Автор: Его пытались сперва оттеснить, потому что заслонить полностью чем-то соразмерным, событийно-новым не имелось возможности. Уже в 1991-м День Великого Октября выглядел странно, выразил расколотое Августовской контрреволюцией состояние общества (я описал этот дуализм бегло в романе «Времявспять»): на Лубянке у Соловецкого камня (уже было где закрепиться! вот чем памятники важны) собралась посконная публика с деревянным крестом, намеренная прямо-таки в этот день установить его в память о всех «жертвах большевиков», а на оцепленную ельцинскими ментами Красную площадь прорывалась куда более массовая, многотысячная праздничная манифестация под предводительством Анпилова. Всё это стоит прочесть в вышеупомянутой книге, однако можно и посмотреть:
Обратите внимание: маршрут от Октябрьской площади через Болотную к Большому Замоскворецкому мосту, а не по Большому каменному мосту, практически тот же, что не смогли одолеть 6 мая 2012 года совсем уже другие поколения и флаги… А на Красной площади, куда прошли лишь малые группы, а не все тысячи — разброд, дискуссии, пения-заклинания ещё бодрого, готового вершить Историю поколения, прошедшего Великую Отечественную: «…старикам везде у нас почёт». Нет, уже никакого почёта. Они, поющие перед Мавзолеем советские и революционные песни, не переживут реформ, по ним первым молот Гайдара ударит. И один из защитников Брестской крепости, пенсионер, покончит жизнь самоубийством, оставив записку: «невыносимо жить с протянутой рукой».
Меж тем тысячи краснознамённых москвичей, пришедших на главную площадь страны отмечать главный её (СССР растерзают только в декабре, через месяц) праздник, уже пытается показать полными идиотами «демократическое» ТВ, второй канал, РТР, «Вести». Массовость демонстрации, которую не пропустили прямым маршрутом — при этом «демократы» не показывают. Показывают отдельные, наиболее курьёзные моменты и реплики. Впрочем, и внутри в студии у них — всё то же самое. «Режиссёр Уваркин», неразбериха в эфире, отсутствующие сюжеты, «кандидат философии Бурбулис»…
Любопытно, что эхо Чёрного Августа — разброд и раскол уже гремит не в одной Москве, а по всей ещё стране, ещё по всему Союзу. В Кузбассе шахтёры намерены работать в праздник (нынче эту «норму» и зафиксировали), а в Николаеве (уже независимой с августа Украины) демонстрация 7 ноября выглядит вполне традиционно, массово, гневно: это советский народ вышел не просто пройтись под марши духового оркестра, а высказаться об экономической ситуации, крайне тяжёлой. Страну лихорадит, и очевидно, что решение Ельцина побыстрее распустить СССР — продиктовано ещё и страхом утратить только что обретённую легитимность (да, и его выдвинули массы — хоть и массы не всей страны, а столичной интеллигенции, в основном) и власть. Как говорится, от балласта освободиться…
Балласт для него — не одни только республики, а сама расшифровка формы правления «рес публика» с латыни (res publica — власть народа), сами тысячи, а в сумме миллионы ещё вполне сознательных трудящихся, в этот день показывающих свою массовость, вдобавок имеющих и свои органы власти — Советы… Это, конечно, бесило Ельцина — предположим, в Москве у Соловецкого камня (и то, только благодаря умелой телесъёмке, реально — пара сотен максимум) набралась массовка богомольцев, кающихся интеллигентов, готовых тянуть страну вспять, в дореволюционность… А в других городах? Да, в «этой стране» ещё многое надо менять!
И первым делом Ельцин попытался переименовать День Революции. Конечно, когда вокруг торжествует контрреволюция, то есть не социализм, а капитализм — такой праздник в исходном своём смысле немыслим новой элитой. Это же день её, власти, упразднения как класса! С 1992-го 7 ноября стали называть «Днём примирения и согласия» — вот уж где максимум абсурда этого потустороннего взгляда на родную историю, так в данном словосочетании. День свержения власти буржуазии — мерещится ещё не вполне даже сформировавшимся новорусским правителям днём примирения, согласия, классового мира…
Но не прижилась «кликуха»! Народ отверг переименование, и упрямо праздновал и празднует в этот день (который как праздник-то не посмел даже Ельцин запрещать, вычёркивать из календаря) Свою Революцию. Революцию, давшую ему всё! Бесплатные знания, здравоохранение, профессиональные перспективы, — наконец, саму громадную не только пространством, но и населением (290 миллионов к 1991-му) Советскую страну… За годы своего позорного, провального правления Ельцин ничем не смог заслонить Эпоху. Ни Чеченской, проигранной им войной, ни СНГ (кто-то помнит ещё, как эта пародия на СССР расшифровывалась? «Союз независимых государств» — что от него сейчас осталось, кстати?)
Великий Октябрь как праздник революции — оказался неистребим. Во многом — благодаря преемственности краснознамённых поколений, то есть выходу всё новых граждан СССР (каковые не иссякли и к «десятым» в сознательности своего возраста) на площади столиц всех вчерашних братских республик. В первой петилетке боевых нулевых нас было на проспектах и площадях Москвы столько, что праздник невозможно было бы запретить даже при самой злой и брутальной воле — не те масштабы. А уж в 2003-м, когда Армен Бениаминов поднял флаг СССР над зданием Госплана (Госдурой антинародной и позорной, уже трёхступенчато одобряющей «монетизацию льгот»), вот было ликование!.. Это было уже не «мемориальное шествие», это явно к будущему направленное деяние советских патриотов — ещё не узнав подоплёки акции, имени героя, в эфире радио «Резонанс», где я работал тогда (2002-2004), Вячеслав Кирик предположил, что это Союз коммунистической молодёжи. Нет, это был помощник депутата фракции КПРФ В.С.Никитина.
Чем заплатил Армен за этот подвиг своей (не только своей — всей нашей, советской) совести — подробно описано во второй части другой моей большой книги (я и на всех заседаниях Тверского суда по этому делу присутствовал, давал показания как свидетель):
…прикрепил к тросу флаг, и стал медленно его поднимать — но вот диалектика, борьба противоположностей: чтобы поднять красный флаг, нужно опустить триколор. не то чтобы, как кричат нацболы и акаэмовцы, «триколоры в унитаз», но ровно сколь поднимешь красное — столько же и приспустишь трёхцветное. и стал медленно торжествовать над матрацным трёхцветьем наш пролетарский, Наш красный флаг Эпохи и Родины. как над Берлином вставал он победно под солнцем. но как же дошло до того, что это поднятие — у себя дома, а не в Берлине, могло быть затем осуждено, и отважный за это избит на месте?
Реставрация и контра — процесс медленный, обывательский, в ходе которого частная собственность в общественном сознании восторжествовала, и брюхом своим, словно часть поплавка — взяла и перевернула всё государство, некогда рабоче-крестьянское. и стали искренне ненавидеть и не понимать смысла этого красного знамённого символа под ним выросшие, и взвыли яростно шестидесятники с диссидентами, создавая звуковое прикрытие приватизации, от которой и сами-то ничего не получили, зато священную роль свою выполнили, сущностно повоняли, о чём Ленин предупреждал в своё время.
Армен поднял флаг до половины флагштока и озарил ало все ближайшие просторы с высоты, откликнулись ещё живые стены «Москвы», испугались, но не стали вмешиваться пришедшие и в этот праздничный день ремонтировать крышу ГД гастарбайтеры. флаг взмыл в ветре в небо над Тобой. тут-то и появились фэсэошники. молодец Армен, на случай именно таких обстоятельств да и просто для страховки — приковался наручниками к флагштоку, и выбросил ключ. фэсэошники побоялись бить Армена на высоте — его уже фотографировали все успевшие занять маломальские высоты фоторепортёры газет. на фоне герба СССР, символа мировой революции, — Армен с улыбкой от совершённого героического дела глядит вниз, к нам, в ряды демонстрации. ведь именно наш цвет из извилисто поворачивающих к Совнаркому колонн подхватил он там наверху, словно вдохнула высь Столицы послание масс и взвился красный флаг на прежней высоте. когда чернорубашечные фэсэошники подобрали ключ, немолодой начальник гастарбайтеров, до сих пор никаких действий в помощь власти не осуществлявших, — подбежал и дал пощёчину Армену. чтобы показать свою лояльность облечённым силой стражам буржуазного порядка.
«Что ж ты, гад?.. Ты же тоже, как я, советский!» — попытался Армен к нему обратиться, но его уже били и волокли чернорубашечники, одному из них он, боксёр, успел ответить, но только усугубил этим ответный террор карателей. его, потерявшего сознание, проволокли сверху донизу по лестнице Думы — как яростно, должно быть, клацали попутные им медные вставки серпасто-молоткастые под перилами, не могущие помочь коммунисту противиться чернорубашечникам!..
«Поэма столицы», стр. 662 (Москва, ОГИ, 2008)
Армен поныне мой друг, хоть сейчас это практически другой человек — очень статусный, лояльный и богатый… Однако, как и сказано выше, сделал он не собственное какое-то, субъективное деяние, сделал он важное и аподиктическое дело, то есть объясняющее всё предыдущее и последующее. Сделал за всех нас, всеобщее. Позже мы общались (опишу в 4-й части «П.С.»), он рассказал о плане поцентральнее поднять уже с товарищами-десантурой (армейскими друзьями) аналогичную красоту, и почему отказался от этой идеи… Но где отказывается один, там принимают его почин миллионы.
Не сомневаюсь, именно поглядывая на эти события, там по соседству в Кремле и решили 7 ноября «прикрыть». И сделали это вскоре, через год. Помню, 7 ноября 2004-го мы шли по Тверской по какой-то унизительной притротуарной выгородке от Маяковки к Кремлю и Площади Революции на разрешённый митинг, вдоль полицаев с собаками (зачем собаки? наркотики вынюхивать? кусать сограждан?), а Саша Иванов с «Народного радио» сказал: «Эх, в последний раз идём!»
Не в последний, конечно. Это для исторических пессимистов всё всегда в последний раз: нельзя жить только по разрешённым праздникам. Нужно и самим научиться праздники устраивать — точнее, поводы исторические их. Вот 2008-й, год выхода в свет первого издания «Поэмы столицы», президентствует либеральный Айфончик…
Все, однако, уже понимали — что запретят вполне укрепившие власть за первую пятилетку нулевых силовигархи нашу, то есть именно не нашу, а наследную революцию как праздник всенародный, во второй половине боевых нулевых. Не нужен им этот общественный подъём и единение против них как нового правящего класса — вот и подсунули 4-е ноября, выдуманный, высосанный из пальца Сурковым «праздник, которого не было» (по подсчётам историков — разве что повешенье младенца, полупольского наследника престола в воротах Спасской башни произошло в этот мрачный день, — обалденный, конечно, праздник)…
Что ж, запрет Дня Революции — это подсказка нам, немым свидетелям и Чёрного Августа, и жертвам Чёрного Октября 1993-го (наш еженедельник был в числе запрещённых и даже атакованных Ельциным изданий), почему пора вспомнить слова Ильича, сказанные ещё на Финляндском вокзале в 1917-м, с броневика: «Нашей революции ещё не было».
С Днём Великой Октябрьской социалистической революции, товарищи!
Дмитрий ЧЁРНЫЙ
