Автор: 12 сентября в рамках фестиваля Московская книжная неделя в пространстве книжного магазина «Чехов и Компания» состоялась лекция, посвящённая роману «Тело» и женскому взгляду на культуру первой волны эмиграции. В качестве спикера выступила культуролог Валерия Косякова, доцент РГГУ, исследователь визуальной культуры, а также автор книг «Современное искусство. Модернизм», «Капризное отражение: феминистские идеи на киноэкране» и др.
В лекции были обозначены три опорных пункта: женщины-писательницы в эмиграции, жизнь и личность Екатерины Бакуниной, тема телесности в творчестве автора, в частности обсуждение романа «Тело».
Спикером было отмечено, что годы эмиграции навсегда останутся чёрными страницами в летописи российской истории. 29 сентября 2022 года – памятная бурной волной «релокации» дата, ровно на сто лет отделившая нас от первого «философского парохода»*. Всего лишь сто лет назад была беспощадно разрушена прежняя, аристократическая картина мира.
Вместе с распадающимися нравами и сознаниями по швам начинает трещать и географическая карта, с лица земли исчезают целые империи, миллионы** людей оказываются выброшенными из колыбели собственной родины, а мир неизбежно устремляется к краю пропасти. Под воздействием этих обстоятельств начинает формироваться культура русского зарубежья.
Особое внимание лектор уделяет исследованию женской судьбы в эмиграции. Некоторые из эмигранток открывали двери собственных парижских квартир, продолжали обсуждение литературного процесса и старались вести привычный образ жизни. Такой была судьба Зинаиды Гиппиус. Иные смогли пережить в эмиграции Вторую мировую войну и дальнейшие потрясения ХХ века.
Об этом свидетельствуют мемуары Ирины Одоевцевой и Нины Берберовой. Но жизнь большинства женщин, оказавшихся в эмиграции, складывалась по не самому яркому и привлекательному сценарию: приходилось зарабатывать ручным трудом, чаще всего вышиванием, можно было найти место гувернантки в состоятельной семье, но только если повезёт.
В эмиграции Екатерине Бакуниной и протагонистке её романа «Тело» была уготована роль женщины, каждодневно сталкивающейся с чередой травмирующих событий. Она родилась в 1889 году в Царском Селе и окончила Екатерининскую гимназию в Петербурге. Но затем жизнь Бакуниной удивительным образом меняется: сначала она поступает на агрономические курсы, а затем, не окончив их, уезжает в Америку и работает там чернорабочей. Решение бросить жизнь на родине никак не отвечает поведению девушки, выросшей в состоятельной семье и получившей достойное образование.
Эти биографические факты сообщают нам о наличии у будущей писательницы огромной жажды свободы и самовыражения. После жизни в Америке Бакунина вновь возвращается в Россию, поступает на юридический факультет Харьковского университета и по его окончании записывается в сословие присяжных поверенных. Но затем революция, страх, голод, и девушка вновь вынуждена бежать из страны, чтобы спасти собственную жизнь.
В 1931 году в Париже вышел первый сборник стихотворений Екатерины Бакуниной, в период с 1932 по 1934 год она работает секретарём в редакции журнала «Числа» – месте притяжения эмигрантских поэтов и писателей. Именно здесь будет фрагментами появляться роман Бакуниной «Тело», своеобразный манифест принятия собственного тела, женственности и сексуальности.
По своей форме «Тело» представляет собой поток сознания и, по мнению лектора, сопоставимо с прозой Вирджинии Вулф и монологом Молли Блум из «Улисса». Героиня Бакуниной находится в вечном размышлении о собственном теле, она в большей степени считает его своим проклятием, так как героиня не способна понять собственный организм, она даже не имеет возможности контролировать его.
От лица протагонистки Екатерина Бакунина смело рассуждает о каждодневных бытовых процессах. Например, она говорит о том, что женщине необходимо иметь возможность принимать душ или ванну в любое время дня и ночи. В романе даётся описание того, как протагонистка вынуждена мыть отдельные части тела на кухне в холодной воде, разделяя эту унизительную процедуру вместе со своим мужем, который давно перестал должным образом следить за гигиеной:
«Никак не могу привыкнуть к неизбежному безобразию бедности, отсутствию ванны, заношенному белью, которое самой же надо отстирывать, к этой необходимости видеть друг друга полураздетыми. Сколько это рождает излишней неприязни и раздражения. И ко всему – мужская нечистоплотность. От бани до бани, да и бань-то нет!».
Также подробнейшим образом автор говорит о трудностях в ведении быта. Героиня Бакуниной часами выискивает на рынке самые дешёвые битые яйца, портящиеся на воздухе овощи, только для своей дочери Веры она покупает хороший бифштекс. Автор пишет, что в природе каждой женщины заложена необходимость содержания в чистоте собственного жилья, поэтому в романе представлено подробное описание того, как героиня старается сделать убогую парижскую квартиру хоть немного пригодной для жизни.
Протагонистка также вынуждена проводить целые часы своей жизни за стиркой засаленного белья мужа и дочери, а затем перемывать от проделанной работы кухню, сравнимую с тюремной камерой. Все эти процедуры не только приводят к огрублению женских рук, болям в суставах, но даже к обморокам и бессилию:
«Руки ноют, кожа на пальцах (целованных) становится серою и съёживается в крупные морщины. Из суставов сочится кровь. Саднит от мыла и щёлока. Пот градом льётся с багрового лица. В висках стучит…».
И всё же центральной темой произведения является женское тело. Как уже было сказано, героиня Екатерины Бакуниной не принимает и не понимает свой организм. Ей не нравятся глаза, в которых нет «ни горения, ни бунта», одряхлевшее тело, большой лоб и широкий нос.
Протагонистка пытается разобраться и во внутренних процессах женского тела. Она искренне не может осознать, почему никто не раскрывает самим девушкам тайну зачатия, родов и менструации, ведь всё это происходит с их собственными телами. Бакунина впервые в русскоязычной литературе задаётся вопросом женской физиологии, в этом проявляется её искреннее желание узнать и принять саму себя.
Для раскрытия этой темы Екатерина Бакунина вводит в условный сюжет трёх мужчин: Михаила Сергеевича, мужа героини, Фёдора Сергеевича Костылёва, её любовника, а также Ричарда Аллена, англичанина, с которым у протагонистки произошла случайная связь. С каждым из них героиня «Тела» связана физически. Она вышла замуж не потому что испытывала глубокие чувства к мужу, а лишь потому, что забеременела после первой проведённой вместе ночи. А теперь ей приходится исполнять супружеский долг, каждый раз переступая через себя и испытывая отвращение к супругу:
«Гипноз слова «муж». Всем моим противящимся существом я знаю, что этого не должно быть, что это недопустимо, невыносимо, унизительно для меня, что не может быть такого долга, который переживается как позор. Но во мне, в женском, моём Я, живёт наследственная, веками выработанная уступчивость».
Затем в её жизни появляется военный врач Фёдор Сергеевич, спасший её жизнь после неудачно сделанного аборта. В нём героиня видит человека, близкого ей по духу, способного выслушать её и разрешить душевные терзания. Однако именно это единение сознаний не позволило протагонистке почувствовать к своему спасителю физическое влечение, она оказалась вынуждена вступить с ним в интимную близость, чтобы не потерять в лице Костылёва настоящего и единственного друга:
«Доктор умён, осторожен, нежен. Но то, что он для меня то же, что я сама, исключает вожделение <…> Моё тело равнодушно к выбранному мною человеку. Оно его не чувствует, не отзывается ему».
Единственным разом, когда героиня романа смогла ощутить физическое влечение к мужчине и получить удовольствие от интимной близости, стал курортный роман с англичанином. Мимолётная связь подарила ей всё то, чего она ожидала от замужества и многолетнего адюльтера с доктором:
«Тело человека дивно! Музыка его – бессмертна, равной нет на земле… Я полна восторга, если бы я могла петь – я спела бы о том ликовании и торжественном благоговении, какое внушает тайна слияния, тайна зачатия, неиссякаемый, сокровенный источник нежности к жизни…».
Екатерина Бакунина опередила русскую литературу на век вперёд, однако внимание критиков в романах писательницы привлекала не острота темы, не «мясной» и «обнажённый» язык её книг. Каждый из них делал акцент на физиологии произведений Бакуниной, упрекая автора в бесстыдстве и распущенности.
В 2024 году роман «Тело» был переиздан отдельной 76-ти страничной книгой. Эту новость саму по себе можно считать настоящим литературным событием, так как это оно позволило нам вспомнить о писательницах-эмигрантках, основной темой творчества которых не являлась скорбь по оставленной родине.
Феномен романа «Тело» также состоит в том, что даже в настоящие дни он не потерял своей актуальности. Описанные Бакуниной проблемы до сих пор существуют в нашем обществе, до сих пор женщины считают постыдным открыто говорить о том, что является для них очень близким и родным – о собственном теле.
Ульяна ПЕТУХОВА,
Артель вольных критиков филфака МГУ
От редакции: Пара терминологических уточнений.
* «Философский пароход» нынче почему-то стал синонимом «грешности» большевиков, воспринимается как гуманитарная катастрофа — и тут же включается логическая цепочка «лучшие умы», «цвет нации», «если философы оказались лишними — горе такой стране…». Ну, и потому конечно же революция — не самооздоровление общества, но насилие над ним неких злых внешних сил, которые не любят оппозиции даже в мыслях — высылают бородатеньких дедушек, гады такие, чтобы свою диктатуру пролетариата тут развернуть во всю безбожную ширь…
Однако хочу напомнить, что среди этих добрейших и светлейших умов, помимо злющего и злопыхающего в «письмах врагам» экс-марксиста Бердяева, был и тот самый помещичий сын Иван Ильин, что позже принял итальянский фашизм (не он один — патентованный контрреволюционер и диверсант Савинков тоже славил Муссолини), встроился в пропагандистскую работу Третьего рейха, а при победах его над РККА на территории СССР, громко публично ликовал: «божье творится, божье!» Мечтал, ох, мечтал о триумфальном возвращении в университетские аудитории на броне «тигров»!..
Это к вопросу, кто был кровожаднее и античеловечнее из философов (а ни у кого на филфаке МГУ, надеюсь, не возникнет сомнения, что Ленин как философ энциклопедического ума был на четыре головы выше и Бердяева, и Ильина — злоупотребляющих христианской демагогией и внеклассовым морализаторством), которые не ужились в одной стране. Так вот, смываем тёмные оттенки со словосочетания «философский пароход»: это был не акт какой-то там грубости и невежества большевиков, но, наоборот, умнейший и нежнейший по отношению к закоренелым идеологическим врагам акт гуманизма и альтруизма.
Им, идейно непримиримым, перед тем ещё Луначарский предлагал даже места преподавателей — просто не в столичных вузах, в провинции — чтоб несли свою неактуальную идеалистскую чушь с меньшим риском для лысин… Их отпустили после победы красных в Гражданской — куда их душе угодно!.. И это на фоне отгремевшего только что белого террора, всех немыслимых (а вот этими философами очень даже объяснимых с позиций «Царства духа и царства кесаря») зверств, что творили мстительные классы, отторгнутые пролетариатом от власти в России. На фоне того, что на Дальнем Востоке атаман Семёнов, барон Унгерн, атаман Анненков и прочие «благородные рыцари белого движения» вытворяли… Разу уж, дорогая Ульяна, у нас тема — именно женское тело, то вот…
Рассказывает уцелевшая поле одного из рейдов атамана Анненкова жительница села Чёрный Дол:
«Делали что хотели, забирали, палили, смеялись над женщинами и девушками, насиловали от 10 лет и старше <…> моего мужа взяли в город и изрубили, отрезали нос и язык, вырезали глаза, отрубили полголовы. Мы нашли его уже закопанным».
Делегатов крестьянского съезда в Славгороде анненковцы изрубили, некоторых прямо на городской площади. Всего по Славгородскому уезду казнили не менее 1667 человек. О характере зачисток в Семиречье свидетельствует сам Анненков. 2 июня 1919 года во время переговоров по прямому проводу он обмолвился:
«Чистку нужно произвести основательно. Здесь в одном селе уничтожено все мужское население, а в двух — наполовину. Будут знать. Сегодня удалось захватить в горах одну шайку краснокожих 38 человек и две женщины».
Однако Красная армия вытесняла к границе с Китаем этих «благородных» выродков, и, чуя свою ненужность родине, те зверели ещё больше, даже своих не щадили. Вот что писал белогвардейский офицер А. Новокрещёнков о действиях анненковцев на перевале Сельке:
«С отрядом к границе шли семьи некоторых офицеров, как, например, семья заслуженного оренбуржца полковника Луговских, состоявшая из трёх дочерей, престарелой жены, жена есаула Мартемьянова и в числе других — жена с 12-летней дочерью вахмистра Петрова-оренбуржца. Всем семьям атаман приказал эвакуироваться в Китай, а сам немедля отдал приказ 1-й сотне Атаманского полка, сотнику Васильеву отдать всех женщин в распоряжение партизан и киргизов, а мужчин перебить.
Как только стали приезжать семейства, то сотник Васильев задерживал их под разными предлогами и отправлял в обоз своей сотни, где уже были любители насилия: полковник Сергеев — начальник гарнизона Сергиополя, Шульга, Ганага и другие. Прибывших женщин раздевали, и они переходили в пьяные компании из рук в руки, и после их рубили в самых невероятных позах. Из этой клоаки удалось выбраться уже изнасилованной с отрубленной рукой дочери вахмистра, которая прибежала в отряд и всё рассказала».
Контрастно такое обращение с телом выглядит на фоне «мучений» аристократки Бакуниной от низовых омовений рядом с мужской нечистоплотностью нелюбимого супруга? А ведь это 1920-й год, за пару лет до того, как большевики отпустили по воде с миром тех, кто несомненно принял бы это озверевшее белячьё в случае их победы пресловутыми малиновыми звонами и заздравными чарками…
Кстати, уже о теле мужском. Первыми сдирать кожу с живого человека начали не эсэсовцы в концлагерях, исследуя болевые пороги, а казаки атамана Дутова, убивая пленных на Урале (содранная с кисти красноармейца кожа была выставлена в Музее вооружённых сил СССР с 1975 года, но после 1991-го, не сразу, припрятана — чтобы «рецидивы Гражданской» не перенеслись в новые реалии, чтоб классовая ненависть к новым господам и булкохрустам не крепла). А некоторые отмороженные господа белогвардейцы даже носили перчатки из человеческой кожи…
Большевики тем пароходом, наоборот, преподали урок нравственности буржуазным странам. Как в той же Англии тех, 20-х лет, как в Германии 30-х было с коммунистами — вспомнить или не надо? Как уже в 1933-м, сразу же по приходе к власти упрятали нацисты в концлагерь под Мюнхеном лидера коммунистов Эрнста Тельмана, да и с красной интеллигенцией, с писателями не церемонились, если те не успели бежать в другие страны? Так что любителям приравнивать методы «тоталитарных систем» и «диктатур» (ещё бы они понимали, что такое диктатура пролетариата!) тут есть, над чем задуматься…
** «миллионы людей оказались выброшенными из колыбели собственной родины«… Да-с… Опять же, какое лютое насилие над царской и капиталистической аристократией сотворили «чумазые»-то, отняв у них заводы да пароходы и оставив только философский! Кто же это их надоумил? Революционная интеллигенция вроде Коллонтай да Ленина — «внутренние предатели» той самой аристократии?.. А как же так получилось — что, им буржуазный комфорт в районе совести как-то жал? Той же губернаторской дочке Софье Перовской, Кибальчичу, вдохновителю Циолковского Морозову, опасному мечтателю Нечаеву — всем вполне обеспеченным народовольцам-цареубийцам, включая позднего их последователя студента Сашу Ульянова, которого царизм казнил за одно намерение на него покуситься терактом, не найдя улик…
А вам не думалось, Ульяна, что всё-таки та, Октябрьская революция была дробью с категорически обратным знаменателем? Где в числитель, наверх вышли (верх одержали) те, что прежде были в знаменателе — миллионы рабочих и крестьян, над которыми топтались до того тысячи имевших и комфорт, и образование, и капитал?.. И потому она, революция назрела, что именно миллионы-то не имели доступа к создаваемым ими же благам цивилизации: например, такой медицинской помощи, которая бы решала первейшие задачи — выживание их, пролетарских младенцев?
Как на это отвечала высланная пароходом философия — Розанов, Бердяев, Шестов, Лосский? «Господь так повелел»… Смирись, пролетарий — твой удел ютиться в тёмном и душном малометражном, даваемом заводом помещении с семьёй и в одном находить радость, в пьянках или молитвах о лучшей доле по выходным (см. начало «Матери» Горького). И потому — не имеешь ты, пролетарий, привилегии размножаться, потому чудовищная детская смертность, имевшая место при царизме, первыми поглотит твоих, а не господских детей!.. Не было тут против чего восставать миллионам, не стоило свергать эту артистократию?
Ах, она, бедненькая, познала в эмиграции то, что было уделом в дореволюционной России миллионов? Ну, что ж — открой для себя своё тело без ежеминутной возможности погрузиться в душ — ибо вода дорога! Да-да, она поныне в некоторых районах и Англии, и Дании и относительно для туристов дешёвой Турции — дорогая. То есть душ-то доступен, но по счётчику воды вы заплатите столько, что туда вновь не потянет… Ибо — о ужас, — не желания женского тела самого по себе, но принадлежность к классу, а если брать выше — принадлежность определённому классу средств производства (когда собственность социалистическая, она и обеспечивает благами большее число, большинство, а не меньшинство!), вот что решает, будут ли миллионы иметь доступ к комфорту, или это будут лишь немногие тысячи аристократов, которые и бежали поначалу из революционной России. Да, там, в эмиграции многие «бывшие» познали, что такое пролетарская доля и, фи, «мужская нечистоплотность» (что за гендерный перекос? бедность полов не различает — гляньте, как в булгаковском «Беге» будущая жена Корзухина и бывшая возлюбленная генерала Черноты в Стамбуле зарассуждала про «ну и живи на женский счёт»)…
И если из этого родился гимн своему познающему в муках бытового дискомфорта цену блаженства и взаимности телу — так спасибо и за это большевикам! Кстати, Коллонтай как специально для Бакуниной написала письмо трудящейся молодёжи «Дорогу крылатому Эросу!» значительно раньше «Тела», о любви-товариществе как новом идеале в новом, советском обществе, уже оснащённом фабриками-кухнями, яслями, детскими садами, роддомами — ознакомьтесь с этим манифестом, а ещё с ответами Александры Михайловны на письма бывших аристократок, они очень похожи на «упрёки судьбе» Бакуниной, очень… Из современной литературы рекомендую «Логику телесности» Марины Бурик: о том, что эпохальное, всеобщее и внегендерное определяет даже самое-самое субъективное в телесном самовосприятии.
И, просто к вашему сведению, по подсчётам американского Красного Креста на 1 ноября 1920-го года (та самая первая волна) всего число покинувших РСФСР с октября 1917-го эмигрантов составило 1 млн 194 тысяч человек. Не «миллионы» — которые и в Гулаге дорисовываются новодворскими статистами, конечно…
Д.Ч.
Иллюстрация самая верхняя — польский плакат времён Пилсудского и провала наступления Тухачевского на Варшаву
