Автор: В 2022 году Россия отмечает юбилей Марины Цветаевой. В Москве в театральной гостиной Дома-музея Н.В. Гоголя был представлен музыкальный моноспектакль «Пою себя» по стихотворениям, дневникам и письмам поэта. Исполнитель – автор многих моноспектаклей, заслуженная артистка России, лауреат Братиславского конкурса чтецов им. А.А.Пушкина, лауреат премии «Янтарный самородок» (США) в номинации «Театр» Алла Азарина. Она – выпускница школы-студии МХАТ, потомственная актриса, посвятившая творческую деятельность созданию своего монотеатра, в репертуаре которого 8 спектаклей по произведениям Э.Хемингуэя, С.Есенина, М.Цветаевой. В спектакле «Пою себя» актриса является не только исполнителем и режиссером, но также автором композиции и музыки к двадцати песням на стихи Марины Цветаевой. Сегодня актриса – гость «Литературной России».
— Алла Александровна, что означает название спектакля и как пришла идея все стихи Марины Цветаевой не читать, а петь?
— Это довольно длинная история. Ранее при поддержке лидера Партии СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ – ЗА ПРАВДУ Сергея Миронова – удивительный человек, истинный знаток творчества Цветаевой, – при его поддержке были выпущены два диска моих песен на стихи Цветаевой: «Мне имя – Марина» и «Пою себя». Всего 32 песни. И когда он с таким интересом, так живо воспринял исполнение песен, мне захотелось, чтоб они прозвучали не только на диске, но и со сцены.
В спектакле я ни одного стихотворения не читаю, я их пою. И взяла строчку самой Цветаевой. Мне нужны были ее слова для спектакля – из писем, дневников. Цветаева к своим стихам относилась, как к песням. Она считала, что ее стихи – песни. «Это, по-моему, называется — петь, — писала Цветаева в 1935 году о стихотворении, посвященном Осипу Мандельштаму, «Никто ничего не отнял!..» в своей записке. Вот тут-то я и решила назвать так не только диск, но и спектакль. «Большинство цветаевских стихов 1916 года — по сути, песни», — пишет замечательная исследовательница ее творчества Анна Саакянц. Так и есть.
«Я сижу на дне ручья, я пою и я ничья», — она не говорит, что пишет стихи, она говорит – поёт их. Когда открываешь ее книгу, мелодии сами собой идут. Это у меня второй спектакль о Цветаевой, первый назывался – «Люблю, и больше ничего». Там было больше прозы, фрагмент из «Повести о Сонечке». Но все-таки Цветаева – это музыка. Цветаева – это потрясение. Один раз прикоснешься к ее творчеству, и на всю жизнь.
— Не страшно перевоплощаться в образ Цветаевой?
— У нее тяжелая судьба, но – не страшно. Потому что принимаешь ее полностью. Это считается самым трудным в актёрской профессии – своеобразно «присвоить» себе мысли, чувства, действия другого человека. Как говорил К.С. Станиславский, «не сыграть, а быть, прожить жизнь своего персонажа». У меня за все годы выступлений подобное случалось не так уж много раз. И, кстати, именно на первом цветаевском спектакле «Люблю – и больше ничего». Там я еще не пела. Это выступление помню до сих пор. В Омске в зале Дома учителя, зал на 500 мест был переполнен. И что-то со мной произошло, было ощущение, что никого нет. И такое обостренное чувство событий, о которых говорю, какая-то невероятная свобода во всём…
Цветаева жила в Елабуге, где и погибла. После спектакля в Доме Гоголя ко мне подошли люди, две женщины, они в Елабуге жили недалеко от дома, где жила Цветаева. Они мне задали вопрос: «Однажды ей отказали в работе посудомойки, а если б дали, это бы спасло ее тогда?» Что я им сказала? Я ответила, возможно, спасло бы. Но еще я внутренне склоняюсь к тому, что все-таки ее тяжелые отношения с сыном сказались. Он хотел идти на фронт, а она страшно боялась. Я была в Елабуге. Городок симпатичный. Но этот дом – это трагедия. И могила ее неизвестна.
— Цветаевой была написана «Молитва», но по силам ли оказались для поэта просьбы, обращенные к Богу? Справилась ли она с ношей?
Идти под песни на разбой, За всех страдать под звук органа И амазонкой мчаться в бой; Гадать по звездам в черной башне, Вести детей вперед, сквозь тень... Чтоб был легендой — день вчерашний, Чтоб был безумьем — каждый день! Люблю и крест, и шелк, и каски, Моя душа мгновений след... Ты дал мне детство — лучше сказки И дай мне смерть — в семнадцать лет! Таруса, 26 сентября 1909
— Это у нее острое восприятие жизни, она пишет про себя, что сама от природы очень веселая. Ее особая, цветаевская, веселость проявляется в любви к жизни, она поет: «Все люблю, всего хочу!»
Поэт — издалека заводит речь.
Поэта — далеко заводит речь.
— Порой стихи Цветаевой звучат, как древнегреческая трагедия.
Трагедия голода и избытка. Два на миру у меня врага, Два близнеца, неразрывно-слитых: голод голодных — и сытость сытых!
Не случайно ее отец – собиратель древнегреческих образцов искусства. Какая эпоха – эпоха Цветаевой?
— Ее время – это не XX век, скорее, XIX. По своей культуре, по тому, как она жила в юности, – еемать несла в себе XIX век и передала его дочери. Это далекое прошлое, и вдруг Революция, которая все у нее отняла. Но что меня больше всего поражает: голод, нищета, Сергея нет, он на фронте, одна дочь тяжело больна, другая умирает от голода, Цветаева умудряется в это время писать – вот что поразительно. Как? Откуда у нее силы на это? Она пишет. Весь мир, он будто существует отдельно от ее творчества, а творчество – это ее еще одна реальность. И этой реальности она не может изменить. Она ее творит. Я не знаю, как это возможно. Безусловно, Марина Цветаева была сильным человеком, возможно, она находила и силы, и спасение в творчестве, творчество ее спасало. До 1941-го года. А потом уже слишком много горя пришло – и она не выдержала. Не смогла преодолеть горя. Арест мужа, Ариадны, тяжелейшие отношения с сыном. В Елабуге хозяева вспоминали, что Цветаева с сыном часто нервно разговаривали, но по-французски. Он был страшно недоволен, что они вернулись.
— Станиславский говорил: «Для того, чтобы воссоздать живую жизнь на сцене… очень важен вид предмета, который он держит в руках или о котором говорит по ходу действия». Вы используете реквизит в своем вечере: большой серый платок на эпизод, посвященный войне, яркий голубой шелковый платочек для веселой песенки «То-то в зеркальце – чуть брезжит – Всё гляделась: Хорошо ли для приезжих разоделась», тоненькая книжечка стихов Мандельштама «Камень» и в «пушкинском» эпизоде возникает цилиндр, да еще складывающийся. Довольно редкий…
— Этот цилиндр – сама история. Он принадлежал выдающемуся актёру нашего времени Владимиру Яхонтову, основателю монотеатра в Советском Союзе. А поскольку мой отец, народный артист России Александр Азарин был его единственным учеником и тоже всю жизнь играл свои моноспектакли, цилиндр оказался у нас. Долго лежал в шкафу и, наконец, удалось найти ему применение, конечно, отреставрировав. Когда я беру его в руки – просто дрожь по спине…
Вы знаете, я заметила, что Марина Цветаева приводит в мою жизнь особых, ярких и значимых людей. Так появился писатель, литературный критик Владимир Брониславович Сосинский, который вместе с Сергеем Эфроном прошёл весь путь Белой Армии. Они были очень близки с Эфроном, и в Париже семья Эфрона и Цветаевой была дружна с Сосинским и его семьей. В последние годы Сосинский работал в ООН. В Россию он вернулся совсем старым и больным. В Москве на Ленинском проспекте получил маленькую однокомнатную квартирку. Недалеко от его дома был концертный зал, где я выступала. Увидев афишу с фамилией Цветаевой, он пришёл. И первое, что сказал по окончании: «Вы напомнили мне Марину. Похожи. И читаете так же, как она это делала». Он много рассказал мне о Марине Ивановне, чего нельзя было тогда где-то прочитать. Я была просто зомбирована этими историями. Иногда мы вместе выступали. Он рассказывал новые, невероятные факты её биографии, а я исполняла фрагменты из программы.
На всю жизнь запомнила его выражение, которое помогает мне и сейчас: «Я, Аллочка, уже не в том возрасте, чтобы от чего-нибудь отказываться». Стихи Цветаевой, если они близки, воспринимаются, как слова из собственного сердца. Она сказала, что за все тяжелые годы у нее была роскошь – писать стихи, как я с ней согласилась! Для меня главное наслаждение и роскошь – выходить на сцену. Ее талант заставлял жить, заставляет жить сегодня других, тех, кто читает ее строки. Безусловно, подлинно талантливых людей – единицы.
— Есть теория, что каждый человек в чем-то своем талантлив, нужно просто угадать талант и развивать его. Не так?
— Конечно, нет. Что вы! Я могу судить, в основном, о своем мире актерском. Конечно, есть разные. Сложный вопрос. Если есть дарование, то и характер проявляется и не работать он не может. Вот поступают в театральное училище юные дарования. Все способные, неспособных туда не берут. А остается кто-то один от курса. Двадцати – хочется быть настоящим, но только из одного что-то может получиться действительно яркое. Выбор профессии – это тоже – движение души. Это не влияние общества, это изнутри. Мои родители хотели, чтобы я стала актрисой, меня папа назвал в честь своей любимой актрисы Аллы Тарасовой. Но у меня в детстве, казалось, не было никаких данных, кроме того, что я была хорошенькой девочкой. Выступить на сцене для меня раньше – это был ужас. Но внутри я знала, что буду актрисой. Как это понять?
Монотеатром всю жизнь занимался мой папа. Отец… Потрясающий человек. прославленный мастер слова, народный артист России, орденоносец – является единственным учеником и последователем выдающегося актера ХХ века Владимира Яхонтова, основателя «Театра одного актера» в Советском Союзе. Иногда, когда трудно, я иду по улице, а на нашей улице есть его портрет, я всегда к нему обращаюсь мысленно, рассказываю ему о своей жизни. Иногда прошу: «Папа, помоги». И он помогает. Даже подсказывает, как построить спектакль.
— Вы сочиняете музыку на стихи Цветаевой. Где учились мастерству композитора?
— Сочинять музыку я не училась нигде. Мало того, я даже не знаю нотной грамоты. Как говорил когда-то Булат Окуджава: «Сочиняю музыку по памяти и сохраняю ее в памяти». Каким образом приходят те или иные мелодии, не знаю, воспринимаю как чудо, посланное мне с небес, награда за что-то.
В спектакле многое зависит от концертмейстера. Надежда Кашкина профессионал высокого уровня. Мне везло с музыкантами как раньше, так и теперь. Долгое время считалось, что у меня проблемы со слухом. Не всегда попадала в ноты. У моей мамы был идеальный слух и она часто просила: «Алла, только не пой при мне». Но такая у меня была страсть петь. В Школе-студии МХАТа педагог по вокалу для экзамена выбрала для меня песню из репертуара Лолиты Торрес «Coimbra divina». Не больше не меньше. Педагог мне говорит: «Я тебе ставлю «пять» за смелость».
Голос прорезался позже, да и слух, когда я начала брать уроки пения у очень сильного педагога из Гнесинки. Она меня только «распевала». По часу, иногда больше. У неё была итальянская школа, и именно она, Наталья Симоновна, разработала мне голос. Я благодарна ей безмерно и всегда помню об этом. А потом я спела песню испанских партизан, в зале сидел Леонид Утёсов, и он стал режиссером спектакля о Булате Окуджава, в который пригласил меня. Я его спросила: «Леонид Осипович, почему всегда раньше мне говорили, что я не могу петь – нет слуха, а сейчас такого нет?» Он мне отвечает: «Определить, есть музыкальный слух или нет легко. Вот если вы чувствуете, что поете не туда, то значит, слух есть и его можно развить». Он сказал про меня: «Алла иногда переходит от стихов к пению. Я не могу сказать, что Азарина – вокалистка, но я и о себе никогда не думал, что я певец».
— Цветаева была артистична?
— У нее было артистическое воображение. Она переносилась в разные эпохи, в разные состояния. Она театр ценила, ее пьесы об этом говорят. Сосинский вспоминал, что она не любила людей, которые ее боготворили. Ей важно было любить самой, а не быть любимой. Не выносила дифирамбов. Из скромности? Нет. Когда человек настолько выше окружающих по своей культуре, по своим знаниям, мало кто был ей интересен. Наверное, мало чья похвала была значима. Но если вдруг интересен, то она влюблялась без памяти. Она очень открыта, в ней нет ничего потаенного, ее эмоции, – всегда на грани. Поэтому читать стихи Цветаевой невероятно трудно. Там нет полутонов, их невозможно читать просто так, с ними нужно отдавать себя – часть своей души, часть сердца.
Больше всего меня потрясло, когда была в Государственной Думе на встрече с Сергеем Мироновым, председателем СПРАВЕДЛИВОЙ РОССИИ – ЗА ПРАВДУ, чтение им стихов Цветаевой. Встреча была весной, традиционная, к восьмому марта. Он всегда приглашает нас, актрис театра и кино, и поздравляет с праздником. Между прочим, единственный среди думцев, кто это делает. Поздравляет, дарит подарки, общается. И однажды я тоже была приглашена на такую встречу. Было принято, что каждый из гостей читает свои любимые стихи. Когда очередь дошла до Миронова, он встает и начинает читать «Стеньку Разина» Цветаевой, да так, что я буквально замерла и смотрела на него в полном изумлении. Не от того, что он начал читать ее стихи, а от того, как он их читал! Мало кто из профессиональных актёров способен так прочесть. Человек занимается политикой и вдруг – Цветаева и такое тонкое, чуткое исполнение! И когда ему читаешь стихи поэтов, – как он слушает, он умеет слушать, живо все воспринимает. Очень чуткий человек.
Раньше я думала, что в политике люди «зашоренные». Никогда бы я не подумала, что в политике можно встретить человека, настолько глубоко переживающего чужую боль, человека такой открытости, эмоциональной наполненности. Нет холода, нет равнодушия. Он сразу участвует в жизни других людей, и кажется, что вы с ним знакомы уже очень много времени. Да что говорить. Спасибо Марине Цветаевой, она соединяет, притягивает людей друг к другу, выбирая именно тех, кого считает нужным, кого должно.
Беседу вела Наталья Тугаринова
