Автор: Не так по меркам европейской цивилизации, к которой мы принадлежим, давно, 92 года назад, 21 сентября 1933 года, в Лейпциге начался сфабрикованный нацистами судебный процесс против коммунистов, обвинённых ими в поджоге рейхстага. Главный обвиняемый — болгарский коммунист Георгий Димитров — успешно и беспощадно использовал трибуну суда для обличения германского фашизма.
На процессе, который продолжался свыше трёх месяцев, Димитров сделал всё, чтобы доказать перед всем светом преступные деяния гитлеровцев. Из обвиняемого в ходе процесса он превратился в обвинителя нацистского режима, недавно пришедшего к власти. Под давлением его речей и протеста международной общественности суд был вынужден оправдать коммунистов, из суда Димитров как действующее лицо Коминтерна вышел не просто победителем: с ним вместе из бессильного его уличить нацистского судилища вышел триумфатором научный коммунизм и исторический, диалектический материализм, аналитические методы которого при широчайшей своей эрудиции Георгий успешно продемонстрировал применительно к «уликам» и обстоятельствам, которые на старте суда считались обвинительными.
* * *
Приводим выдержки из выступлений Г.М. Димитрова на судебном процессе, устроенном фашистами в Лейпциге (будущая ГДР):
— Я сын рабочего класса Болгарии. Вырос и получил воспитание в рядах революционного рабочего движения… В течение тридцати лет я член Болгарской коммунистической партии. В течение двадцати трёх лет — член Центрального Комитета Коммунистической партии Болгарии.
— Верно, что я большевик, пролетарский революционер. Я должен подчеркнуть: пролетарский революционер, так как ведь сейчас все идет навыворот, даже германский кронпринц объявляет себя революционером, а попадаются даже и такие сумасшедшие «революционеры», как, например, Ван дер Люббе! Также верно, что я, как член Центрального Комитета Болгарской коммунистической партии и член Исполнительного комитета Коммунистического Интернационала, являюсь ответственным и руководящим коммунистом. Я вполне готов нести полную ответственность за все решения, документы и действия моей болгарской партии и Коммунистического Интернационала. Но именно поэтому я не авантюрист, не заговорщик и не поджигатель.
— Далее, также совершенно правильно, что я — за пролетарскую революцию и за диктатуру пролетариата. Я глубоко убежден, что в этом спасение и единственный выход из экономического кризиса и военной катастрофы капитализма. И борьба за диктатуру пролетариата и за победу коммунизма, бесспорно, составляет содержание моей жизни. Я желал бы еще по крайней мере двадцать лет прожить для коммунизма и затем спокойно умереть. Но именно поэтому я решительный противник методов индивидуального террора и путчизма. К поджогу рейхстага я не имею абсолютно никакого — ни прямого, ни косвенного — отношения. Поджигателя рейхстага Ван дер Люббе я вижу впервые здесь, в этом зале.
— Всё предварительное следствие против меня велось с предвзятостью и с явным намерением любой ценой, вопреки всем противоречащим этому фактам сфабриковать из меня для имперского суда поджигателя рейхстага, после того как длившееся месяцами предварительное следствие оказалось не в состоянии, как это теперь для меня ясно, найти настоящих виновников.
— Я здесь для того, чтобы защищать коммунизм и себя самого.
— Господа судьи, господа обвинители, господа защитники! Ещё в начале этого процесса, три месяца назад, я как обвиняемый обратился к председателю суда с письмом. В нём я выразил сожаление по поводу того, что мои выступления приводили к столкновениям. Но я решительно возражал против того, чтобы моё поведение было истолковано как преднамеренное злоупотребление в целях пропаганды правом задавать вопросы и делать заявления. Понятно, что, раз я был обвиняем, будучи невиновным, я стремился защищаться всеми имеющимися в моём распоряжении средствами.
— «Я признаю, — писал я, — что некоторые вопросы ставились мною не всегда правильно с точки зрения юридической формы. Это, однако, объясняется лишь тем, что я не знаком с германским правом. Кроме того, я в первый раз в своей жизни участвую в подобном судебном процессе. Если бы я имел защитника но своему выбору, я, безусловно, мог бы избежать таких неблагоприятных для моей собственной защиты инцидентов».
— После того как и это предложение было отклонено, я решил сам себя защищать. Не нуждаясь ни в меде, ни в яде красноречия навязанного мне защитника, я все время защищал себя без помощи адвоката. Значение в моей защите, имеет лишь то. что до сих пор я сам говорил перед судом, и то, что я сейчас буду говорить. Я не хотел бы обижать Торглера — по-моему, его уже достаточно оскорблял его защитник, — но я должен прямо сказать: я предпочитаю быть невинно осужденным на смерть имперским судом, чем добиться оправдания благодаря такой защите, с которой доктор Зак выступил в пользу Торглера.
— Я защищаю себя самого, как обвиняемый коммунист. Я защищаю свою собственную коммунистическую революционную честь. Я защищаю свои идеи, свои коммунистические убеждения. Я защищаю смысл и содержание своей жизни. Поэтому каждое произнесённое мною перед судом слово — это, так сказать, кровь от крови и плоть от плоти моей. Каждое слово — выражение моего глубочайшего возмущения против несправедливого обвинения, против того факта, что такое антикоммунистическое преступление приписывается коммунистам.
— Я должен решительно возразить против утверждения, что я преследовал цели пропаганды. Возможно, что моя защита перед судом имела известное пропагандистское действие. Допускаю, что моё поведение перед судом может также служить примером для обвиняемого-коммуниста. Но не эго было целью моей защиты. Моя цель состояла в том, чтобы опровергнуть обвинение, будто Димитров, Торглер, Попов и Танев, Коммунистическая партия Германии и Коммунистический Интернационал имеют какое-либо отношение к пожару.
— Если говорить о пропаганде, то многие выступления здесь носили такой характер. Выступления Геббельса и Геринга также оказывали косвенное пропагандистское действие в пользу коммунизма, но никто не может их сделать ответственными за то, что их выступления имели такое пропагандистское действие.
— Меня не только всячески поносила печать — это для меня безразлично, — но в связи со мной и болгарский народ называли «диким» и «варварским», меня называли «темным балканским субъектом», «диким болгарином», и этого я не могу обойти молчанием. Верно, что болгарский фашизм является диким и варварским. Но болгарский рабочий класс и крестьянство, болгарская народная интеллигенция отнюдь не дикари и не варвары… Народ, который пятьсот лет жил под иноземным игом, не утратив своего языка и национальности, наш рабочий класс и крестьянство, которые боролись и борются против болгарского фашизма, за коммунизм, — такой народ не является варварским и диким. Дикари и варвары в Болгарии — это только фашисты. Но я спрашиваю вас, господин председатель: в какой стране фашисты не варвары и не дикари?
— Национал-социалистам нужен был диверсионный манёвр, чтобы отвлечь внимание от трудностей внутри национального лагеря и сорвать единый фронт рабочих.
— Я уже раньше заявил, что в одном пункте согласен с обвинительным актом. Теперь я должен подтвердить это своё согласие. Оно относится к вопросу о том, устроил ли Ван дер Люббе поджог один, или у него были сообщники…
Я считаю, что Ван дер Люббе действительно не один поджёг рейхстаг. На основании экспертизы и данных судебного разбирательства я прихожу к выводу, что поджог в пленарном зале рейхстага был другого рода, чем поджог в ресторане, в нижнем этаже и т. д. Пленарный зал подожжён другими людьми и другим способом. Поджоги Люббе и поджог в пленарном зале совпадают только по времени, а в остальных отношениях они в корне различны. Вероятнее всего, что Люббе — бессознательное орудие этих людей, орудие, которым злоупотребили… Ван дер Люббе был не один, но с ним были не Торглер, не Попов, не Танев, не Димитров.
— Глупый Ван дер Люббе не мог знать, что, когда он делал свои неловкие попытки поджога в ресторане, в коридоре и в нижнем этаже, в это же самое время неизвестные, применив горючую жидкость, о которой говорил доктор Шатц, совершили поджог пленарного зала…
— Я хочу говорить ещё полчаса. Я должен высказать свое мнение по этому вопросу… В течение трёх месяцев процесса вы, господин председатель, бесчисленное множество раз вынуждали меня к молчанию, обещая, что в конце процесса я смогу подробно говорить в свою защиту. И вот пришёл этот конец, но вопреки вашему обещанию вы снова ограничиваете меня в моём праве говорить.
— Поджигателей искали не там, где они были, а там, где их не было. Их искали в рядах компартии, и это было неправильно. Это дало возможность истинным поджигателям исчезнуть. Решили: раз не схватили и не посмели схватить истинных виновников поджога, то надо схватить других, так сказать, эрзац поджигателей рейхстага…
— Но разве не знаменательно, что все главные свидетели обвинения — национал-социалистские депутаты, журналисты и сторонники национал-социализма? Полицейский чиновник Гелер цитировал здесь коммунистическое стихотворение из книги, изданной в 1925 году, чтобы доказать, что в 1933 году коммунисты подожгли рейхстаг. Я позволю себе также процитировать стихотворение величайшего поэта Германии Гёте:
Впору ум готовь же свой. На весах великих счастья Чашам редко дан покой: Должен ты иль подыматься, Или долу опускаться; Властвуй — или покоряйся, С торжеством — иль с горем знайся, Тяжким молотом взвивайся — Или наковальней стой.
Да, кто не хочет быть наковальней, тот должен быть молотом! Эту истину германский рабочий класс в целом не понял ни в 1918 году, ни в 1923, ни 20 июня 1932, ни в январе 1933 года (когда проходили выборы в рейхстаг, см. иллюстрацию выше, — прим.ред.)…
— Верховный прокурор предложил оправдать обвиняемых болгар за отсутствием доказательств их виновности. Но меня это отнюдь не может удовлетворить. Вопрос далеко не так прост. Это не устраняло бы подозрений. Нет, во время процесса было доказано, что мы ничего не имеем общего с поджогом рейхстага, поэтому нет места для каких-либо подозрений. Мы, болгары, так же как и Торглер, должны быть оправданы не за отсутствием улик, а потому, что мы, как коммунисты, не имеем и не могли иметь ничего общего с этим антикоммунистическим актом.
— Я предлагаю вынести следующее решение:
1. Верховному суду признать нашу невиновность в этом деле, а обвинение — неправильным; это относится к нам: ко мне, Торглеру, Попову и Таневу.
2. Ван дер Люббе рассматривать как орудие, использованное во вред рабочему классу.
3. Виновных за необоснованное обвинение против нас привлечь к ответственности.
4. За счёт этих виновных возместить убытки за потерянное нами время, ущерб здоровью и перенесённые страдания.
— Настанет время, когда такие предложения будут выполнены с процентами. Что касается полного прояснения вопроса о поджоге рейхстага и выявления истинных поджигателей, то это, конечно, сделает всенародный суд грядущей пролетарской диктатуры.
— В семнадцатом веке основатель научной физики Галилео Галилей предстал перед строгим судом инквизиции, который должен был его приговорить как еретика к смерти. Он с глубоким убеждением и решимостью воскликнул: «А всё-таки Земля вертится!» И это научное положение стало позднее достоянием всего человечества. Мы, коммунисты, можем сейчас не менее решительно, чем старик Галилей, сказать: «И всё-таки она вертится!»
Колесо истории вертится, движется вперед, в сторону советской Европы, в сторону Всемирного союза советских республик. И это колесо, подталкиваемое пролетариатом под руководством Коммунистического Интернационала, не удастся остановить ни истребительными мероприятиями, ни каторжными приговорами, ни смертными казнями. Оно вертится и будет вертеться до окончательной победы коммунизма.
Из книги Камена Калчева «Сын рабочего класса»
От редакции: Блестящая самозащита Димитрова по сути обрисовывала как раз те перспективы для мирной пока ещё Европы, против которых и выдвинул крупный промышленный национальный капитал Германии нацистов как пешку (так они думали, все эти Круппы и Сименсы, — на эту тему очень полезно посмотреть фильм «Гибель богов»), надеясь, что «маргиналы» в форме СА выполнят за государство грязную работу по устранению рабочих лидеров, работу по снижению влияния профсоюзов и коммунистов на рабочий класс.
Промышленный капиталист не хотел исчезать как класс от рук собственных, пока подвластных ему рабочих — и выбрал Гитлера сперва на своих закрытых совещаниях, а потом и отдал ему канцлерство, и рейхстаг, потому что правящим классом в технически развитой, но армии после Версальских соглашений не имеющей Германии, оставался именно он… Да, и соцлагерь «из слов Димитрова» возникнет не сразу, а из самой кровопролитной в истории человечества войны, развязанной против источника этой мировой революции, против СССР войны на уничтожение (и чертежи будущего лагеря стран народных демократий в подвергавшемся бомбардировкам здании Коминтерна на улице Вильгельма Пика — рисовал как раз Димитров, вместе со Сталиным)…
Нельзя забывать, что Великая депрессия коснулась Германии настолько серьёзно, что безработица довела даже высокооплачиваемых прежде инженеров до необходимости зарабатывать в СССР. Многие, особенно идейные коммунисты, коих было в Германии тогда немало в среде технической интеллигенции, переезжали даже с семьями: по-настоящему интернационалистское наше государство тогда принимало всех желающих. И бурное социалистическое строительство, индустриализация в Советском Союзе — не менее, чем американским специалистам, обязана ИТР из Германии (см. «День второй» Ильи Эренбурга).
Возмущения организованного рабочего класса его коллективный эксплуататор допустить никак не мог, прецедент Баварской советской республики, с трудом задушенной в 1919-м фрайкоровцами (из которых потом и выросли боевики СА, предводительствуемые Эрнстом Рёмом), ставил капиталистов перед выбором: или поддержка Гитлера или дальнейшая стихийная парламентская демократия, ведущая к революции, поскольку нацисты уже начали уступать свои позиции в рейхстаге (да, популист Гитлер медленно, но терял популярность). Выросший до руководящей нацией силы нацизм — был контратакой капитализма, которая готовилась (если отсчитывать от 1933-го десятилетие — и об этой реакции многие писали и говорили, не только любимчик Путина «философ» Иван Ильин) десять лет.
Теперь — о том, почему лидер именно болгарских коммунистов, член Исполкома Коминтерна (ИККИ) оказался на суде. Тут сработал «фашинтерн» своего рода…
Не надо забывать, что 20-е годы — не просто годы постепенного, через временную антитезу НЭПа, установления плановой экономики в СССР, но и годы точечных попыток установления диктатуры пролетариата в Европе. Коминтерн, созданный Лениным, не сидел без работы. И фраза Маяковского в поэме «Хорошо!» — она как раз о Веймарской республике.
23 сентября 1923 года началось Сентябрьское восстание — народное антифашистское вооружённое восстание в Болгарии, подготовленное и возглавленное компартией Болгарии (БКП).Восстание явилось ответом на установление военно-фашистской диктатуры 9 июня 1923 года.
Учитывая возраставшее недовольство народных масс политикой правительства А.Цанкова, ростом дороговизны и инфляции, ЦК БКП в августе 1923 года принял решение о подготовке антифашистского восстания и выдвинул лозунг создания единого антифашистского фронта. Был создан Главный военно-революционный комитет во главе с Г. Димитровым, В. Коларовым, Г. Геновым.
Подготовка восстания происходила в условиях террора: 12 сентября правительство Цанкова арестовало около 2,5 тысяч коммунистов, а 21 сентября разгромило Военно-революционный комитет в Софии. Положение осложнялось тем, что оргсекретарь ЦК БКП Т. Луканов и некоторые члены окружных комитетов, вопреки рекомендациям ИККИ и позиции ядра ЦК БКП во главе с Димитровым и Коларовым, возражали против решительных действий.
Восстание началось по призыву ЦК БКП в ночь с 22 на 23 сентября и особенно широкий размах приобрело в Северо-Западной Болгарии, где в г. Фердинанд находился военно-революционный комитет. В ряде околий этого района власть перешла к рабоче-крестьянским комитетам (в которые наряду с коммунистами входили члены Болгарского земледельческого народного союза). Восстание охватило и другие районы, преимущественно Южной Болгарии. Отряды повстанцев вступили в упорные бои с правительственными войсками, захватывали центры околий, железнодорожные станции.
Восстание продолжалось до 29 сентября. Правительство Цанкова жестоко расправилось с восставшими: фашистами было убито и замучено свыше 20 тысяч человек.
Сентябрьское восстание 1923 года стало переломным моментом в процессе большевизации БКП, оказало значительное воздействие на политическое и общественное развитые страны. Оно сыграло роль «болгарского 1905 года», продемонстрировало силу боевого единства трудящихся города и деревни, их готовность к решительной борьбе против фашизма и реакции.
Конечно же, за этим восстанием наблюдали в других европейских странах, и известность Димитрова как профессионального революционера вышла за пределы Болгарии. Это был идеальный обвиняемый для немецких «братьев во фашизме» тех, кто развязал правый террор на Балканах.
Д.Ч.
По материалам — Коларова В. (под ред.) «Сентябрьское восстание в Болгарии в 1923 г.«
