Открытый для свежего ветра

В нынешнем году с Волгиным случилось его восьмидесятилетие; общая реакция на цифру — недоумение:  не розыгрыш ли? Кажется, Игорю Леонидовичу просто пририсовали лет примерно так двадцать, осталось выяснить — зачем.

И дело не только в уникальной его физической форме.

— Да, весел, моден, молод! Но ещё более впечатляет  интеллектуальная бодрость и творческая производительность Игоря Леонидовича, — отметил, открывая творческий вечер Волгина, председатель АСПИ писатель Сергей Шаргунов.

Деятельность Волгина и вправду поражает . И масштабом, и разножанровостью, и главное —  неизменно первоклассным качеством («Во всех сферах —  the best», — констатировала поэт Олеся Николаева). Игорь Леонидович — создатель собственной научной школы в достоевсковедении («Говорим Волгин — подразумеваем Достоевский», напомнил Шаргунов), яркий историк литературы и «просто историк», профессор МГУ и Литинститута, автор и ведущий популярной «Игры в бисер» на канале «Культура» (вышли уже 300 выпусков). Плюс Фонд Достоевского, Совет по русскому языку при президенте  РФ, множество других важных культурных и общественных институций, — а список всевозможных лауреатств Волгина займёт, думаем, не одну страницу. В издательстве Елены Шубиной выходит волгинское «семикнижие» — семитомное собрание сочинений.

При этом Волгин вряд ли следует завету Гете «в зрелых летах надо делать больше, чем в молодости»: много работал он всегда, это обычный его modus vivendi. Источник  энергии «неувядаемого Волгина» (критик Владимир Новиков)  — скорее всего, жадный, молодой интерес к жизни в ее  лучших, гармонических проявлениях, в его «открытости для всех свежих ветров, для всех нововведений. И как юноша со взором горящим окунается во всё новое», — сказал  Владимир Григорьев, глава Департамента государственной поддержки периодической печати и книжной индустрии Минцифры РФ.

Главным героем вечера были собственно  стихи Волгина — являющие собой, по словам С. Шаргунова, «сочетание иронии и самоиронии, трагичности и праздничности». Послушать их пришли и соседи-переделкинцы, и друзья-коллеги, и студенты, и — с цветами, разумеется — выпускники легендарной литстудии МГУ «Луч», руководимой Волгиным на протяжении уже пятидесяти четырех (!) лет, через которую прошли десятки блестящих современных поэтов  («Из элегантного пиджака Волгина,  как из гоголевской шинели, вышла современная поэзия», — сказал Евгений Рейн).

Зал в Доме Ростовых вместил, кажется, только половину поклонников Волгина: стояли  в дверях, в проходах, часть гостей слушала ораторов из фойе. Дмитрий Бак назвал этот аншлаг «стадионом» — отражением знаменитых поэтических стадионов шестидесятников.

Со стихами история особая, Волгин и начинал именно как поэт, с блестящего раннего старта: его первая подборка, с напутствием Павла Антокольского, вышла  в «Литгазете» вышла в 1962 г., когда ему было 20 лет. «Публиковался и гремел почище многих сегодняшних», — пояснил директор Гослитмузея Дмитрий Бак. Но позже его жизнь занял Достоевский, который, по словам самого Игоря Леонидовича, «поглощает  человека полностью» —  и новое обращение к поэзии состоялось после большого перерыва: «Редкий случай в истории, когда  после облучения прозой вернулись стихи». Поэт Юрий Ряшенцев, выступавший на вечере, тоже согласился: редкий случай. Но если весь Волгин, по словам Ряшенцева, — это «неожиданность и приключение», то и уникальное «возвращение звука» —  вполне в логике личности Волгина:

Явится строчка — и сладится всё остальное,
совесть утихнет, утешится сердце больное,
будет хотя бы на миг посрамлён сатана —
только случилась бы, только б явилась она.
 
Был ли ты счастлив по жизни? Всё это цветочки —
ибо ничто не сравнится с явлением строчки,
лишь бы явилась, а там хоть трава не расти —
можно на лютне играть иль народы пасти.
 
Впрочем, пока ты, козёл, упражняешься с лютней,
в граде и мире становится всё бесприютней,
и удальцы, облачённые в шёлк и виссон,
тащат в узилище тех, кто не ими пасом.

(...) 
Значит ли это, что дело доходит до точки?
Может и так, только жди появления строчки —
в морок и в сумрак, в кромешный распыл и распад.
Если не явится — будешь во всём виноват.

Слушали, смотрели, вспоминали — два с половиной часа пролетели минутой. Особенной —  нежной и острой —   краской вечера стал небольшой лирический репортаж  режиссера Даниила Духовского (он же был соведущим встречи) — фильм «13,5 минут с Игорем  Волгиным». Вот Волгин играет в футбол с пятилетней дочкой на переделкинском поле, вспоминает детство и родителей, спокойно, трезво и весело рассказывает о жизни… Девочка очаровательно бормочет: «Я родился в городе Перми, я Перми не помню, чёрт возьми…» А потом смотрели фрагмент записи, где это же стихотворение  — восхищенно и уважительно комментируя — читает Евгений Евтушенко:

Железнодорожная больница.
Родовспомогательная часть.
Бытие пока еще мне снится,
от небытия не отлучась.

Год военный, голый, откровенный.
Жизнь и смерть, глядящие в упор,
подразумевают неотменный
выносимый ими приговор.

...Враг стоит от Волги до Ла-Манша,
и отца дорога далека.
Чем утешит мама, дебютантша,
военкора с корочкой «Гудка»?

И эвакуацией заброшен
на брюхатый танками Урал,
я на свет являюсь недоношен –
немцам на смех, черт бы их побрал!

Я на свет являюсь – безымянный,
осенённый смертною пургой.
Не особо, в общем, и желанный,
но хранимый тайною рукой –

в городе, где всё мне незнакомо,
где забит балетными отель,
названном по имени наркома
как противотанковый коктейль.

И у края жизни непочатой
выживаю с прочими детьми.
Я – москвич, под бомбами зачатый
и рождённый в городе Перми,

где блаженно сплю, один из судей
той страны, не сдавшейся в бою,
чьи фронты из всех своих орудий
мне играют баюшки-баю.

Пресс-служба АСПИ