Автор: Владимир Иванович Фирсов (26 апреля 1937 – 17 ноября 2011) — выдающийся советский и российский поэт, переводчик, лауреат Государственной премии РСФСР им. А.М. Горького, Премии Ленинского комсомола, Правительства России, Министерства обороны СССР и др. Многие годы являлся главным редактором советско-болгарского литературного журнала «Дружба», журнала «Россияне», руководил поэтическим семинаром в Литературном институте, входил в редколлегию журнала «Молодая гвардия», возглавлял жюри Всероссийского поэтического конкурса для осуждённых «Я верну потерянное имя». Автор более 30 книг стихов и поэм. Переводил стихи болгарских, молдавских, украинских, польских, чувашских поэтов.
КЛАДБИЩЕ КОНЕЙ
В донских степях
В один из многих дней,
Когда земля податлива, как вата,
Наткнулся вдруг
На кладбище коней
Железным рылом грузный экскаватор.
В его зубах хрустели, как стручки,
Случайно потревоженные кости.
И молча
Пожилые казаки
Стояли на порушенном погосте.
Случайные прохожие,
Они
Фуражки сняли,
Головы склонили.
И замер экскаватор,
Уронив
Тяжёлый ковш,
Подняв воронку пыли.
О ненависть,
Затмившая любовь!
Не ты ль вдевала жадно
Ногу в стремя?
В пустых глазницах конских черепов,
Казалось,
Навсегда застыло время.
Застыли солнце, травы, облака,
Седая даль полынная застыла,
И Дон застыл –
Великая река,
Что и коней, и казаков поила.
И казаки,
Дожив до наших дней,
Забыть не в силах битвы,
От которых
Остались только кладбища коней –
Костей полуистлевших жуткий ворох.
Те казаки –
Времён минувших связь –
Глядели молча, не сказав ни слова.
Как молодые парни, суетясь,
На счастье рвали
Ржавые подковы.
Что ж! Кости, что бедой погребены,
В душе у них не вызвали участья...
А старики
Когда-то,
В дни войны,
Под звон подков
В боях искали счастье.
Не многим счастье выпало в те дни,
Они-то помнят,
Уж они-то знают,
И вот стоят тревожные
Они
И всех, за счастье павших,
Вспоминают.
МОРСКАЯ ПЕХОТА
Моему дяде
Василию Алексеевичу Фирсову
Чётко –
Чёрные бушлаты.
Резко –
Белые снега.
Ярко –
Бляхи золотые.
Значит, жизнь недорога!
– Есть вопросы?
– Нет вопросов!
Будем драться,
Так их мать!.. –
Не дают себя матросы
Переобмундировать.
– Вы в бушлатах
Как мишени
И в ночи
Видны как днём!.. –
Но матросы отвечают:
– Мы матросами умрём.
Не изменим форме флота
И приказу вопреки.
По нужде мы лишь пехота,
А по сути –
Моряки!
Что в шинелях,
Что в бушлатах,
Всем от смерти не уйти...
Дудка боцмана сияет,
Словно крестик, на груди.
Щедро выданы патроны.
Винтари наперевес.
На пути врага
Заслоном
Вырастает
Чёрный лес!
В маскировочных халатах
Немцы
Пачкают снега.
Вот «Ура!» с российским матом
Заглушает
Лай врага!
Чёрной смертью,
Чёрной местью —
Вал российских моряков!
Побеждать легко им
Вместе,
Вместе
Умирать легко...
Немцы прятались за танки.
Но с гранатами
Вставал
И атаку за атакой
Отбивал
Матросский вал!
Новоявленным убийцам
И во сне
И наяву
Не прорваться,
Не пробиться
Во престольный град –
Москву!..
Чётко –
Чёрные бушлаты.
Резко –
Белые снега.
Ярко –
Бляхи золотые.
Жизнь была недорога!
Никакая канонада
Не пробудит
Тех ребят,
Что в обнимку со снегами
На снегах холодных спят.
Крепко спят они,
Как будто
Их покой лелеет тишь.
Что ж ты, боцманская дудка,
Им подъём не просвистишь?
Боцман мёртв.
Он с смертью занят.
Тишь победная окрест...
И с груди,
Как тяжкий крест,
Дудка боцмана сползает.
РУССКИЕ ПОЛЯ
Моим ровесникам,
зверски расстрелянным фашистами
Лишь глаза закрою...
В русском поле –
Под Смоленском, Псковом и Орлом –
Факелы отчаянья и боли
Обдают неслыханным теплом.
Пар идёт от стонущих деревьев.
Облака обожжены вдали.
Огненным снопом
Моя деревня
Медленно уходит от земли.
От земли,
Где в неземном тумане
На кроваво-пепельных снегах,
Словно в бронзе,
Замерли славяне.
Дети,
Дети плачут на руках,
Жарко,
Жарко.
Нестерпимо жарко,
Как в бреду или в кошмарном сне.
Жарко.
Шерсть дымится на овчарках.
Жадно псы хватают пастью снег.
Плачут дети.
Женщины рыдают.
Лишь молчат угрюмо старики
И на снег неслышно оседают,
Крупные раскинув кулаки.
Сквозь огонь нечеловечьей злобы
Лёгонький доносится мотив.
Оседают снежные сугробы,
Человечью тяжесть ощутив.
Вот и всё...
И мир загробный тесен.
Там уже не плачут,
Не кричат...
Пули,
Как напев тирольских песен,
До сих пор
В моих ушах звучат.
До сих пор черны мои деревья.
И, хотя прошло немало лет,
Нет моих ровесников в деревне,
Нет ровесниц,
И деревни нет.
Я стою один над снежным полем,
Чудом уцелевший в том огне.
Я давно неизлечимо болен
Памятью
О проклятой войне...
Время, время!
Как течёшь ты быстро,
Словно ливень с вечной высоты.
В Мюнхене
Иль в Гамбурге
Нацисты
Носят, как при Гитлере, кресты.
Говорят о будущих сраженьях
И давно не прячут от людей –
На крестах – пожаров отраженье,
Кровь невинных женщин и детей.
Для убийц всё так же
Солнце светит,
Так же речка в тростниках бежит,
У детей убийц
Родятся дети,
Ну а детям мир принадлежит.
Мир – с его тропинками лесными,
С тишиной и с песней соловья,
С облаками белыми, сквозными,
С синью незабудок у ручья.
Им принадлежат огни заката
С ветерком, что мирно прошуршал...
Так моим ровесникам когда-то
Этот светлый мир принадлежал!
Им принадлежали
Океаны
Луговых и перелесных трав.
Спят они в могилах безымянных,
Мир цветов и радуг не познав.
Сколько их,
Убитых по программе
Ненависти к Родине моей, –
Девочек,
Не ставших матерями,
Не родивших миру сыновей.
Пепелища поросли лесами...
Под Смоленском, Псковом и Орлом
Мальчики,
Не ставшие отцами,
Четверть века спят могильным сном.
Их могилы не всегда укажут,
Потому-то сердцу тяжело.
Никакая перепись не скажет,
Сколько русских нынче быть могло!..
Лишь глаза закрою...
В русском поле –
Под Смоленском, Псковом и Орлом –
Факелы отчаянья и боли
Обдают неслыханным теплом.
Тает снег в унылом редколесье.
И, хотя леса давно молчат,
Пули,
Как напев тирольских песен,
До сих пор
В моих ушах звучат.
НА РОДИНЕ ЕСЕНИНА
Ещё не поросли тропинки,
Что слышали твои шаги.
И материнскою косынкой
Ещё пестрят березняки.
И говор леса, говор дола,
И говор горлинок в лесах
Зовут тебя к родному дому,
Счастливого или в слезах.
Им всё равно, каким бы ни был –
Найдут и ласку, и привет.
По вечерам играет рыба
И бабочки летят на свет.
И розовеющие кони
В закатном отсвете храпят.
И в голубых туманах тонет
Пугливый голос жеребят.
Всё ждёт тебя.
Всё ждёт, не веря,
Что за тобой уж столько лет
Как наглухо закрыты двери
На этот самый белый свет.
Ты нам оставил столько сини!
А сам ушёл, как под грозой,
Оставшись
На лице России
Невысыхающей слезой.
РАСКАЯНИЕ
Нехоженой,
Нетореной тропою –
Я с ней давно судьбу свою связал! –
Идут за мной
Угрюмою толпою
Стихи,
Которых я не написал.
О, горькие мои стихотворенья!
Рожденьем вашим
Я не дорожил,
И не дал вам священного горенья,
И голоса свободного лишил.
Вы – немы.
Безъязыки.
Бессловесны.
И, за собой не ведая вины,
Вы лишены и рифмы полновесной,
И жизненного смысла лишены.
Вы лишены
И солнечного света,
И жадного горения в крови.
Не ведать вам
Ни ласки,
Ни привета,
Не знать Бессмертья,
Славы и Любви.
Вас не прочтут.
Не загрустят над вами.
Для вас погас высокий правды свет.
Я не вдохнул в вас жизненное пламя,
Я предал вас,
И мне прощенья нет.
За вашу гибель
Я один в ответе.
Мне не простятся тяжкие грехи...
Как плачут неродившиеся дети,
Так плачут нарождённые стихи.
