Эрнесто Че в нашей судьбе

О нём написано столько, что добавлять нужно только нечто очень особенное, и главное — достойное самого революционного дела Че, а не его образа. Образ — дело наживное, увы. Образ подлежит инфляции и дефляции, зависит от общественных настроений, суммации информации. А вот дело, вектор и точка, на которой был остановлен пулей Че в пути своём (и, вместе с тем, мировом) — это ориентир, это константа. И во многом (для многих) эталон… Который хранится на Кубе в его мавзолее: руки героя, отрубленные после расстрела его палачами и отправленные как доказательство гибели героя.

Мне хочется рассказать о Че — таком, каким он был обнаружен и взят на знамёна моим поколением, красными «нулевиками». Возможно, есть точка зрения более выгодная, но наша — ныне исторически всё ещё зрима, а потому от нас и нашей работы зависит в дальнейшем видимость этой «высоты», отнюдь не безымянной.

Че (тогда только облик) становился идентификатором убеждений в начале нулевых. У меня в библиотеке появилась книга-сборник «Я — конкистадор свободы», включающая некоторые его теоретические работы и «Боливийский дневник» — почти как плакат, но тот, что необходимо постепенно прочесть. Это был 2002-й, — тираж выпустило издательство, не берущееся за «некассовый» текст никогда.

Вы будете смеяться, коллеги-реалисты, но напомнил в 90-х нашей мутировавшей из социалистической в капиталистическую стране о Че — отнюдь не сторонник его идей. До того Че был забыт напрочь (созвучно тому, как РФ бросила Кубу на произвол судьбы), хотя ещё два десятилетия назад ему посвящали песни, которые звучали во всю мощь государственного телерадиовещания.

Но конечно и перестроечная пятилетка конца 80-х, и первая половина 90-х — поставили некий блокпост на пути к Че как исторической фигуре, как борцу за социализм во всём мире. Так кто же вернул Че сперва в умный дискурс интеллигенции, а затем и на книжные полки — переизданным в новых обложках?

Это был Виктор Пелевин, первое издание Generation «П»! На обложке был Че в перелицованной (подло, постмодернистски лэйблОванном) берете — на одной стороне обложки значилась фирма Nike, на другой Adidas (похожие кепарики, вывернув затылком к носу, носила братва). Эта вполне ко времени переоценки всех ценностей ляпнутая Пелевиным визуальная шуточка с немудрёным контекстом «всё продаётся, всё покупается» как бы продолжала то, что он начал в «Чапаеве и пустоте». Там у знакомого миллионам образа красного военачальника оказывалась беляцко-буддийская запойная изнаночка, выводящая через длительные фантазмы автора и вовсе к какой-то братве на джипах, грибам и Унгерну, здесь — Пелевин брался доказать, что и образ борца с капитализмом неплохо капиталистами продаётся («открытие» это было сделано ещё первыми, французскими постмодернистами во второй половине 1970-х, но в РФ звучало свежо). В целом, и там, и тут — была дегероизация. Но со второго раза, неожиданно, пелевинский негатив сработал на позитив!

Хорошо помню разговор 1998-го года на первом этаже квартиры художника-сюрреалиста Михаила Смекалкина (со-основателя направления нефигуративной графики «Флекс»), на проспекте Вернадского. Смекалкин не скрывал восторга от книг Пелевина: «он это всё для меня написал!». Не разделяя уже тогда подобных эмоций, я интересовался — а что за изображение на обложке?

— Как, ты не знаешь, кто такой Че Гевара? — с типичной весёлостью, но всё же удивлённый, воззрился на меня Смекалкин. — Да это герой Кубинской революции, он мог один, одними словами остановить и разоружить переполненный солдатами Батисты поезд!..

Вот этих слов было достаточно, чтобы карикатура и стёб, присущие поколению Смекалкина в антисоветском, в основном, падеже, растворились — а обложечная шуточка заставила заглянуть под неё, то есть не воспринимать самого Че как метафору. И если на Пелевине делал деньги тогда «Вагриус», то «Эксмо» начало вскоре делать прибыль на продаже переведённых работ самого Че. Эрнесто словно бы вышел из идеологического окружения, причём благодаря недружескому воспоминанию о нём…

Майки почти как флаги

Это сейчас майкой с его каноническим изображением никого не удивишь. В самом начале века таких маек в Москве были единицы, и мне мою красную с чёрным принтом, в подарок на день рожденья, товарищи по «Отходу» покупали в 2001-м в рок-магазинчике «Культура» на Сухаревской (Колхозной), где помимо кассет и дисков продавались и милитари-прикиды всех армий и стран… Че тогда оказался в области субкультуры, и постепенно выбирался из этого подполья — всё ещё как легенда, как фабула жизни, целиком отданной революции.

Читая его собственную хронику и Кубинской революции, и дальнейших событий, ставших строками в истории социального прогресса, я (уверен, тогда же это читали и товарищи из АКМ, СКМ, НБП, РКСМб) понимал, что Че — не волюнтарист и не авантюрист, каковым его рисовала буржуазная пропаганда. Его в революцию привела отнюдь не жажда приключений (а именно таковыми пытались и пытаются представить всех революционеров господа положения — положения, которое они, конечно, стремятся сохранить, завладевая не только средствами производства, но вдобавок и умами через свои СМИ), но долгий интеллектуальный путь. Путь не просто самообразования, но путь слияния с народами Латинской Америки в их борьбе с империалистическим гнётом во всех его проявлениях. Путь этот замечательно и кратко показан в «Дневниках мотоциклиста», которые были экранизированы как раз в годы роста популярности Че во всём мире.

Фильм 2004 года — удивительно, как быстро и точно в данном случае предложение нагнало спрос — но спрос не на информацию от первого лица (дневники эти — лишь самое начало пути Че), а на идентичность. И вот здесь мы уже выходим на поколение. Смешно и не время ссылаться на собственные книги (а свою главную, «Поэму столицы«, я закончил, в двух частях, как раз летом 2004 года), однако ныне только так и только там можно найти хронологию того общественного подъёма, что взял Че как безусловно объединительную фигуру. И даже скандирование в одной из песен моей группы «Ленин, Сталин, Че Гевара!» — всего лишь записанное на диктофон во время очередной московской демонстрации, с настоящим грохотом шагов и похлопываньем флагов, — это о нашем времени, перебросившем мостик в 1950-е, когда свершалось становление коммуниста Че и затем Кубинская революция…

Надо отдать должное кубинским товарищам — наше стремление в Союзе коммунистической молодёжи быть такими, как Че, они вознаграждали встречами, совместными мероприятиями в рамках посольства Кубы, когда оно жило ещё в Леонтьевском переулке. Молодых маргиналов принимали на высшем уровне, чем поднимали и наш собственный уровень — за которым надо было тянуться знаниями не только о Че.

Помню, первым же делом, попав в это посольство, я попытался подарить через советника посла по культуре свою книгу стихов 2000-го года «Револ материал поэмы Дом» Фиделю. Деликатный товарищ Сантьяго Перес спросил-намекнул: «Обязательно Фиделю? может, лучше Раулю Кастро? он точно прочтёт»… Но, восторженно-наивный, я был упорен в той адресации… Хотя, не трудно вообразить себе библиотеку эдаких «подписанных изданий» в несколько этажей, которая вряд ли удостоилась внимания команданте. Однако, куда бы ни попадали наши книги, наши строки — а дружба налаживалась.

И прохладные ранее официальные отношения РФ с Кубой на фоне такой явной и яркой дружбы красных (оппозиции, да) выглядели не лучшим образом: вспомним закрытие советской радиолокационной базы в Лурдесе, якобы из-за нехватки в бюджете РФ денег на её финансирование… Это было при Путине, не при Ельцине. Сильно позже того закрытия — аж на 18 лет позже, один из переводчиков Че, ныне здравствующий, проживающий на Малой Грузинской в «Доме Высоцкого» (этажом ниже его, а ныне Никиты квартиры) Овсеп Суренович Манасарьян рассказал мне, что отговорки о дороговизне Лурдеса — государственная ложь, это был в 2002-м откровенный «договорняк» с США на самом первом сроке нашего Бессменного, главнейшего ныне борца с «извечным геополитическим врагом Расеи».

Мы как будто на комсомольско-кубинских встречах первой половины нулевых годов приблизили ту атмосферу и то самое время (исторически не сдвинувшееся назад, как наше, россиянское), в котором Виктор Хара пропевает рецепт коктейля «Куба либре», а Че дымит сигарой, считая отчего-то что под таким влиянием затяжек астма отступит (он так делал и в самые тяжёлые партизанские месяцы — могло не хватать еды, но если были «Лаки страйк» или сигары, ему становилось лучше — загадочный ментальный обмен веществ революционера…)

Че без берета. Тяжёлая работа преобразования Кубы в страну соцлагеря

Узнавая всё больше о Че из его же текстов, мы понимали, что в Боливии был убит не оступившийся, доверившийся типичной интеллигентщине (склонной видеть революционную ситуацию там, где её нет) писателя Режи Дебре, но и величайший средь «барбудос» теоретик. И это он не случайно нашему, советскому переводчику (первому своему) сказал в 1959-м, едва отоспавшись после ликований в Гаване, чеканя буквы почти шёпотом: «это революция со-ци-а-лис-та». Произносил он это, понятно, по-испански (там «со-ци-а-лис-тА» значит «она», отвечая на вопрос «какая?» — социалистическая) — и напирал на суть революции, которую в первые дни её победы считали всего лишь национально-освободительной, крестьянской, лишь борьбой с латифундистами… Однако вскоре Фидель стал оправдывать слова Че — «Юнайтед фрут компани» и прочие агенты империализма полетели прочь с Острова Свободы!

Че был подле Фиделя, как ясно лишь теперь, не просто боевым товарищем, он был и невольным теоретиком той революции. Почитайте, в каком виде допускал он денежное обращение, когда случайно стал президентом Национального банка (когда спрашивали, есть ли в зале экономисты, он не расслышал — и думал, что спрашивают о коммунистах, — в испанском созвучные слова):

1. Финансы должны контролироваться централизованно; предприятия работают с бюджетом и не располагают независимыми фондами.
2. Деньги служат средством учета, финансовой оценкой деятельности предприятия, а не средством платежа или формой материального стимулирования. Существует не кредит или проценты, а только запланированные инвестиции, направляемые государством в соответствии с национальной стратегией развития.
3. Между государственными предприятиями нет финансовых отношений или товарного обмена, потому что при передаче продукции между ними не происходит смены собственника.
4. Образование, профессиональная подготовка и структура заработной платы способствуют формированию концепции труда как социальной обязанности, декомпенсации труда путем постепенного разрыва связи между работой и вознаграждением.
5. План демократически сформулирован рабочими, но его выполнение обеспечивается системой надзора, инспекций и экономическим анализом в режиме реального времени, контролем запасов и ежегодными отчетами. Это элементы “административного контроля”, применявшегося, в том числе в рамках системы самофинансирования СССР . Административные механизмы в сочетании с призывами к сознательности являются основными рычагами повышения эффективности.
6. Ключом к повышению производительности является снижение производственных издержек, а не мотивация получения прибыли. Это должно сопровождаться контролем качества.
7. Самые передовые формы технологий и методы управления из возможных следует заимствовать у капиталистических корпораций, не опасаясь “идеологического заражения”.
8. Гибкость важна для децентрализации без потери контроля и централизации, без ограничения инициативы. Рабочие должны подчинять себе производственный процесс, определяя план и развивая производительные силы для себя, как коллективные владельцы средств производства. Это необходимо для преобразования прибавочной стоимости (при капитализме) в прибавочный продукт (при социализме) и производства для обмена (меновая стоимость) в производство для использования (потребительная стоимость).
9. При капитализме конкуренция за прибыль постоянно революционизирует производственные силы. Социалистическое общество должно способствовать применению науки и технологий — путь к повышению производства и благосостояния без стремления к прибыли. Исследовательские институты будут готовиться к текущим и будущим разработкам, тесно сотрудничая с соответствующими министерствами, предприятиями и студенческими факультетами.
10. Стратегия экономического развития должна быть сосредоточена на всей производственной цепочке от сырья до электроники и автоматизации. Это важно для обеспечения независимой социалистической экономики и получения добавленной стоимости от экспорта.
11. Существует диалектическая взаимосвязь между сознанием и производством. Стимулы являются ключом к повышению производительности и действенности. Материальные стимулы должны быть постепенно заменены на моральные стимулы, понятие работы , как общественный долг, замена отчуждения и антагонизма порождены классовой борьбой интеграции и солидарности.

Ощущаете размах преобразований? Тот самый «переходный» характер денег не как меры всех вещей и труда, денег не как субстанции, эквивалентной жизненным (коллективным трудом создаваемым) благам — а уже с урезанными, убавляемыми, контролируемыми новым целеполаганием смыслами, — вот о чём ведёт речь Че!

Свежесть революции на Кубе конечно же поставила этот вопрос заново — и воспитание нового человека именно коммунистическим трудом, продукт которого не отчуждается, — вот что видел он за самыми формальными моментами повседневного производства… Этого не поняли, не хотели понимать в СССР имевшие все рычаги для того, чтобы точно так же убавлять постепенно «субстанциональность» денег — пошли вместе с Косыгиным «простым» (потому что дешёвым) путём Либермана, а не Глушкова.

Эти проклятые «сослагательные» вопросы будут тревожить не одно поколение коммунистов — но важно, что Че высвечивал, формируя социалистическую экономику, этот самый путь отдаления от капитализма в самых ключевых точках. Путь, который можно было со слаженностью экономики СССР планомерно пройти за два-три десятилетия, и венчало бы его нетоварное производство, безналичный расчёт. А вскоре и прямое распределение, без посредничества денег вообще (о чём в тех же 1960-х уже предчувственно снимали фильмы — «Последний вор», с Николаем Губенко в главной роли, например, — отмену денег уже видели в ближайшей перспективе в СССР, где коммунистическая культура опережала экономику, как совершенно верно пишет и говорит Людмила Булавка).

Че — не просто пример, а — барьер

Вот хотел написать об идентификаторе нашего поколения немного, а вышло — слишком… Получившие его в виде противоречивого сперва образа, который даже пелевинский постмодернизм не смог «переварить» для своего «подземного хохота», — мы выхватили Че, записались мысленно в его «отряд стражей революции».

Можете мне не верить, но его последовательный пролетарский интернационализм был примером для вполне конкретного поведения, и в СКМ был долговязый товарищ, влюблённый в Катю Долгих (на тот момент мою подругу), всерьёз собиравшийся поехать в Колумбию и вступить в ряды РВСК-АН (FARC EP) — Революционные военные силы Колумбии — Армию Народа. Хорошо, был у СКМ РФ нашего друг в Ростове-на-Дону — генерал Варгас (псевдоним). Он общался с команданцией этих самых РВСК, спрашивал в 2004-м по нашей просьбе, нужны ли добровольцы.

Колумбийские товарищи ответили честно: лучше не суйтесь. Ваши военные навыки, даже если они идеальны в рамках норм Советской армии, здесь, в сельве не пригодятся. Партизанская война жестока, а со стороны правительственных войск и подла вдобавок: часто выжигают «родным» напалмом участки, где есть партизаны, а могут и ракетами ударить. В РВСК помимо единиц из интеллигенции, помимо марксистов, приходят крестьяне и крестьянки, коренное население. Они будут воспринимать вас не как интернационалистов, а как гринго (весьма конкретное понятие в тех местах). Пыл интербригадовский поутих в СКМ…

И вновь, сверяясь с судьбой Че, эти же товарищи понимали, что уловив внешнюю фабулу, некий пыл — недобрали чего-то более важного. Того, что не один раз подняло его на борьбу с главным мировым злом — капитализмом в любых проявлениях (эта борьба увенчалась раз победой, в 1959-м), а двигало вперёд вновь и вновь, когда настала пора претворять идеи в жизнь. Двигало в Конго и Боливию — но не с пустой головой при заряженном автомате! «Интербригадовцев» вернули за учебники куда более них начитанные марксисты — такие, как последний предводитель сражающейся, а не вливающейся в реал-политик РВСК АН Мануэль Маруланда, погибший при ракетном обстреле…

Че был от нас на расстоянии всего лишь одного поколения. Мама мне рассказала о том единственном разе, когда видела его в Большом театре. Говорит, был он высок и очень красив — настолько ярко выделялся среди прочих брюнетов, что из зала Большого до начала спектакля, на который он пришёл сотоварищи (официальной делегацией) смотрели в основном на него, а не на сцену.

Да и как было не заглядываться на столь цельную личность?.. А Боливия, разбуженная Че, всё равно двинулась к социализму, пусть и шагами не революционными, медленными, индейскими. И место, где его тело закопали, прямо на аэродроме, куда доставили из сельвы — теперь едва ли не главная достопримечательность всей страны…

Пленённый, измождённый в Боливии, он выглядит как вычисляющий свои теоретические ошибки «экспортёра революции», но не как потерпевший поражение вместе с мировой социалистической революцией самосознания трудящихся (которую не остановить убийством одного, пусть даже и такого теоретически и практически бесценного человека).

Нет, в день его рождения — мы обязаны видеть его живым, продолжать свой внутренний ученический диалог с команданте. Потому не лишним будет вновь послушать его выступление в ООН, прозвучавшее ровно 60 лет назад.

Да-да, на эту трибуну всходили и «маргиналы», каковыми нас, коммунистов-интернационалистов, считаете вы сейчас, в период реакции, господа весьма проигрышного положения социалистической страны, погружённой вами в прошлое капитализма и империалистических войн. Настанет день, здесь прозвучат и наши выступления!

Дмитрий ЧЁРНЫЙ