Пролог
На шестом десятке Андрей Андреевич Великанов задумался о том, как ему обставить свой уход в иной мир, то есть, похороны. Он изучил похоронные обряды разных народов, и понял, что ближе всего его душе. Больше всего ему понравилось, как хоронили древних скифских царей. Он хотел бы себе такой похоронный обряд. Чтобы над ним насыпали курган, и чтоб в том кургане закопали дюжину-другую рабов… Рабов у него, правда, не было. Зато у него были миллиарды от продажи леса, угля и газа. (Он занимал четвертое место в списке самых богатых людей России).
Он нашел несколько бедолаг, которым очень нужны были деньги, и заключил с ними договор: пока он жив, он платит им ренту, а когда он умрет — их похоронят вместе с ним. Это, разумеется, делалось в тайне. Но все тайное становится явным, и вскоре молва о необычных договорах встряхнула российское общество.
Что тут началось! Шок, гнев, кипение страстей!.. Но потом пошли другие разговоры: мол, если все на добровольной основе, то почему бы и нет? Каждый волен распоряжаться своей жизнью… А бедные люди смогут заработать, поправить свое положение…
Через три года закон о похоронниках был принят. Правда, не без потрясений.
Семья Сердечкиных проводила утро выходного дня на кухне у телевизора, и пять минут назад из этого телевизора прозвучала такая новость, от которой они забыли о завтраке и теперь сидели бледные и растерянные. Андрей Егорович Сердечкин, отец семейства, нарушил молчанье.
— А я думал, что Губанов проживет еще пару лет. С его-то громадным состоянием, с его неограниченными возможностями, все врачи, все лучшие клиники мира к его услугам… Но нет, — Андрей Егорович покачал головой — рак есть рак…
Анна, его жена, кивнула:
— Что ж тут поделаешь, судьба… И все-таки Николай четыре года получал ренту! Он вытащил свою семью из нищеты, купил квартиру…
— Что теперь будет с дядей Николаем? — Даша, семнадцатилетняя дочь Сердечкиных, сидела очень прямо и смотрела в свою тарелку.
Отец пожал плечами:
— Ты сама знаешь. Он должен выполнить условия договора.
— Его похоронят… с этим Губановым? — подняла на отца взгляд Даша.
Мать отвела глаза. Отец кивнул:
— Да, придется. Дядя Николай заключил такой договор.
— Зачем он заключил этот договор? — спросила Даша, глядя перед собой.
Мать вздохнула:
— Дядя Николай любил свою семью. Он хотел, чтобы его близкие ни в чем не нуждались. Поэтому он заключил договор.
— Это ужасно! — сказала Даша, глядя в пустоту.
— Ну, почему же ужасно? — Сердечкин пожал плечами. — Многие так живут. Я тоже получаю ренту от Вышнегорского.
Поэтому мы и не бедствуем, а как мы жили до этого, вспомни!
— А если Вышнегорский умрет? — спросила Даша — Тебя похоронят вместе с ним?
— Вышнегорский умрет еще не скоро… Тут главное правильно рассчитать. Твой дядя Николай не рассчитал, заключил договор с Губановым, а Губанову уже тогда было под шестьдесят, плюс онкология. А я заключил договор с Вышнегорским. Вышнегорский всего на два года старше меня, ведет здоровый образ жизни: спорт, диета. Он проживет еще лет тридцать… Да, главное рассчитать!
Даша молчала, раздумывая, потом сказала, словно про себя:
— Как это стало возможным?
— Что? — искренне не понял Сердечкин.
— Когда был принят закон о похоронниках?
— А, — Андрей Егорович пожал плечами, — десять лет назад. Ты была маленькая…
— Да, дела, — сказала Даша, странно усмехаясь, — дела… А я всю жизнь жила, и не думала об этом… Как будто так и надо. И все живут, как будто так и надо…
— А что тут сделаешь? — Андрей Егорович развел руками.
— Не знаю, что! — Даша упрямо блеснула глазами. — Что-нибудь!..
Сердечкин нахмурился:
— Ты не должна так говорить! Так рассуждают кроты, а они плохо кончают…
— Кто такие кроты?
— Они себя так называют, потому что подкапывают основы нашего строя. Они говорят, что рано или поздно разрушат этот строй. Кроты хотят равенства, они хотят, чтобы не было бедных и богатых. Но равенство невозможно… Во имя утопии они толкают общество к хаосу… Восемь лет назад, когда принимали закон о похоронниках, кроты выступали против, устроили беспорядки. Ну и что? Беспорядки подавили, кротов перебили, а закон все равно приняли…
Он взял поджаренный тост и стал намазывать его маслом. Висевший на стене плазменный телевизор замерцал сиреневым светом, и кукольное лицо ведущей произнесло красивым, звучным, бесстрастным голосом:
— Экстренное сообщение! Сбежал похоронник Василия Губанова, владельца «Русской нефти», который умер сегодня утром. У Губанова было шесть похоронников, пятеро из них поступили законопослушно, явились в указанное место, чтобы быть похороненными вместе со своим патроном. Шестой нарушил условия договора и скрылся. Нарушителя зовут Николай Сердечкин, полиция его ищет…
Анна ахнула, а Андрей Егорович замотал головой:
— Ай-ай-ай-ай!.. Да, не ожидал я такого безрассудства от Николая! Не ожидал!
— Он поступил глупо, — сказала строго Анна.
— Он правильно сделал! — сказала Даша, побледнев. — Правильно! Хорошо, что он сбежал!
— Хорошо?!.. Если бы Николай выполнил условия договора, его семья еще десять лет получала бы ренту. А теперь выплату ренты прекратят, и еще взыщут все выплаченные деньги!
— Пускай! — сказала бледная Даша. — Пускай! Лишь бы он спасся!
— Его все равно поймают — пожал плечами Андрей Егорович.
И словно отвечая ему, на экране появилась та же фарфоровая ведущая и сказала тем же бесстрастным голосом:
— Экстренное сообщение! Николай Сердечкин, сбежавший похоронник Василия Губанова, уже пойман. Нарушитель был задержан в пределах города. Он передан душеприказчикам покойного… Розыски прекращены.
Даша до крови закусила губы и ударила кулаком в стену. Андрей Егорович провел рукой по волосам и сказал каким-то смятым голосом, пытаясь то ли убедить, то ли успокоить себя и своих близких:
— Прежде чем заключать договор, надо хорошенько подумать. А уж если заключил — соблюдай…
На экране появилась та же ведущая. Она попыталась выразить на своем фарфоровом лице что-то вроде скорби: «Сегодняшний день богат неожиданными событиями… Мы вынуждены сообщить вам о смерти Павла Вышнегорского, владельца «Русского лития». Вышнегорский умер от внезапной остановки сердца в спортзале, во время тренировки… Приносим соболезнования родным и близким покойного.»
Зыбкое, невыразимое молчание повисло в кухне. Анна и Даша, как в замедленной съемке, повернулись к Андрею Егоровичу. А Андрей Егорович менялся на глазах — за эти несколько секунд из него как будто ушла вся жизнь, лицо осунулось, глаза потухли. Сердечкин поднял голову и посмотрел на домашних безжизненным взглядом. Потом он встал
и сказал каким-то плоским голосом:
— Мне надо идти… Аня, дай мне чистую рубашку.
Анна кивнула, глотая слезы. А Даша вдруг закричала:
— Нет! Не ходи туда! Беги!.. Беги, папа, беги!!!
Андрей Егорович поднял плечи и сказал тем же мертвым голосом:
— Я должен выполнить свои обязательства. Я сам пошел на это, меня никто не заставлял… Я получал от Вышнегорского деньги, на эти деньги я кормил семью… Если я нарушу договор, это будет непорядочно…
— Беги — снова крикнула Даша. — Беги, папа!!!
Она схватила Андрея Егоровича за плечи, и отчаянно, умоляюще смотрела ему в глаза. Лицо Сердечкина как будто ожило, он взглянул на дочь осмысленным взглядом, и в этом взгляде была любовь и безнадежность:
— Дочка, я не могу этого сделать! Если я нарушу договор — у вас все отнимут. Я не могу так поступить с вами… Да и меня все равно поймают…
— Пускай! — Даша топнула ногой. — Пускай поймают! Это лучше, чем самому…
— Я не могу этого сделать, — повторил Андрей Егорович, и Даша поняла, что он все решил и
отговаривать его бесполезно.
Она опустила голову… Андрей Егорович положил ей руки на плечи:
— Даша! Я честно выполняю договор, поэтому вы еще десять лет будете получать ренту. За десять лет ты встанешь на ноги. Прошу тебя — помоги матери и младшему брату!
— Брату?
— Твоя мать беременна… Мы все-таки решились на второго ребенка. Мы давно этого хотели… Не бросай их!
— Прощайте! — Сердечкин обнял жену и дочь. — Прощайте, родные! Я люблю вас. Все, что я делал, я делал ради вас. Я хотел, чтобы вы были счастливы. И я не жалею… Не поминайте лихом!
Он ушел. Анна, глотая слезы, стала убирать со стола. А Даша села на софу, поджала под себя ноги, и злыми зелеными глазами смотрела на дверь, в которую вышел ее отец. Злые, быстрые слезы обжигали лицо… Она закусила губу, взяла телефон и набрала: «Как связаться с кротами?»
Валентина ЯНЕВА