Услышал завывание зверя смуты

Настоящим событием года минувшего стало переиздание лучших книг Эдуарда Лимонова «Альпиной нон-фикшн». О них бы говорить в эфире ток-шоу на федеральных каналах. Но…

Дело не в таинственном обаянии писателя, который, к сожалению, перестал быть нашим современником, а перешёл в разряд отечественной классики. А в энергии текста, ориентированного не на мгновенное откровение, первичные эмоции и не на короткое дыхание, но на длительный и вдумчивый разговор.

Взять хотя бы лимоновское высказывание «У нас была Великая Эпоха». Первое, что бросается в глаза: сейчас такая книга практически невозможна. Слишком мы во власти штампов и шаблонов, из которых сложно выбраться. Блуждаем в них, тащим пыльный скарб за собой, прячемся в него. В том числе и когда речь идёт о восприятии того времени.

Лимонов же свободен от подобного, он преодолевает стены и проходит сквозь них, будто они несуществующие. Его взгляд одновременно отстранённый, как у того самого «иностранца в смутное время», но и любовный. Таково свойство всех его книг.

Мало того, такая книга была совершенно невозможна и в момент написания: в переломный 1987 год, когда перестройка приобрела характер необратимой разрушительности.

Эдуард Лимонов не выступает строгим судьёй и обличителем, не примеряет к себе образ страдальца и жертвы эпохи, не расковыривает болячки и травмы, как это было модно и прогрессивно. Он пытается раскрыть сущность, атмосферу, воздух времени, называя свою версию «фольклорным вариантом» эпохи, соединяющим народную мифологию, представление о времени и документ, запечатленный в воспоминаниях. Отсюда и важны постоянные указания на сопричастность с народной средой.

Великая эпоха совпала с детскими годами писателя, родившегося в разгар Великой Отечественной. Это был отечественный героический эпос. Дальше пойдет убывание героического, обвал в Смутное время, затем и вовсе все это будет восприниматься за безнадежно далекое – «наш Древний Рим».

Эпос Великой эпохи возник в столкновении «цивилизации», немецких юношей, возомнивших себя богами, с «варварами», с «низшими расами». Перелом произошел, когда «позвали народ» и он вновь вышел на первый план истории.

«Пришли все народы, входившие в состав Союза, до сих пор плохо понимавшие, а для чего им этот Союз», – писал Лимонов. Этот «тугой кулак» и произвел ту самую Великую эпоху, сокрушившую «богов» с Запада. Это не какая-то личность, движущая историю, а каждый стал пассионарной личностью, деятельным историческим субъектом. Кстати, осознание этого может стать толчком для объединения постсоветского пространства, которое все последние десятилетия пытались превратить в территорию перманентного хаоса.

Возможно ли было бы такое без октября 17-го – большой вопрос. Впрочем, лимоновская позиция категорически отличается от «любви к толпам», так как есть четкое понимание, что «толпа может быть диким зверем, если ее оставить без присмотра». Эти толпы как раз и вышли на авансцену истории в конце 20 века в Советском Союзе. Тогда лимоновский Индиана в «Иностранце» услышал завывание зверя смуты.

Вообще Эдуард Лимонов говорит о необходимости принятия истории в ее совокупности, а не о расчленении ее по своим интересам, пристрастиям и в силу ситуативной повестки. Собственно, к этому уже подходил советский строй в 80-е, и если бы не перестройка с ее ставкой на спекуляции противоречиями, на расчесывание прошлого раскола и производства нового, такое бы примирение-принятие эволюционно произошло…

Андрей РУДАЛЁВ