Рождаются шедевры наугад

Лица литературы России. Беседа с Владом Маленко

Иосиф Куралов. Влад, задуманный мной и поддержанный главным редактором «Литературной России» Дмитрием Чёрным замысел провести цикл бесед с действующими лицами сегодняшнего литературного процесса предполагает не только популяризацию творчества, воплощённых и пока ещё не осуществлённых проектов и без того хорошо известных читателю поэтов, прозаиков, публицистов. Но и иные сюжеты, в зависимости от того, как потечёт беседа. С Вами хочется поговорить о многом, в том числе, о работе с молодыми. Или, так называемыми, молодыми, которые иногда постарше не только Лермонтова, но и Пушкина с Маяковским.

Однако об этом – чуть позже. А пока – именно – о Вас. Можно ли, сказать, что Ваша творческая биография началась ещё до Вашего рождения? Всезнающий интернет подсказывает, что Вы родились и выросли в Москве, в Оружейном переулке, где родился один из гениев русской поэзии Борис Пастернак. Ваш отец читал Вам Пушкина, а школьная учительница давала Вам читать книги Пастернака и Булгакова, которых не было ни у кого из Ваших сверстников. В Армии Вы служили с Денисом Золотухиным – сыном Валерия Золотухина и пасынком Леонида Филатова, что позволило Вам познакомиться с Леонидом Алексеевичем и показать ему свои литературные опыты. Откуда, из кого, из чего Вы как поэт происходите, из детства, из юности, из необыкновенных родителей-дедушек-бабушек, из столь же необыкновенных людей, которых подарила Вам жизнь, из её поворотов – резких-плавных, ситуаций – радостных-горестных, из чего?

Влад Маленко. Мне всегда было необходимо знать пароль, ключевое слово, чтобы на условном КПП открыли двери и пропустили дальше.  Ключевые слова с детства играют с нами в прятки, а мы их ищем. Пожалуй, отсюда и произрастают стихи. Голос отца, музыка улицы, Луна, вечно похожая на Мону Лизу, желание понравиться девочке, а чуть позже поставить на место того, кто несправедлив. Радость свершения, дергание за хвост мечты, бунт, запах новой школы, упрёк, боль, подражание крику птицы и звону воды, скрип часовых колес – это истоки моих опытов. Важно не привыкать к своему собственному голосу, сворачивать в тот самый момент, когда кажется, что самая правильная дорога найдена.

Иосиф Куралов. Мой подсказчик интернет говорит, что Вы – не только поэт и артист. Но ещё и организатор. А Ваша мобильная биография, которую Вы прислали мне, когда я собирал и готовил подборку Ваших стихотворений для публикации в «Литературной России» полностью это подтверждает и особенно в части вопроса, который хочу задать. Вы – художественный руководитель Всероссийского Открытого фестиваля молодой поэзии и драматургии имени Леонида Филатова «Филатов-Фест», который является самым крупным в России среди подобных. Также Вы – основатель и художественный руководитель Московского театра поэтов. А всезнающий интернет практически на всех своих ресурсах прочно связывает этот театр с Вашим именем и называет его Московским театром поэтов Влада Маленко. Недавно, в нашем общении ВКонтакте Вы сказали о нём «Что касается театра поэтов, то – это осколок Таганки. Так носят за пазухой молекулы мамонта, чтобы потом разморозить и явить большое».

И, возможно, основное Ваше общественное призвание (тут я, правда, не уверен, если не прав – поправьте) –  художественный руководитель Государственного музея Сергея Есенина. Не спрашиваю о том, откуда берутся силы справляться с тремя такими гигантскими проектами. Хотя это тоже интересно. Но не менее интересно другое: почему именно эти имена – Филатов, Таганка (а это ведь тоже поэтическое имя, если вспомнить некоторые спектакли театра, в частности, «Антимиры» по изданной в 1964 году одноимённой книге Андрея Вознесенского), Есенин – стали сердцевинами Ваших больших проектов?

Влад Маленко. Ну, раз я «орговик», то по порядку: Вы нынче застали меня оставляющим музей Есенина в Москве. Я принял решение уйти потому, что исполнил там свою миссию: вернул любимой Москве здание, которое нечеловеческими усилиями отстаивала Светлана Николаевна Шетракова – уникальный человек, директор и выдающийся есениновед. Этот дом разваливался на глазах. Мы его спасли с группой моих товарищей. Далее мы построили квартал поэтов, я придумал и сделал с друзьями на Селезнёвке вместо помойки Московский сквер поэтов по примеру парижского (вбейте в яндекс-карту слова «Сквер поэтов» и любое такси вас туда привезет), отремонтировал театральный зал в бывшем особняке Гиппенера. Развивать эти точки и делать там полноценные «уровненные», как говорит молодёжь, поэтические события невозможно в силу обстоятельств.

Творческая свобода мне дороже, учитывая, что сейчас в запуске под моим контролем и кураторством еще примерно десяток новых проектов, начиная с мультимедийного «Царя-Пушкина» и «Сто басен Маленко» и заканчивая интернет-движением «Арт-механика» и фестивалем «Будь здоров, солдат!» А «Филатов-Фест» я не брошу, поскольку – это уже большое общепризнанное молодежное движение государственного масштаба. А Театр поэтов под моим руководством – это свободное объединение художников, очень пластичное, как я говорю, это театр быстрого реагирования. Хотя, безусловно, Театр поэтов – это оксюморон. Я сейчас представил себе, почему-то, как сцену из Достоевского «Обе вместе» вышли вдруг играть Цветаева с Ахматовой…. А режиссирует Мейерхольд, а музыку написал Шостакович, а зонги принес Маяковский… Малевич декорации придумал… Ну, это же гениально может быть! А, скорее всего – кошмар! Смертоубийство!

И, тем не менее, мы сплотились, соединились, держимся. Получается, если не мудрствовать, мы – арт-группа, творческое объединение, команда. Есть некий авангард, который вырисовывается путем отбора на «Филатов-Фесте». Люди, которые приходят просто потому, что им интересно быть рядом. Я столкнулся с тем, что создать такую студию очень тяжело. Ведь что такое театр? Это секта, внутри которой действует система определенного поведения. А поэты – люди сверхвольные и неподконтрольные. Можно ли брать в театральном институте экспериментальный курс авторов? Собственно, что и делают режиссеры. Если ты их ведешь с нуля, от истоков, это твои дети, твои апостолы. Можно ли объединить поэтов с актерами? На Таганке были такие спектакли, но там поэт только в конце выходил. Театр – это коврик на улице, где ты что-то делаешь, а тебе монетку бросают. В грязи, на городской площади, в городе Праге или в городе Ульяновске! Или придворные какие-то зубоскалы в колпаках… Уже потом из этого вырастает русский театр XIX века, о котором и говорил Гоголь: «Театр – это кафедра, с которой нужно вещать о добром и вечном».

Что же касается Таганки, то Вы знаете про факт моей двадцатилетней службы в данном заведении и работы с Юрием Любимовым. Помимо того, что у меня был полноценный театральный роман в самом булгаковском смысле этого слова, помимо моих чисто актерских опытов, я, разумеется, там был, прежде всего, выдумщиком. Мог изменить ход репетиций любого нового спектакля в пользу поиска. Это страшно поощрялось Юрием Петровичем. Впрочем, он написал об этом в своей книге «Я. Записки старого трепача». Что же касается конкретно Леонида Филатова, то я много где рассказывал и писал о том, что приносил ему домой свои юношеские стихи еще до всякой Таганки. Это благодарность и любовь.

Вот на фига было Филатову читать стихи какого-то мальчика, который ещё служит в армии? Но Леонид Алексеевич читал, я сидел в соседней комнате, а пасынок Филатова Денис Золотухин старательно накалял обстановку: «Старик, Лёнчик жёсткий в оценках! Тут недавно один приходил… так потом летел с лестницы со своими тетрадками! Зря ты ему подсунул, ой зря! Ну, что поделаю… я тебя предупреждал! Ты тоже вылетишь! Сто процентов!» И вдруг – стук в стенку. Зовут объявить приговор. Вхожу в комнату к Филатову. Там сигаретный дым – хоть топор вешай. На большом диване сидит Леонид Алексеевич, позади него, на стене, висит афиша фильма «Экипаж»… Денис тоже вбежал и сел в кресло смотреть на «избиение младенца». Руки потирает.

Я присел на краешек дивана, а Филатов начинает говорить ужасно хорошие вещи и читать написанное мной. Я сижу и думаю только: что это – мои слова в устах Филатова?! Это был год столетия Михаила Булгакова. Значит, роковой 1991 год. И вот Леонид Алексеевич со своей интонацией неподражаемой – строчку за строчкой:

Михаил Афанасьевич!

Вам исполняется сто!

Вы плывете Москвой

В знаменитом весенним пальто…

А я и сам лечу от счастья вместе с Булгаковым. Ну, прилетел в Строгино, собираю своих товарищей и говорю: «Ребята! У меня сегодня праздник жизни, мне Филатов сказал, что я в «Юности» напечатаюсь! Давайте портвейна выпьем!»

Что же касается Андрея Андреевича Вознесенского…С ним, слава Богу, тянулась у меня своя ниточка, которая тоже возникла раньше Таганки, но продолжалась в ней, так как он любил мои эксперименты-пародии на него же. 

Иосиф Куралов. Прошу Вас подробнее рассказать, о Филатовском фестивале, который завершился совсем недавно – 14 октября. Во время общения ВКонтакте Вы о нём сказали: «Пожалуй, это самый яркий фестиваль, без ложной скромности. И, наверное, мы сейчас формируем поэтическое лицо следующих десятилетий». Согласен с Вами в том, что ложная скромность в данном случае ни к чему. Ибо она позволяет графоманской галёрке мнить себя обитательницей первого ряда. А каким оно будет, поэтическое лицо следующих десятилетий? Интересно всё – открытые на фестивале имена, насколько по Вашей оценке они талантливы, география имён, следуют ли они традициям русского стихосложения в том виде, в каком оно сформировалось в девятнадцатом и двадцатом веках или экспериментируют и пытаются найти какие-то свои новые формы, есть ли у них наставники или они родились сами из себя?

Влад Маленко. «Филатов-Фесту» – 10 лет. Это срок, путь, история. В России, пожалуй, нет молодого человека, работающего со стихами, который бы не стоял на палубе нашего корабля. Отличие «Филатов-Феста» от других институций в том, что он не только открывает имена, дает победителю весомый гонорар, но и сопровождает свои открытия, внедряет людей в социальные процессы. Делает их известными. Фильтры у «ФФ» мощные – это всегда игольное ушко. Из двух тысяч заявок, которые приходят каждый год мы отбираем сто по своему уникальных авторов. Кстати, первичный отбор не менее важен, чем туры, полуфиналы и финал. Иногда видишь корявое, неспелое слово, но поражаясь его живости, пропускаешь человека дальше. Я сейчас назову лишь нескольких прекрасных авторов, но, поверьте, они – энергия новой поэзии страны. Они все невероятно разные, но всех объединяет «Филатов-Фест».

Это, например, Вадим Шевяков, Дмитрий Ларионов, Соня Юдина, Артем Рагимов, Стефания Данилова, Сергей Беспалов, Анна Долгарева, Константин Комаров, Евгений Дьяконов, Алексей Зайцев, Мария Фроловская, Роман Сорокин, Екатерина Годвер, Александр Антипов, Всеволод Волоколамский, Диана Никифорова, Егор Сергеев, Дмитрий Кравченко, Алексей Шмелев, Алена Синица, Елизавета Евстигнеева, Екатерина Яшникова, Алексей Вдовин, Дмитрий Терентьев. Прочтите по одному стихотворению каждого названного мной мастера, и Вы почувствуете себя Ломоносовым с чарующей мозаикой.

И, конечно, спасибо большой команде «Филатов-Феста». Это, прежде всего Александр Антипов, Николай Шкаруба, Роман Сорокин, Анна Чепенко, Ярослав Куриленко, Татьяна Гринева, Андрей Гринев, Мария Симонова, Дмитрий Сущевич, Сергей Шолох, Данат Гантимуров, Светлана Шетракова.

Иосиф Куралов. Вы владеете, как минимум, тремя творческими профессиями. Поэт, режиссёр, артист. И по образованию Вы – артист. Закончили легендарную «Щепку» – высшее театральное училище имени Щепкина. Почти пять лет работали в Государственном Малом театре России, год – в Академическом Театре имени Моссовета и двадцать лет, как сказали чуть раньше, были ведущим актёром Театра на Таганке. В истории русского и советского театра и кино были выдающиеся писатели – и прозаики, и поэты, являвшиеся одновременно талантливейшими артистами и сыгравшие роли, навсегда оставшиеся в памяти зрителей. Например, Василий Шукшин. Вряд ли стоит перечислять названия его литературных произведений и имена созданных им киногероев. Можно вспомнить и поэта Евгения Евтушенко. Но здесь читателям точно надо напомнить не столько его авторские фильмы, очень разного, на мой взгляд, качества, сколько его великолепную актёрскую работу – сыгранную им главную роль в двухсерийной драме Саввы Кулиша «Взлёт» – роль Константина Циолковского. Артисты Михаил Козаков и Валентин Гафт писали неплохие, а иногда просто хорошие стихи. Не говорю уже о Вашем на первых порах наставнике – Леониде Филатове. А каково это быть артистом и поэтом одновременно? И кто Вы в первую очередь – поэт или артист? Или так вопрос ставить нельзя и почему нельзя?

Влад Маленко. Вы будете смеяться, но мне всегда было интересно произносить что-либо и перестраивать при этом свое тело. Свой аппарат.

Пусть жест и не широкий, но он помогает рождать новые звуки, слова, верить в это, играть в это. Поэзия – это одна из форм времени.  Человеку о времени лучше всего рассказывает море, выкидывая своими пенистыми руками удлинённые раковины, похожие на колпаки древних звездочетов: вот они эти застывшие спиралевидные ветра эпох, спрессованные подвиги героев, окаменевшие страсти целых народов с их расцветами и падениями.

Море игриво и равнодушно демонстрирует нам модель бесконечной Вселенной, обреченной на ежедневное преодоление смерти. Именно из шума моря, из его беспощадной пластики, из неподвластной покою архитектуры рук, слепленных из соленой синей структуры под именем «аш-два-о» вышла на берег поэзия. Ее обнаружили (неожиданно наткнулись, открыли, как закон физики) древние греки, величаво ходя на котурнах по скользким каменнистым берегам. Поэты – это существа чем-то похожие на людей, которые всю жизнь сражаются с морем за главный приз – бессмертие. Настоящих поэтов на свете мало. Поэт – непомерно высокое человеческое звание.  Нужно иметь право произнести эти четыре буквы по отношению к кому-то. Еврипид, Данте, Шекспир, Александр Пушкин, Гете, Цветаева, Рембо, Киплинг, Блок – эти всадники выиграли у моря битву за бессмертие. По их буквам мы судим о целых мирах, о повадках племен, об убеждениях царей, о войнах и вечной любви. 

Наши роковые времена нуждаются в явлении следующих. И скоро снова стадионы, наполненные стихами, станут огромными ушами, которыми человечество послушает молчание богов и, может быть, не совершит роковую ошибку. Ну, а если вернуться из космоса, то Ваш покорный слуга ощущает себя  немного  Штирлицем. Ты как бы везде полусвой-чужой. Литераторы пьют в своём углу кровь друг друга и убеждены, что театралам не допрыгнуть до их высоких лабораторий… Они как-то забыли, откуда Шекспир выкатился или как тот же Шукшин работал. Актёры и режиссёры заняты своими играми: новая драма, школы голубых, как газ, лидеров… Безусловно, поэзия, литература – первичное любовное моё поле. Главный аэродром. Он всегда спасал. Не давал остановиться, отчаяться. Ты отстреливаешь в себе банальность. Мучаешься. Рождаешь новое… Помните, «И даль свободного романа я сквозь магический кристалл ещё не ясно различал…» Снайперская сентенция. Вдохновение – это прекрасно. Но работа – главное. Вот я думаю про себя: ага, на данном этапе жизни ты вожак творческого подразделения.  Здесь сошлись многие компоненты: твоя реактивность, театральный опыт, авторские способности, умение увлечь людей, заразить их идеями, показать инструментарий для осуществления этих идей, возможность окружить себя сильными молодыми людьми, рядом с которыми и ты учишься, и у тебя учатся.

Иосиф Куралов. В моих вопросах, почти во всех, в той или иной мере, читается интерес к так называемой работе с молодыми. И теперь, почти завершая нашу беседу, если не возражаете, давайте вернёмся к её началу, где я сказал об этом прямым текстом. Что Вы думаете о желании и возможности государства и общества поддерживать творческий рост тех, кто рискнул ступить на стезю литературы и искусства? И насколько эффективна такая поддержка? Кто в результате вырастает – действительно талантливые творцы или бездарные графоманы, которым и так несть числа? И от чего это зависит – от государства и общества или от самого субъекта, претендующего на звание талантливого молодого поэта? Всё это особенно интересно в контексте с судьбой Михаила Лермонтова, которому на второй день после завершения Филатовского фестиваля, то есть 15 октября 2024 года, исполнилось 210 лет. Но это – по календарю. А так-то ему навсегда – 27 лет.

Влад Маленко. В этом году Ваш покорный слуга имел честь получить в Тарханах Лермонтовскую премию за творчество, нашедшее широкое признание. Лермонтов… Кстати, говоря о славе поэта, я всегда привожу в пример аудитории жест из языка глухонемых: Город Пятигорск – это две руки с указательными пальцами обращены друг к другу, они изображают дуэль. Слушайте, поэтов не может и не должно быть много, хотя я Вам называл в этой беседе достаточное количество настоящих молодых мастеров, которыми по праву гордится «Филатов-Фест». В данном контексте, наверное, у государства цель не явить миру Лермонтова, Крылова или Рубцова, а вовлечь в творческий процесс, как можно больше молодых ребят, отвлекая их от иных неконструктивных соблазнов. Понятно, что в большинстве случаев на массовых форумах нет никакой поэзии, а есть представление о поэзии, вторичный материал. Но если люди радуются, то это прекрасно. А мы, посвященные, грустные люди, поощряя их радость, будем параллельно тихонько заниматься своим непредсказуемым таинственным и страшно опасным делом. А вот уже явившегося миру какого-нибудь большого масштабного поэта Государству можно и поддержать, или хотя бы поиграть с ним. Шестидесятники, например, – большая игра, как и упоминаемая здесь нами Таганка. А иначе, как будет происходить ремонт времени? Только при заказе со стороны умного государства и подрядчиках в виде этих сумасшедших.

Иосиф Куралов. Почти каждый день Вы выкладываете ВКонтакте новые стихотворения. Одно из последних по времени – от 11 октября 2024 года. Записали Вы его в виде прозы. Эту манеру придумал Леонид Мартынов. Ещё в тридцатые годы некоторые фрагменты своих довольно объёмных поэм он записывал, не разбивая на строки и строфы, прозой. И это создавало какое-то особое очарование. Очарование поэзии, записанной прозой. Ваше стихотворение совсем маленькое. Но очаровывает оно читателя ничуть не меньше, чем большие фрагменты поэм Леонида Мартынова. Его хочется процитировать именно в том виде, в каком Вы его выложили.

Из желтизны, из всполохов и хруста рождаются шедевры наугад. Ходить в музей осеннего искусства – труд упустивших время октябрят. Остановившись в небе, как стрекозы, сбивая ночью с толку патрули, сражаются за голые берёзы искусственные спутники Земли. Один из них мерцающей тарелкой завис среди иголок и ветвей. Мы в нем с тобой сидим, как Стрелка с Белкой и ждём, обнявшись, участи своей. «Что в планах, осень?» — спрашиваем нежно, и слёзы прилипают к листьям щёк. А осень отвечает: «Снег, конечно. Конечно, снег. Что нужно вам ещё?». На мой читательский взгляд – это шедевр. Несомненный. Пусть они у Вас рождаются как можно чаще.