Нагибин и Белла

Маститый советский писатель и драматург Юрий Нагибин (сегодня исполнилось 105 лет со дня его рождения) в начале 90-х издал дневники. Где вспомнил такой эпизод свой биографии… Как-то раз он вернулся домой под утро. С дачи. Открыл дверь квартиры… и тотчас в нос ему ударил густо настоявшийся без сквозняков запах вина. Почуяв неладное, Нагибин сразу прошёл в спальню.

Там он застал эпическую картину, которая не сразу сложилась в его голове натурала в логическую последовательность. На его брачном ложе лежали:

• Его тогдашняя жена, поэтесса Белла Ахмадулина.
• Его бывшая жена.
• Популярная актриса, сыгравшая одну из главных ролей в телесериале «Вызываем огонь на себя».

Все трое в костюмах Евы, в изящнейших позах прерванного сном философского симпозиума на острове Лесбос. Созерцание этой райской, вполне достойной кисти Дейнеки картины, однако, не доставило ему никакого мужского и просто эстетического удовольствия. Очнувшись, Нагибин вынес чемодан с вещами Ахмадулиной на лестничную клетку.

Позднее писатель Аксёнов добавил красок к этому эпизоду. По его версии, изгнанные Нагибиным, словно древним еврейским богом Яхве, из лесбийского рая, девушки далеко не отправились. Перешли дорогу и оказались в квартире одной из участниц ночного мероприятия. Сели за стол, открыли бутылку «Мартини». Стали думать. Актрисе, вроде бы, вечером на работу в театр…

И тут раздался звонок телефона. Звонил поэт Евгений Евтушенко (ещё один бывший муж Ахмадулиной). Он радостно сообщил, что в данный момент находится в Крыму и его ждёт тур по Чёрному морю на белоснежном лайнере, большая каюта в его распоряжении. И конечно, он-то будет рад им всем, втроём, что мелочиться… Девушки, недолго думая, побросали вещи в автомобиль «Москвич» и рванули в Крым. Радовать Евтушенко.

Это, как понял читатель, история про вариант «ЖЖЖ».

А вот другой вариант. Его описал в своих мемуарах актёр Евгений Стеблов. В начале 1970-х годов устроился он в театр Моссовета. И стал там тотчас объектом пристального внимания Маргариты Тереховой, если верить его перу. До такой степени Стеблов приглянулся звезде киноэкрана и сцены, что хотела она женить его на себе. Конкуренции там особой не было. В его амплуа побыл артист Бероев, который от жизни и планиды такой был очарован «зелёным змием», и артист Бортников, вдохновлявший главного режиссёра Завадского…

До какой стадии взаимоотношений зашли дела у Тереховой со Стебловым, из его книги непонятно. Однако в процессе сближения пригласила она его однажды к одному малоизвестному поэту. Тоже густо пахло там вином, возлияния были обильны, и несостоявшийся потом «МЖМ» стал как бы отказом автора мемуаров от брака с оригинальнейшей и всесторонне страстной актрисой. Впрочем, личное дело творческих людей, да?.. Мы же не полиция нравов и не товарищеский суд.

Да и кому это всё интересно, когда такие звёзды шестидесятничества оказались на сцене спальни Нагибина?.. Если кому-то неясны мотивы его быстрой реакции и выноса чемодана Беллы, стоит пристальнее заглянуть в историю их отношений.

Между Евгением Евтушенко и Борисом Мессерером

Белла Ахмадулина прожила с известным писателем и журналистом Юрием Нагибиным восемь лет. Он безумно её любил и безумно ненавидел. Дневник Нагибина, в который он день за днём записывал свою жизнь с Беллой — это дневник человека с разбитым сердцем. Он ушёл сам, и он не позволял ей вернуться. Но как он мучился, как бесновался!

После того, как откровенный «Дневник» Юрия Нагибина о его личной жизни с Беллой Ахмадулиной был опубликован, первый муж Беллы Евгений Евтушенко написал стихотворение в её защиту:

Он любил тебя, мрачно ревнуя,

и, пером самолюбье скребя,

написал свою книгу больную,

где налгал на тебя и себя.

Евтушенко и Белла поженились, наверное, потому, что были первыми поэтами своего поколения. Самыми признанными, самыми популярными, самыми-самыми. Вместе они прожили всего три года, бурно ссорились, мирились… Всё закончилось как-то само собой.

К тому же он был хитреньким конформистом, а её отчислили из института за отказ участвовать в травле Пастернака. Белла Ахмадулина и Юрий Нагибин к тому времени уже были знакомы. Как-то на одной вечеринке в честь дня рождения Евтушенко пьяный Юрий Нагибин встал на колени и попросил Беллу выйти за него замуж. Евтушенко, тоже ревнивый («для меня не бывает бывшей любви»), бросил в Нагибина тяжёлым подносом. К счастью, промахнулся.

Нагибин понимал, что на его жизнь надвигается что-то неотвратимое, как тайфун на маленький остров. Но надеялся, что тайфун пройдёт мимо. Между Беллой Ахмадулиной и Юрием Нагибиным уже была неловкая первая близость, Белла уже написала ему стихи, а Нагибин продолжал играть роль старшего друга, «седого, усталого красавца».

«Я понял, что негаданное свершилось лишь когда она запрыгала передо мной и моим чёрным придурком-псом с мохнатой мордой и шерстью, как пальмовый войлок; когда она заговорила со мной тихим, загробным голосом моего шофёра; когда кофе и поджаренный хлеб оказались с привкусом её; когда лицо её впечаталось во всё, что меня окружало».

Они пошли в «Эрмитаж», и Нагибин впервые не испытывал трепета перед картинами, вазами и доспехами — девушка рядом с ним, которая смеялась тоненьким детским смехом, была совершенней. Юрий Нагибин мог часами ждать от неё звонка, не сводя глаз с телефона. Но однажды телефон «потерял над ним власть» — Белла пришла насовсем.

Брак поэтессы и писателя

Белла Ахмадулина и Юрий Нагибин стали жить вместе. Нагибин сходил с ума от счастья — рядом с ним была такая женщина! Он сдувал с неё пылинки, всюду возил её в своем автомобиле. Личная жизнь Беллы Ахмадулиной и Юрия Нагибина цвела, как майский сад. Ровесники Беллы, бедные поэты-шестидестяники засматривались на её шляпы с вуальками, модные туфли, сумочки… Красавица, богиня, ангел…

«… Я так гордился, так восхищался ею, когда в битком набитом номере она читала свои стихи нежно-напряжённым, ломким голосом и любимое лицо её горело, — я не отважился сесть, так и простоял у стены, чуть не падая от странной слабости в ногах, и мне счастливо было, что я ничто для всех собравшихся, что я — для неё одной…».

Но Белла Ахмадулина и Юрий Нагибин были совсем разными. Белла — импульсивная, безалаберная. Нагибин — невероятно дисциплинированный и педант во всём. Он просыпался ровно в семь, делал зарядку, в восемь спускался в столовую. К этому времени на столе должны были стоять тарелка овсянки на воде и вазочка с тремя абрикосинами. Если этого не было, он приходил в бешенство. Если задерживался обед, просто свирепел. Не выносил, когда опаздывали, когда нарушали слово…

Белле Ахмадулиной, хаотичной и импульсивной, было трудно жить на этом «особом режиме». К тому же друзья всегда были для неё важнее, чем возлюбленные.

По улице моей который год

Звучат шаги — мои друзья уходят.

Друзей моих медлительный уход

той темноте за окнами угоден.

Личная жизнь Беллы Ахмадулиной и Юрия Нагибина бурлила и вскипала. Очень скоро их отношения стали нервными и сложными. Нагибин и Ахмадулина то расставались, то снова сходились. Однажды перерыв длился целый год, но он без нее не мог. Оба они любили выпить, мать Нагибина сокрушалась: «Уходят два красавца — приходят две свиньи».

Но у Беллы эта проблема с каждым годом усугублялась. С ней стало тяжело жить вместе. Она могла пропасть на несколько дней и появиться с каким-то непонятным милиционером и маленьким ребёнком: «Это мой друг, он будет у нас жить» (почти как в позже, в 1992-м снятом Кирой Муратовой «Чувствительном милиционере»).

Юрий Нагибин всё это терпел и продолжал вести дневник о Белле Ахмадулиной и своей жизни с ней. Считается, что последней каплей стал эпизод, описанный Аксёновым в «Таинственной страсти»: неожиданно герой возвращается домой и застает свою жену, поэтессу, спящей в женских объятиях.

Это или другое, но было то, что потрясло и смертельно оскорбило Юрия Нагибина. Дальше он пишет в дневнике о Белле Ахмадулиной без восхищения, в каждом слове яд, ненависть, желание ударить как можно больнее (вот это одно и заметил Евтушенко).

«А ведь в тебе столько недостатков. Ты распутна, в двадцать два года за тобой тянется шлейф, как за усталой шлюхой, ты слишком много пьёшь и куришь до одури, ты лишена каких бы то ни было сдерживающих начал, и не знаешь, что значит добровольно наложить на себя запрет, ты мало читаешь и совсем не умеешь работать, ты вызывающе беспечна в своих делах, надменна, физически нестыдлива, распущена в словах и жестах».

«Даже ради ребёнка!»

Белла Ахмадулина любила Юрия Нагибина, или не хотела терять привилегии жены обеспеченного человека, но она решилась на совершенно безумный поступок, будучи бесплодной за пределами поэтической строки. Вместе с Галиной Сокол, новой женой Евтушенко, они пошли к знакомой директрисе детского дома, и она отдала им детей. Белле — девочку, Галине мальчика. Белла дала Ане свою фамилию и отчество — Юрьевна.

Нагибин взбесился: «Даже ради ребёнка жить я с тобой не буду!» И он никогда не воспитывал эту девочку. Юрий Нагибин писал о Белле Ахмадулиной в дневнике:

«Рухнула Гелла (так Нагибин называл Беллу в своем дневнике), завершив наш восьмилетний союз криками: «Паршивая советская сволочь!»»

«Это — обо мне, — горько писал он. — Но тонкая, детская шея, деликатная линия подбородка и бедное маленькое ухо с родинкой — как быть со всем этим? И голос незабываемый, и счастье совершенной речи, быть может, последней в нашем повальном безголосье — как быть со всем этим?»

Образ жизни поэтессы, ставшей матрицей чтения стихов для всего своего поколения, конечно, был разрушительным не для неё одной. В хаосе и нарочитой порочности этого способа проживания жизни, отчасти напоминавшего точно в те же самые годы куролесивших Джима Моррисона и шестидесятника-подпольщика Леонида Губанова, — был вызов поэтессы социуму, который не пошёл дальше в «оттепели».

Между тем сама Белла была плоть от плоти именно советского народа — производной его, тщательно воспитываемого большевиками с 1920-х, пристального внимания к искусству (и к ней, в частности, — на воздвигнутом пьедестале «шестидесятничества»). Только это общественное внимание она преобразовала в колбочке личного мира в некий неугасающий собственный нимб, который должен был оправдывать все её загулы и саморазрушение «на алтаре Поэзии». Приватизация своего рода. И самообман: среда, которой она дорожила в ущерб комфорту личной жизни, уже не давала ей сил писать так, как в 1960-х, а наоборот душила заведомым, глуховатым «дружеским пониманием»… Отсюда и появился альманах «Метрополь», откровенная антисоветчина, позднее диссидентство — всё то, что в культуре предвещало контрреволюцию и капитализм, а потом и полное одобрение поэтессой антинародных либеральных реформ, танкового расстрела Верховного Совета РСФСР, последних «советских сволочей», подпись в газетном письме 42-х «Раздавите гадину» в 1993-м…

Как вспоминал последний её муж (проживший с ней 40 лет после Нагибина) Борис Мессерер после смерти «Геллы», сделала Ахмадулина куцый кухонный диванчик своим постоянным пристанищем — потому что там можно было курить, пить, говорить, оставлять черновики стихотворений на чём ни попадя (часто на полях газет или пачках сигарет, которые муж бережно собирал поутру после пьянок в свой архив)… Кухню в мастерской Мессерера не покидали друзья — вот за эту атмосферу и ментальное пространство (космополитически увеличивающее мир, как линза), надстраиваемое над её личным скромным мирком умами друзей, — Белла так и держалась. И не давала себя любить «с присвоением»… Какая из неё биологическая мать и хозяйка? Какие там утренние каши и персики? Зачем в себе вынашивать и рожать в муках ребёнка, когда можно усыновить готового, которого выкормили и воспитали «советские сволочи»?

«Да я лучше в трактире, *лядям буду…» — только без злой иронии Маяковского, в прямом смысле…

Не такой была, например, сопоколенница «Геллы» Римма Казакова, торжественно и восторженно описывавшая свою беременность (Егором Радовым, будущим писателем-наркоманом) в одном из «дней поэзии» в 1960-х! Но это категорически другая история…

Филипп ИВАНОВ