раньше).
Конечно, в умелых руках внутрипартийных противников Кирова и агентуры в ОГПУ такой мотивированный личной ненавистью персонаж легко стал убийцей. Уже пришедшие к власти в Германии нацисты не могли упустить такой кадр — а при «мягком» ведении Николаева со стороны давно завербованного немцами Ягоды, не потребовалось даже дополнительных усилий со стороны германского консульства в Ленинграде, куда незадолго до убийства зачастил отторгнутый ВКП(б) Николаев.
Отличие от происшествия на Ильинке в этом случае принципиальное в том, что ни беляцкому триколорному РОВСу, ни нацистам не пришлось засылать своих людей из-за границы: убийца на момент своего подлого выстрела в затылок состоял в партии. Именно это так сильно всколыхнуло советское общество: один из лучших ораторов ВКП(б) с длительным подпольным стажем (в Томске, например, главного организатора уличных выступлений рабочих в 1905-м, Кирова не могла поймать даже царская жандармерия) убит однопартийцем… И где? В легендарном Смольном, овеянном присутствием и работой Ленина! В Смольном, где была Ильичом провозглашена Советская власть…
Для заграничных бенефициаров этого политического убийства, союзников троцкистов и зиновьевцев, у Николаева была прекрасная личная «легенда»: конечно, только ревность. На следствии он давил именно на эту педаль:
«Мысль об убийстве Кирова у меня возникла в начале ноября 1934 года. Причина одна — оторванность от партии, от которой меня оттолкнули (исключение восемь месяцев назад)… Цель — стать политическим сигналом перед партией, что на протяжении последних восьми — десяти лет на моем пути жизни и работы накопился багаж несправедливого отношения к живому человеку. Эта историческая миссия мною выполнена. Я должен показать всей партии, до чего довели Николаева… План совершения покушения — никто мне не помогал в его составлении… Я рассматривал покушение как политический акт, чтобы партия обратила внимание на бездумно бюрократическое отношение к живому человеку…»
Конечно же врёт, — как о времени появления замысла, так и сводя всё к личному (впрочем, состояние аффекта: он ещё в Смольном, попытавшись застрелиться, орал «Я отомстил!», и собственно на эти крики все и сбежались). Позже на Первом московском процессе начали всплывать такие обстоятельства, что диву давались те товарищи из ЦК, которым была уготована аналогичная участь — ниточки вели к подсудимому Зиновьеву и Ягоде. Который в 1934-м сумел замести следы: охранника Кирова так старательно охраняли и везли на допрос, что грузовик врезался в угол дома, но из всех пассажиров погиб почему-то один Михаил Борисов, охранник Кирова, подпустивший к нему Николаева в Смольном.
Позже шофёр машины, перевозившей для допроса охранника Кирова Михаила Борисова, показал, что аварию спровоцировал сидевший в кабине сотрудник НКВД: он схватился за руль и направил машину на угол дома. Но шофёру, физически сильному человеку, удалось удержать руль и смягчить удар, помято было лишь крыло машины. Шофёр слышал, как наверху раздался какой-то стук. А потом оттуда объявили, что Борисов погиб. Кстати, вскоре и всех сотрудников НКВД, конвоировавших охранника Кирова, расстреляли: Ягода действовал по принципу «концы в воду».
Странности в охране Кирова обнаружились и ранее. Например, за полтора месяца до покушения Николаева задержали сотрудники НКВД на Каменноостровском проспекте рядом с домом, где жил Киров (в обычной квартире, но с огромной библиотекой), в момент наблюдения за подъездом. Несмотря на то, что у Леонида нашли оружие, чекисты отпустили будущего убийцу.
Вот и 1 декабря 1934 года, как позже установила созданная уже Хрущёвым комиссия во главе со Шверником, в Смольном одного за другим от Кирова отсекали людей, которые сопровождали его. Последним был тот самый охранник Борисов — у него попросили закурить. В результате Киров оказался один на один с поджидавшим его в коридоре (туалете) убийцей. По воспоминаниям очевидцев, Хрущёв, высоко оценивший работу комиссии, убрал доклад Шверника в сейф, сказав, что время для его публикации ещё не наступило: ему надо было найти какие-то события или сведения, указывавшие не на зиновьевцев и Ягоду, а на Сталина, но комиссия их не обнаружила. К докладу «о культе личности и его последствиях» подшить убийство Кирова «из лидерской ревности» не получалось.
Отметим, что и покушение на Сталина в 1931-м году, и убийство Кирова в 1934-м создавали в партии атмосферу не просто подозрительности, но чёткое ощущение работающих против ЦК внутренних врагов. Отсюда-то, вполне обоснованно на «Съезде победителей», и возникло понятие «ре-прессия» — то есть ответ на прессинг. Не наступление, не атака, а оборона! Если классовый враг (а возможно и агент враждебного государства) забрался уже в НКВД и ВКП(б), надо же как-то его вычислять и выковыривать оттуда? Причём делать это в стране, ударно строящей социализм, с её решающим в этом деле авторитетом партии — нужно открыто, демократически, вовлекая в судебный процесс над подозреваемыми и рядовых членов партии (а каждое заседание суда в Колонном зале Дома Союзов транслировалось по радио и обсуждалось в рабочих коллективах)… Так и возникли три московских процесса, на которые специально была допущена зарубежная пресса — каждый влёк за собой другой, поскольку за отдельными случаями вредительства, шпионажа и терроризма раскрывалась работа именно единого центра («контактного» — каким он проходит в материалах 3-го московского процесса).
Обратим внимание на несколько очень разных по уровням, но единых по сути, демократических штрихов в удавшемся и неудавшемся покушениях. Сталина чуть не убил на улице посланник белоэмиграции. Это уже после выдворения поставившего себя вне партии Троцкого в 1929-м году… Насколько же Сталин (да и все большевики из ЦК) были уверены в москвичах, в советском народе, что все вокруг свои, что внутренних разногласий нет, остались только внешние ненавистники! Ходили по тротуарам вместе со всеми рабочими и служащими. В какой ещё европейской стране такое тогда было возможно?
В случае с Николаевым, если убрать то, как Ягода и Зиновьев подводили его к Кирову, — человек, уже раз исключённый из партии и пойманный с оружием, преспокойно по партбилету заходит в Смольный (с тем же самым оружием в кармане!)… Ну, разве что засланец РОВС этого не мог бы сделать (хотя, что стоило последователям и соратникам барона Врангеля изготовить поддельный партбилет?) — и вновь мы видим, сколь открыта, бесхитростна в быту была партия тогда на уровне высшего руководства! Стиль Ленина, как мы видим, переняли многие, если не все его соратники. Увы, и Ильич поплатился за эту веру в доброту современников возле завода Михельсона (выстрел Фанни Каплан — и тоже, как и Кирову, со спины выстрел).
Стоит ли удивляться тому, сколько ниточек к нереализованным покушениям на Сталина, Ворошилова (уже Второй московский процесс), Молотова и других членов Политбюро обнаружилось в ходе репрессий (предвоенных чисток партии и армии)? Да, с 1931-го года, без лишнего шума (что тоже — к чести партии) стало ясно в ЦК: предстоит чрезвычайно сложная чистка, отделение вчерашних фракционеров и оппозиционеров от «тела» ВКП(б) и «выстригание» их из органов внутренних дел и армии. Что этот процесс шёл показательно открыто — было частью чисток в первичках, которые имели место, просто в меньших масштабах, с 1929-го года, когда на селе осуществлялся «великий перелом» коллективизации.
Во-первых, что такое эти покушения — народ уже знал, видел. То есть последовавшие за покушениями процессы — вполне назрели, повод был. Бредятина розовых либералов про «сталинскую шпиономанию и паранойю» на фоне «всеобщего взаимопонимания и благоденствия» сразу летит в «корзину» (благоденствие и демократия в такой громадной стране при громадных же планах партии — требуют немалой бдительности). Во-вторых, вовлечённость Троцкого как «внешнего управляющего» в ряд заговоров через «старых большевиков» подтверждалась им же самим в книге «Преданная революция», где он пишет о кадрах, которые ждут на местах в партии и РККА начала борьбы со «сталинской бюрократией»… В-третьих хвастливые и обширные показания Бухарина подтвердили самые худшие опасения как членов ЦК, так и рядовых партийцев (6-7 марта 1938 года):
Вышинский. Значит, организация повстанческого движения имела место и в деятельности "право-троцкистского блока"? Бухарин. Имела место. Вышинский. Установка на организацию террористических актов, на убийство руководителей партии и Советского правительства у блока была? Бухарин. Она была, и я думаю, что эту организацию следует датировать, примерно, 1932-м годом, осенью. Вышинский. А ваше отношение к убийству Сергея Мироновича Кирова? Это убийство было совершено также с ведома и по указанию "право-троцкистского блока"? Бухарин. Это мне не было известно. Вышинский. Подсудимый Рыков, что вам известно по поводу убийства Сергея Мироновича Кирова? Рыков. Я ни о каком участии правых и правой части блока в убийстве Кирова не знаю. Вышинский. Вы были связаны с Енукидзе? Рыков. С Енукидзе? Очень мало. Вышинский. Он был участником "право-троцкистского блока"? Рыков. Был с 1933 года. Вышинский. Подсудимый Ягода, известно ли вам, что Енукидзе, о котором говорил сейчас обвиняемый Рыков, представлял правую часть блока и имел непосредственное отношение к организации убийства Сергея Мироновича Кирова? Ягода. И Рыков и Бухарин говорят неправду. Рыков и Енукидзе участвовали в заседании центра, где обсуждался вопрос об убийстве Сергея Мироновича Кирова. Вышинский. Имели ли к этому отношение правые? Ягода. Прямое, так как блок - право-троцкистский. Вышинский. Имели ли к этому убийству отношение, в частности, подсудимые Рыков и Бухарин? Ягода. Прямое.
Интересная хронология выстраивается: в 1931-м Рыков подписывает партийное предписание, запрещающее Сталину пешее перемещение с охранником по Москве, а в 1932-м обсуждает с «коллегами», как им в усложнившихся условиях устранить Кирова, который конечно Зиновьевым воспринимался как чужак и конкурент в его «вотчине»… Вопрос об исполнителе коллективного преступного замысла тогда, вероятно, ещё не ставился. Но позже кандидатуры лучше, чем Николаев, не было — просто надо было аккуратно подвести его к «цели» (эту, техническую сторону теракта обеспечил Ягода).
Но мы ведь продолжим верить старым либеральным и новым (клоуна-иноагента Андрюхи Рудого) бредням про «срежиссированность», про «постановочность» всех московских процессов? Невиновную «ленинскую гвардию» судили «сталинские бюрократы»!.. Последним активным сторонником этого заблуждения был ведущий радио «Звезда» Владимир Туз… Конечно, и с чего бы это всё «пустяшное» началось-то? Ну, не с поваленного же на мостовую Ильинки триколорного Огарёва 16-го октября 1931 года?
Д.Ч.
* РОВС (Русский общевоинский союз) основан в 1924 году Врангелем (которому имеется памятник в Керчи), террористической организацией в РФ задним числом не признан, а его символика частично совпадает с российской государственной…
