Автор: В этом году группе «Разнузданные Волей» исполнилось 25 лет. Кроме того её бессменный лидер – поэт и музыкант, член Союза писателей России Алексей Кольчугин отметил 30-летие своей творческой деятельности. В честь такого «двойного» события уже прошёл ряд мероприятий и творческих вечеров, включая совместный концерт с «Бостонским чаепитием» в клубе «Инкогнито». После очередной творческой встречи, которая состоялась 29 ноября в 169-й библиотеке на Ленинском проспекте в Москве, ответственный секретарь «ЛР» Корнелия Орлова побеседовала с поэтом.
— Алексей, вашему коллективу «Разнузданные Волей» уже 25 лет. Срок немалый для столь оригинальной и необычной группы. Сами вы в творчестве уже 30 лет. Учитывая эти цифры, приятно и интересно было бы вспомнить, как всё начиналось. Расскажите, с чего начинался творческий путь? С поэзии или с музыки? Что изначально превалировало в творческом становлении?
— Началось формально с поэзии, но я всегда слышал поэзию внутри себя как бы звучащей. То есть сразу представлял, как это будет декламироваться, а может быть даже и петься. На момент, когда я написал первые свои строчки, я ещё не владел инструментом, то есть не мог переложить всё это на музыку. Однако я достаточно быстро компенсировал этот недостаток, и у меня поэзия и музыка шли практически параллельно. Музыка догоняла, что называется, и потом музыке приходилось уделять много внимания уже в прикладном ключе, то есть в техническом плане, чтобы поднять её уровень, поднять качество.
Музыка догоняла. Но при этом, повторюсь – тексты, которые я писал, очень часто звучали у меня в голове. И я всегда представляю, как это будет читаться, декламироваться, а иногда и петься. И поэтому в моём случае, повторюсь, одно неотделимо от другого. Кстати, это один из основных принципов нашего направления «саунд-поэзия». То есть грамотное сочетание музыки и поэзии. Достаточно популярно — и было, и в настоящий момент — чтение стихов под музыку. Но зачастую это выглядит так, что одно не соответствует другому. Для стиха недостаточно взять какую-нибудь произвольную музыку. И в саунд-поэзии этот момент прорабатывается именно качественно, чтобы шло чёткое соответствие музыки стиху, и наоборот – стиха музыке. Саунд – не просто звук, не просто музыка. Звук – это всё вместе, и декламация автора, и какие-то, возможно, эффекты звуковые, шумовые, которые могут сопровождать эту декламацию. И, конечно, музыка идёт следом.
— А музыкой вы с детства занимаетесь?
— Не совсем. В детстве я занимался классической гитарой, потом это бросил – детство у меня было раздолбайское и хулиганское (смеётся). А в 1995-м году я начал писать первые тексты, и в конце 95 – начале 96 года начал осваивать гитару. Уже целенаправленно, уже всерьёз желая того.
— У большинства писателей или музыкантов были своего рода предтечи, область предтекста, если выражаться научным языком. На кого вы опирались (если такое имело место) в своём раннем творчестве? Многие звёзды соврока и затем русского рока, например, опирались или даже напрямую подражали тем же «Битлз» или другим популярным коллективам.
— Во-первых, на меня очень сильно повлияла русская классическая литература, потому что, несмотря на некоторые хулиганские моменты, я мальчик был начитанный. И как раз русский язык и литература были теми предметами, которые не просаживались по оценкам. Плюс, отчасти, это, наверное, Высоцкий – опять же форма поэзии, транслируемая голосом (это очень важно). Ну и русский рок – Виктор Цой, «Алиса», ДДТ. Но сильнее прочих (на конец 95-го – начало 96-го года) впечатление на меня произвёл Александр Башлачёв. Это было сродни некоему культурному шоку. Переход на совершенно новый уровень восприятия. Не просто текст, но и мера литературы, и трансляция определённая, и, опять же, метафизика, как теперь я уже понимаю, пришла. Это была серьёзная ступенька, это был шаг даже через несколько ступеней.
— А что вообще помимо чужого творчества вдохновило сочинять музыку и песни? Что стало отправной точкой?
— Тексты у меня мысленно звучали, поэтому изначально были идеи сделать их песнями. А поскольку я слушал уже рок довольно активно, то видел и форму трансляции этих песен. Автоматом, значит, надо собирать группу. Всё логично.
— Да, вы предварили мой следующий вопрос – как пришли к идее, что нужно создать свой музыкальный коллектив?
— Я сегодня уже говорил – чукча не только писатель, чукча ещё и читатель (смеётся), следовательно, как чукча, исполняющий музыку, я ещё и слушатель. То есть я слушаю довольно много музыки, и соответственно, мне была интересна форма подачи. Это должно быть нечто большее, чем просто песенка под гитару.
— А вы сразу определились с направлением, в котором будете работать или был какой-то период поисков? В чём он выражался?
— Рок, конечно, был основной ориентир. Причём, это уже была ни разу не группа «Кино», тогда я на «Калинов мост» больше ориентировался. Ведь «Калинов мост» чем примечателен – там местами элементы арт-рока проскакивают, довольно серьёзная музыка. Скорее, по саунду, по звучанию, в конце 90-х это, конечно, «Калинов мост». Но потом звучание «РВ» довольно быстро стало приобретать другие оттенки, потому что приходящие музыканты вносили своё видение, я сам рос, менялся в сторону уже арт-рока и прогрэссива смотрел. Это я бы обозначил как этап поиска. Поиска себя, поиска своей формы, того, что будет текст песен усиливать или, как минимум, органично поддерживать. Но в первой концепции мы играли классический хард-рок и панк, такой, довольно грязный местами.
Есть песня «Тело не стыкуется с душой», которая сейчас выходит в новом альбоме в прогрэссив-аранжировке, а тогда она звучала как панкуха прям грязная, ближе, наверное, к «Гражданской Обороне», на которую я, в отличие от многих моих друзей по Московской рок-коммуне, не ориентировался. Но органичным образом получилась вещь ближе к «ГО», но там именно гранж, скорее, именно не панк, а гранж. Песня, тяжёлая по смыслу и звучанию. Разные были у группы этапы, и сейчас, когда слушаешь, понимаешь – это было органично, круто. Такой этап развития, поиска.
— Сейчас направление вашей музыки называется экзипнос (интеллектуальный) рок. Как вы пришли к такому интересному направлению? Что сами вкладываете в понятие «интеллектуальный рок»?
— Я бы не назвал, что это именно «интеллектуальный рок», это было бы слишком пафосно (улыбается). Экзипнос-рок, это – «думающий». Мы хотели подчеркнуть некое отличие, потому что рок может быть разный. У нас есть и саунд-поэзия, и вполне обычные шлягеры. Называть себя опрометчиво тоже не хотелось. Поэтому просто «думающий». Мы пытались этим словом греческим подчеркнуть, что не просто находимся в рамках рока какого-то стандартного, а всё время ищем что-то новое: мы мыслим, мы всё время выходим за какие-то пределы и, соответственно, у нас большое количество цветов и оттенков в палитре нашей музыкальной.
— А слышали ли вы о таком направлении, как гностический рок? К примеру, есть яркая отечественная представительница направления — группа, примерно «РВ» ровесница, Catharsis…
— Да, понимаю, о чём речь. Я слышал о них. Чтобы познакомиться плотно, это нет, не пересекался. Но слышать, да, слышал.
— Разнузданность – это открытость новому, смелость, стремление к эксперименту. А вам свойственны эксперименты в творчестве?
— Творчество это и есть эксперимент с самого начала. Творчество – это всегда создание того, чего ещё не было. В чём настоящая поэзия заключается? Это формы, это смыслы, это шаг в новое, неизведанное.
— Сегодня я увидела, что в качестве эксперимента вы в свою рок-группу включили терменвокс, который не относится к какому-то отдельному направлению. И это получилось очень интересно!
— Ну да (улыбается)… Экзипнос!
— Каково ваше отношение к современной отечественной музыке? Есть ли в ней сейчас что-то стоящее, интересное? Вообще, есть ли у неё какие-то перспективы?
— Перспективы, конечно, есть. Потому что Россия в культурном плане возвращается на лидирующие позиции не только в литературе, но и в музыкальном сегменте. Рок-музыка сейчас неотъемлемая часть массовой культуры, оказывает огромное влияние на умы. Что касается конкретики в плане современных групп, то я мало могу назвать, мало знаю каких-то ярких на данный момент, заслуживающих внимания коллективов. В основном это западная музыка, которая намного ушла вперёд, к сожалению. Опять же по форме, по стилю. Но и у нас есть неожиданные примеры.
К примеру, гитарист группы «Би-2» записал прогрэессив-фьюжн альбом лет 10-15 назад. Казалось бы, поп-рок, но по технике там сложный размер и всё такое… Классно получилось! У нас хватает талантливых музыкантов. Поддержки государства нет полноценной. Я говорил сегодня, что западная массовая культура, в частности, музыка, сформировалась как раз благодаря поддержке, потому что это инструмент влияния на массы, это экспорт своих развлечений вроде бы, плюс смыслы. Потому что рок – это всё-таки ещё и текст со смыслом. И за счёт этого Западу удалось расширить своё влияние в 1970-80-х. Мягкая сила. И я думаю, надеюсь, во всяком случае, что Россия тоже будет эти прекрасные элементы использовать.
Ещё раз повторю, из современных групп я мало кого слушаю, в основном это олдскул, это старый классический рок. Я периодически что-то новое встречаю, но не концентрируюсь на этом. Сейчас просто нужно больше времени на то, чтобы свой продукт создавать, совершенствовать, двигаться дальше: избыток «предложения» наблюдается, затоваривание, говоря тем же западным языком.
— А такое ни на что не похожее явление, к примеру, как Московская Рок—коммуна, из которой «РВ» родом? А группы «Солнце Лауры» и «Эшелон» тот же самый? Не считаете ли вы, что они несколько враждебно зажаты современными политэкономическими реалиями? Я кого ни спрашивала – «Солнце Лауры» никто не знает вообще. «Эшелон» не только знают, но и цитируют, ждут новых альбомов, однако группа многих новичков политически шокирует, конечно (возможно, диалектически, в этом секрет её живучести — «жить долго, жить нА зло!», как говорил у Бориса Полевого Маресьев). Нет запроса на такое творчество, нет интереса, как считаете? Или это проблема продвижения?
— Если бы не трагическая гибель в автокатастрофе лидера «Солнца Лауры» Дмитрия Синдицкого в 2012-м, я уверен, что группа заняла бы свою нишу, потому что это была очень хорошая и качественная музыка. Она была форматная абсолютно, и у Димы были определённые связи. Это важно, потому что как бы ни хороша была музыка, если ты не вкладываешь в это очень серьёзное время, средства, энергию, и не имеешь связей, то тебя действительно никто не услышит. Так устроен современный мир рок-музыки.
У Димы были возможности, и это, в отличие от леворадикального «Эшелона», действительно была форматная музыка, вполне себе радийная (они уже на радио звучали в 2011-м, а не только на проспекте Сахарова). Но, повторю, если бы не гибель Димы, то они, конечно, двигались бы, развивались. Их два альбома (включая «Всё, что с нами происходит») издал «Выргород» — знаковый лейбл, тот же самый, что последние альбомы Г.О. издавал и тиражирует поныне. С тех пор (а это был 2012 год, напомню) многое изменилось. На «звуковом» рынке сейчас много предложений, любой человек может в специальной программе создать композицию, есть небывалые десять лет назад возможности…
— Но есть ли спрос на это?
— Спрос есть, другое дело, что рок-музыка сейчас стала не тем, чем была раньше, в 90-х, даже в нулевых. Раньше была определённая эксклюзивность, сложнодоступность, а сейчас этого всего навалом, предложений куча. Музыка стала контентом. И соответственно, к ней относятся так же. Если раньше ты купил или достал пластинку, ты вложился в это, ты её ставишь, наслаждаешься, слушаешь, сейчас это просто фоновый бесплатный контент. Даже если это хорошая рок-музыка! Слишком много аналогичных «предложений», и уже нет такой эксклюзивности, нет прежней ценности, индивидуальности в широком смысле, технически говоря, нет «уникальности прослушивания», коммуникации авторов со слушателями былой нет. И опять же, клиповое мышление – три минуты, и ты уже бежишь дальше…
— Что для вас главное в музыке?
— Это сложный вопрос. Музыка ведь разная бывает.
— Ну, вот в вашей, например?
— У меня тоже она разная. Где-то психодэл, где-то это тяжеляк, который должен качать энергетику, где-то смыслы, где-то логические ходы… Она разная, я бы не давал какие-то жёсткие ограничения. Всё – главное!
Главное – когда кайф. Он может быть физическим, эмоциональным, он может быть интеллектуальным, от какого-то открытия, от какой-то неожиданной связи в мозгу… Это должно удивлять, как минимум, «качать». Если это не что-то новое, то это должно быть качественно сделано. Качественно сведено, спродюсировано. На Западе это целая индустрия. У нас это, к сожалению, более разрозненно существует. Техническая сторона тоже важна. Хотя бы мастеринг классный сделать… Взять тех же западных исполнителей – там по три версии каждого альбома: ремастеринг такого-то года, ремастеринг другого года. У нас с этим сложнее.
— И в завершение расскажите о дальнейших творческих планах: новые стили, идеи, направления.
— Задача номер один – это издать альбом, и не просто издать для галочки, но и с ним как-то «выстрелить», чтобы были прослушивания, обратная связь. И мы будем надеяться на вашу журналистскую помощь, потому что альбом реально крутой, без лишней скромности. Новый тяжёлый альбом. А дальше материала предостаточно – это и саунд-поэтический альбом, и рок-альбом. Так что планы – работать! Записывать, собирать этот материал, качественно его аранжировать, выступать, двигаться дальше.
— Алексей, спасибо большое! Будем ждать ваших новых произведений, концертов, открытий. Обязательно ещё с вами встретимся и снова подытожим!
Беседовала Корнелия ОРЛОВА
