Биенье сердца моего

Берзина Любовь Александровна родилась в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ. Лауреат Всероссийского конкурса поэзии имени Сергея Есенина, премии «Российский писатель» в номинации «Поэзия», VI Московского международного конкурса поэзии «Золотое перо-2009», лауреат Международных фестивалей искусств «Генуэзский маяк» в Италии и «Степная лира» в станице Новопокровская Краснодарского края.

Печаталась в периодических изданиях и альманахах «День поэзии», «Поэзия», «Истоки», «Тёплый стан», «Московский вестник», «Родная Ладога», «Молодая гвардия», «Час России», «Новая Немига литературная» (Белоруссия), «Литературные известия», «Поэтоград», «Зинзивер», «Дети Ра» и других. Автор шести книг. Стихи переведены на сербский, румынский, итальянский, испанский, английский и французский языки. Любовь Берзина — член Союза писателей России с 1998 года.

РОДНАЯ СТРАНА

Уходит жизнь сквозь пальцы, как вода.
Но дух мой не стареет никогда.

Буравя неба серого графит,
Он птицей беспокойною летит.

«Прощай!», – кричат мне русские поля –
Хребтом Кавказским дыбится земля.

«Не отпущу!», - хрипит мне вслед Эльбрус –
Я над тайгой сибирскою несусь.

Тобольский кремль сверкает, как алмаз,
Заката кровь стоит у самых глаз.

Здесь дед мой стал тобольскою землёй,
Она, как угль, чернеет подо мной.

Я над Игаркой, с тучей наравне,
Окликну всех, кто вечно дорог мне.

И выплывет в тумане Магадан –
Нет необъятней, чем Россия, стран.

И широта её, и глубина
В душе моей навек погребена.

Потоки рек – и Лены, и Двины,
Как кровь моя, текут внутри страны.

И тело ее делят неспроста,
Как плоть и кровь убитого Христа.

Её просторы не охватит взгляд,
Из края в край лишь птицы долетят.

И даль её, нетленную вовек,
Всей кожей чует русский человек,

Чей дух летит в любую сторону,
Чье сердце шириной во всю страну.

ВЕЛИКИЙ ИВАН

Зацепляются тучи за Ивана Великого крест
И за башни Кремлёвской звезду, что стоит наравне.
Ох, не падают звёзды с высоких насиженных мест,
Только пара орлов примостилась от них в стороне.

Словно змеи, вдали проползают потоки машин,
И фонарь, как слеза, по Кремлевской стекает щеке,
И Великий Иван белой шеей сверкает один,
В золотом чугунке набекрень, отражаясь в реке. 

Раньше гулом гудел –
А теперь он стоит не у дел,
И его окружают высоток стеклянных штыри.
Он посмотрит на запад – и станет белее, чем мел.
Поглядит на восток – и зардеется ярче зари.

Спит у ног его колокол треснутый – Царь,
Не стреляющей пушки огромной зияет жерло,
По ступенькам Ивана не ходит звонарь,
Он молчит, словно рот немотою свело.

Не доходят слова на краснеющий остров Кремля,
Только светом небесным - стоит посреди – осиян,
Как маяк, нам мигая, гряду облаков шевеля,
Рассекающий тьму, молчаливый Великий Иван.

СТАЛИНГРАД

          Моему отцу, Александру Алексеевичу Берзину, 
          рядовому Великой Отечественной войны

С берега до берега –
Птица не летит.
На полоске берега
Мой отец лежит.

В него пули целятся,
Как снега, густы.
А сквозь их метелицу –
Взрывы, как цветы.

Не поднять головушки,
Холодна постель,
И в чужой во кровушке
Вымокла шинель.

Ах, как мало пройдено
В каше кровяной.
За спиною Родина,
Волга за спиной.

Он сжимает рацию
И лежит – безус,
Землю сталинградскую
Пробуя на вкус.

Сколько крови отдано
За клочок земли.
Чтоб к Берлину, к Одеру,
Русские пришли.


ЦИФРЫ И БУКВЫ

Гляди, во дворе белый снег намело,
Как семя, во мне прорастает число:
Число моих лет, число моих бед,
Солдат плюс солдат - ряды старых дат,
Число моих дней, рождений, смертей,
Любовей, и в сердце живущих друзей.

И буква во мне, cловно солнце, жива.
Как ветви, в душе прорастают слова.
Все 33 воина встали внутри,
Сложились, запели, зажглись, зацвели,
Павлиньим хвостом засверкали в ночи,
Сказали: «Дерзай, говори, не молчи!»

Что цифры, они исчисляют весь свет,
Но Божьего духа в их профилях нет.
Их тайные шифры для сердца мертвы,
Они для холодной пустой головы;

А слово не спит, а слово вопит,
В нем каждая буква звездою горит,
Той самой, лучистой, что с виду проста,
Сияла над местом рожденья Христа,
Где путники, темные руки воздев,
Входили в пропахший скотиною хлев.

БАНЯ В ПЕЧИ

Мы в русской печке с мамою легли
Так пахло лугом и кололось сено
Душа отогревалась постепенно
И семь потов, как семь грехов сошли.

Как печь нас грела, даже просто жгла…
А мы внутри, счастливые, смеялись,
И снова жарким потом обливались,
От скверны очищаясь и от зла.

Сияли бревна золотом в сенях
И печь дышала жарко телом белым,
И я бралась за веник неумело,
А мама молодела на глазах.

Из чрева печи, легкие, как пух,
Мы вышли, оставляя грязь и хвори,
За чаем, в задушевном разговоре
Избы смолистый мы вдыхали дух.

Окно двурогий месяц сторожил,
Дом освещенный обступала ночь.
Мы здесь у русской печки – мать и дочь,
На весь остаток жизни взяли сил.

Крым

         Памяти моего отца Александра Берзина,
         освобождавшего Крым в 1944-м

Как бьет волна, бросается, дрожит,
И чайка издаёт протяжный вопль.
Нет, это не волна, то сердце в грудь стучит,
И сердцем бьется Севастополь!

Здесь море зеленеет, как абсент,
И вижу я следы родного мне солдата,
И здесь мне маяком мигает Фиолент,
И дней моих идёт регата.

Земля раскалена, мой след дымит уже,
У берега волна к ней припадает пьяно,
Здесь мой отец полгода гнил на Сиваше
И пил вино Победы в штольнях Инкермана!

Вот мы с отцом над бездною стоим,
Я не коснусь руки заледенелой,
И лодкою внизу лежит российский Крым,
Как оправданье жизни целой. 

КОМАНДИР, ВСТАВАЙ!

Сверху облако всплакнуло —
Словно пулями прошило.
Солнца раскалилось дуло —
Командир, тебя убило!

Как грома прогрохотали
По небу пустою бочкой!
То ли это в нас стреляли,
То ли молний просверк ночью.

Командир, вставай, светает!
Нам лежать здесь нет резону!
Погляди, как свет играет
На листве берез бессонных!

Свет с небес — такая милость,
Вся в крови твоя рубашка,
Над тобою наклонилась
Покрасневшая ромашка.

Командир, пора вернуться,
Взвод без нас теряет силы!
Ласточки на небе вьются,
Словно над моей могилой.

Я лежу в траве побитой,
Ветром и дождем прошитой,
Командир, мы с веком квиты,
Живы мы, а не убиты!

***
Можно ль жить, скажите, человеку
Среди тесных каменных домов,
Чтобы окна были не на реку,
А в соседский зырили альков,

Чтоб не лодка шла по водной глади,
Не сигала рыба на реке,
Строй машин стоял, как на параде,
И рябинка чахла в уголке.

Воздух гарью жжёною пропитан,
И меня, не убежала чтоб,
Придавил сверкающим копытом
Новенький угластый небоскрёб.

Чтобы я на небо не смотрела,
А на стёкла - стёкла без конца,
Чтобы умалилась до предела
На себе не чувствуя лица.

Не жила в лесу, иль на поляне -
Шла по плитки сморщенной коре,
Чтобы взгляд мой утонул в экране
Навсегда, как муха в янтаре.

Береза

Прошепчет мне берёзонька
Бессвязные слова,
О том, что в ночь морозную,
Она едва жива.

О том, как ей качается,
О том, как день хорош,
И как весной вонзается
Ей в сердце острый нож.

Намокнет платье белое,
И кровь ее, как мёд,
С весенней силой спелою
В груди моей течёт.

Течёт, течёт, как реченька,
Как долгая строка,
Как песня бесконечная,
Воздушна и легка.

И вся округа кружится,
День холоден и нов,
Под белым-белым кружевом
Далеких облаков.

И птицы слов без спросу
Слетают с языка.
А кровь, как сок березовый,
Прозрачна и сладка.

ШПИЛЬ И ИГЛА

Тонкий шпиль Петропавловской крепости
Над Невою парит снеговой.
Нестроения все и нелепости
Словно ластиком, стёрты зимой.
 
Все прощается, все превращается,
В снеговую скрывается пыль,
И на Лахте под ветром качается
Небоскреба стеклянного шпиль.
 
Он на время метелью замажется
И исчезнет из града Петра,
Это только до времени кажется,
Что и прям он, и твёрд, как игла.
 
Переросток, метельную конницу
Встретив гордо, подобно струне,
Петропавловке все же поклонится,
И Неве, и Петру на коне.

***
Мой дом теперь медвежий угол,
Куда никто никак не вхож,
Не долетят Фейсбук и Гугл,
Приставив к горлу острый нож.

Свободна я от всех историй,
Чужих картинок, шуток, лжи,
Одна сорока тараторит
В моей заброшенной глуши.

Здесь надо мной никто не волен.
Так сокол, рассекая синь,
С чужих не виден колоколен,
С размаха падает в полынь.

И я на жизнь гляжу без страха,
И мир мне кажется свежей,
Без яркой шапки Мономаха,
Домов в сто двадцать этажей.

***
Повисла брань на вороту,
Как очередь из автомата.
Почти убитая иду
Сквозь взрывы ругани и мата.

Тут слов бессмысленных стада,
Как стаи воронов, взлетели,
Слова святые навсегда
Засалились и потускнели.

Как блеск нарядов их померк,
Былые исказились смыслы,
С оружьем, грубо взяли верх
Как воблы высушены, числа.

И даль, где солнышко встает,
Любовный шепот, птичий гомон,
Всей жизни трепет и полет
Бесстыдно ими оцифрован.

Биенье сердца моего
Для них немая только схема,
Его живое естество
Вновь выпадает из системы.

Как Божий умысел, меня
Не может просчитать машина,
И, как загадка бытия,
Душа моя неразрешима.

И пробивая, как вода,
Всех цифр непрочную основу,
Сияет на небе звезда —
Бог, трепет, вдохновенье — слово!

***
Небеса побледнели от страха,
Мелким бисером снега пыля,
Но, спокойная, белой рубахой
Перед смертью оделась земля. 

И деревьев чернеющих кроны
Об утраченной жизни скорбят,
И неспешно обходят вороны,
Как властители, мерзнущий сад.

Тихо так, словно ты на кладбИще,
И дорога петляет, бела,
И с душою раздетой и нищей
Я земле поклониться пришла.

Спи, покойница, спи, дорогая,
Каменеют поля и холмы.
Ты, наверное, проснешься другая
После этой холодной зимы.

Что мне снег, застилающий зренье!
Вижу я – прилетят журавли,
И они возвестят обновленье,
Воскресение мертвой земли!

Облака

Ах, облака, летят, летят,
Куда, куда вы?
Туда, где выстрелы гремят,
На поле славы.

Летите, милые мои,
На фронт, к солдатам,
Как письма белые любви,
Ложитесь рядом.

Прольётся над окопом дождь
Рассветной ранью -
Любимый, ты и так поймёшь
Мое посланье.

Я - облако в родном краю,
Над полем битвы.
Пусть упасёт тебя в бою
Моя молитва.

Ласточка

Вот ласточка, раздвоен хвост,
И горло бело.
Через какой, скажи, блокпост
Ты пролетела?

Через какие рубежи,
Границы, взрывы,
Как сохранила ты, скажи,
Там душу живу?

Ты видела - горит земля,
Глаза убитых.
Жуками танков все поля
Вокруг покрыты.

Но склюнуть их не сможешь ты,
Моя родная,
Они малы лишь с высоты,
Я точно знаю.

На скошенных клинках крыла
Спускайся смело.
Хоть взрывов копоть и зола
Впитались в тело.

Где закоптила крылья ты?
Черны иссиня.
Но под тобой горят цветы –
Уже Россия.

Как ты сливаешься с землей,
И с тучей спелой.
Но этот цвет, поверь, не твой,
Ты - ангел белый!

ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ

1.НАТАЛИ

Натали сияющий портрет
Он повесил собственной рукой.
Навсегда запомнил этот свет,
Что исходит от неё одной.

Чёрной речки чёрная вода,
Холод стали в ледяной руке.
Выстрел в профиль чёрный, в никуда,
Боль в груди и жизнь на волоске.

Снег. Морозный стелется туман,
Облака сгущаются вдали.
В небесах является, незван,
Незабвенный облик Натали.

2.МОРОШКА

Свет туманный льётся
В узкие окошки.
Пушкин перед смертью
Попросил морошки.

И к нему подсела
Тихо Натали:
Ягодой кормила
Солнечной внутри.

Северная ягода
Спела-зрела летом,
Чтоб утешить сладостью
Русского поэта,

Чтобы вместо солнца
Падать на кровать,
Чтоб ему не страшно
Было умирать.

***
Деревья качаются пьяно,
Ветшает домишко отцов,
К нам птицы летят из Ирана,
Чтоб вывести новых птенцов.

И в жестком нутре самолета,
Пуская над отчиной дым,
Отбросив земные заботы
Мы птицам навстречу летим!

Туда, где дворцы или скалы,
На край необъятной земли,
Желая, чтоб дом обветшалый
Растаял навеки вдали.

Чтоб травы его одолели,
В них сыто гудели шмели,
Скворцы хлопотали в апреле
И яблони бурно цвели.

Казалось, за дальним отрогом,
В полях чужестранной Земли, 
Найдём вдохновенье и Бога,
На Родине их не нашли.

От гор и экзотики пьяны,
В дорожной и звездной пыли,
До Африки, иль до Ирана,
Доплыли, дошли, добрели.

Но сквозь черноту небосклона
До нас дотянуться смогла
Звезда от родимого дома
И в сердце вошла, как игла.

***
Солнце туманное всходит,
В белой подливе холмы,
Мор и шатанье в народе
После сиротской зимы.

Солнце кровавой подвеской
В ухе растущего дня,
Дождичек над перелеском
Метко стреляет в меня.

Во поле, словно в разведку,
Выйду меж грязи и луж.
Дуба тяжелую ветку
Ветер задел, неуклюж.

Люди! Да вымерли, что ли?
Влагу дождя пригублю,
И опьянею на воле,
Дальних собак разозлю.

Тучи дождями брюхаты,
Молний сверкают концы,
Тихо нахохлились хаты,
А между ними дворцы.

С городом к пользе разлука,
И забываю в глуши
Праздники сытого брюха,
Праздники сонной души.

В сердце не Бог, а монеты,
Мысль угасает и смысл,
Даром почившие деды
Строили нам коммунизм.

***
Последний летний день,
Слетает паутина,
Так тихо у реки,
Неслышный взмах веслом…
Молчи мой друг, молчи,
Душа опять невинна,
Прочь увяданья дух,
Не думай не о чем.

Как тихо лист летит,
С последней летней лаской
Касается руки,
Как ты меня плечом,
И нежности его
И солнечной окраски
Нам хватит на всю жизнь.
Не думай не о чем!

Запомни навсегда
Сияние картины:
Как света острова
Ложатся на траву.
И в радости одной
Мы в этот час едины,
Запомню этот миг,
Пока ещё живу.

Как лодка, желтый лист
Плывет перед глазами,
Как в моря синеву,
Взмывает в небеса.
И смотрят на меня,
Как звезды над полями,
Бессонные твои,
Бессмертные глаза. 

***
Зеленый газ пушащихся лесов
Неумолимо наползал со склона,
Над частой сетью птичьих голосов
Сияла неба бледная икона.

И темный чай в лесу разлитых луж
Лягушки наполняли верещаньем.
И словно память от прошедших стуж
Холодный ветер прерывал дыханье.

Весны волненье, не обуревай!
Твое тепло мне словно незнакомо,
Но наводненьем подступает май,
И бьет раскатом вспыхнувшего грома.

А первые побеги так нежны,
Так трепетны и так невыразимы,
Они еще не знают той цены,
Что отдадут за свой расцвет под зиму.

***
Прощайте, прощайте берёзы!
Отчалил последний паром.
Блистают высокие грозы,
Гремит набегающий гром.

Собака далёкая лает,
Клубятся вверху облака,
И как в колыбели качает,
Качает, качает Ока.

Качаются сосны и ели,
Качается луг заливной,
Где травы давно пожелтели
И больше не пахнут весной.

На золото цветом похожий,
Сверкает прибрежный песок,
И палуба рыбьею кожей
Блестит, уходя из-под ног.

И жизнь моя, словно в начале,
Бескрайни её берега,
Пока в своём лоне качает
И не отпускает Ока.

А после на твёрдую землю
Мне будет ступить нелегко.
И это качанье, наверно,
В груди у меня глубоко.

В ней всё – и леса, и разливы,
Паром в середине реки,
Сверкание гроз торопливых
И кровь голубая Оки.

НУВОРИШИ

Он забыл, что такое метро,
Или даже не ведал нимало.
За рулём дорогого авто
Он ныряет в кварталов провалы.

У него даже климат есть свой,
Тихо музыка стонет чужая.
И невзрачный пейзаж городской
Мимо окон его проезжает.

Как в аквариуме, за стеклом
Всё мелькают туманные лица.
Он не смотрит на этот Содом,
Что в мирок его хочет вломиться:

На газоне валяется бомж,
На скамейке целуется пара,
Пряча взгляд заострённый, как нож,
Гастарбайтер бредёт по бульвару.

Но четыре несут колеса
Мимо, прочь, на планету другую,
Где он томно поднимет глаза,
Руку дамы возьмёт дорогую.

Ей нальёт золотого вина,
Тихо скажет короткое слово,
Только слушать не будет она,
Всё наскучило ей и не ново.

И по улице тёмной, глухой,
В светлом коконе мощной машины,
Они быстро поедут домой,
Просто женщина, просто мужчина.

И скучающим взглядом скользя –
Пешеходы в грязи, словно свиньи! –
Промелькнули, едва тормозя,
Как товар дорогой на витрине.

Как виденье уносятся прочь –
Только задние фары алеют.
В жизнь иную ныряют, как в ночь,
Если в этой ночи уцелеют.

Снег

Вбираю сердцем радость снега,
Его так мало этот год!
Ныряю в стылый лес с разбега:
Вот снег идёт, вот снег идет!

Пух лебединый, божье чудо, 
На ветки валит, на поля,
Он появился ниоткуда,
Но как украсилась земля!

Как белые поля родные
Возрадовали душу мне,
Вновь принаряжена Россия, 
Здесь, в подмосковной стороне.

На непорочной, белой глади
Внезапно выпавших снегов,
Как в разлинованной тетради,
Следы и зайцев, и волков!

Проявит снег, как кинопленка,
Сквозь прошлый, нереальный свет,
Лицо веселое ребёнка
Следы глубокие карeт,

Неутомимый гон охоты,
Блеск новогодней кутерьмы,
И слезы траченного мота,
И поцелуй среди зимы.

Все отпечатает, что было,
Как матрица, хранить готов
Дней нерастраченные силы,
Плескающих из берегов.

Но он не выдаст нам до срока,
Укутав прошлое собой,
Ни грана радости высокой,
Ни капли подлости глухой.

***
Солнце свет песочный льёт,
Осень дряхлая идёт,
Словно шлейф, туман за ней,
С полосами красных дней.

В поле рано выхожу,
Стылым холодом дышу,
Близок горизонт и мглист,
За листом спадает лист.

Даль прозрачная чиста,
Манит неба высота
И подвешены вдали,
Словно бусы, журавли.

Этих мест роднее нет,
Здесь особый льётся свет,
Изгибается Ока,
Лентой, брошенной в луга.

От креста и до креста
Даль России разлита,
Спит в сиянье золотом,
Поцелована Христом.