Автор: Кайсын Шуваевич Кулиев (19.10.1917 – 04.06.1985) – советский балкарский поэт и прозаик, журналист, военный корреспондент. Народный поэт КБАССР. Лауреат Ленинской премии, Государственной премии СССР и Государственной премии РСФСР имени Горького. Член ВКП(б)-КПСС с 1944 года. Депутат Верховного Совета СССР 5, 9, 10 и 11-го созывов.
* * *
Был снег пушистым, словно кролик,
В Москве холодный был февраль,
Вдруг ты запела: «Лорик, лорик*...»
И в этот миг исчезла даль.
И я услышал плеск Севана,
И Арарат передо мной
Возник за дымкою тумана,
В снегу, под жёлтою луной.
И запах трав был стар и горек,
И опьянял он, как вино.
Ты нежно пела: «Лорик, лорик...»
И стыло в ёлочках окно.
Я видел тучи край лиловый,
Дороги мокрую спираль.
Я видел праздник, вечно новый,
И вечно старую печаль.
Засыпан снегом горский дворик,
А звёзды трепетнее свеч.
И словно слышу: «Лорик, лорик...»
И годы сбрасываю с плеч.
Перевёл Я. Козловский
Говорю Ибрагиму
В Чегеме дождь. В Холаме, верно, тоже.
Как дождь, твои слова свежи и новы.
Они с листвой, дождём омытой, схожи,
Но есть в них отсвет огненной основы –
Того огня, что знал очаг отцовский:
Ему благодаря, ты стал поэтом.
Твой стих отмечен хваткою борцовской,
И верен он Кязимовым заветам.
Мой друг! Мой брат! Ты им согрет навеки,
И, как отца, ты чтишь его безмерно,
К нему всю жизнь шагаешь, точно к Мекке,
И встретишься когда-нибудь, наверно.
За это я люблю тебя, как сына,
И радуюсь, коль ждёт тебя удача,
А если вдруг навалится кручина,
Печалюсь я с тобой, едва не плача.
Народ мой и язык родной – бесценны,
Вот почему я дорожу тобою.
Чисты слова поэта и нетленны –
Гордись, поэт, такой своей судьбою.
В Чегеме дождь. Он льётся и в Холаме.
Любуюсь наступающим рассветом,
Делюсь с тобой заветными словами,
Беседую с тобой – моим поэтом.
Стихи мои могли бы быть и краше –
Тобою восхищенья нет предела:
Ты – тот, с кем золотое Слово наше
Ещё один барьер преодолело.
И вот рассвет. Струится он в Чегеме.
Наверное, он льётся и в Холаме –
Как будто небо способами всеми
Прозрачный мост наводит между нами.
Чтоб были живы и земля, и слово,
Ты продолжай им верное служенье.
Поэт – слуга народа, это снова
Усвой, возобновляя восхожденье.
Гордись, народ, гордись своим поэтом,
Чей тяжек труд, но истинно почётен.
Его своим ты озаряешь светом –
И смотришь на себя с его полотен.
Поэт, в твоей душе не тесно людям,
И слёзы их – достойная награда:
Мы большего просить у них не будем,
Нам большего, по сути, и не надо.
Сегодня, отправляясь в путь-дорогу
Последнюю, тебе я молвлю слово:
Поэзии одной служи, как Богу,
Она – души нетленная основа.
Я ныне всю её тебе вручаю,
Готовясь в путь, откуда нет возврата,
Поэзию тебе я завещаю –
Её мне завещал Кязим когда-то…
Перевёл Г. Яропольский
* * *
Кто б ты ни был, будь готов в дорогу,
Мысли о бессмертье – это блажь.
Я не о бессмертии, ей-богу,
Думаю, берясь за карандаш.
Как умение строгать тесину,
Мысль стара, и даже дураку
Ясно: все мы превратимся в глину,
Что б ни написали на веку.
Я работал не бессмертья ради,
Я писал, бывало, день-деньской,
На траву лугов, на небо глядя,
Удивляясь доброте людской.
Всё, что пел я, пел я поневоле,
Погибал я у земли в плену,
Видя золото пшеницы в поле
И подсолнечную желтизну.
Пел я, видя море в отдаленье
И скалу, подёрнутую мглой,
Потому что сам я на мгновенье
Становился морем и скалой.
1962
Перевёл Н. Гребнев
Мы слушали музыку
Георгию Свиридову
Мы слушали музыку. Вечер и сад
так верили ей, и так мысли парили,
как будто и музыка, и снегопад,
и всё это с нами случилось впервые.
Впервые, давно, до всего, до судьбы,
до участи хлеба, постигшей колосья,
до тяжести, обременившей сады,
до встречи кувшина с водою колодца.
Казалось, что пуля не знает ствола,
петух не приходит заре на подмогу,
рука человека огня не зажгла
и жёрнов ещё не учился помолу.
Нет времени позже, чем ранняя рань,
нет опыта утра у мглы предрассветной,
не ведает тело премудрости ран,
и нет ничего, кроме музыки этой.
Мы слушали музыку в мире пустом,
уже существуя, ещё не печалясь:
страданья – потом и несчастья – потом,
пока – только музыки первоначальность!
1970
Перевела Б. Ахмадулина
Снегопад в Чегеме
Сегодня снег идёт в горах
весь день и вечер целый,
как будто там, на небесах,
стригут баранов белых.
На горы устремил я взгляд,
я вижу всё в тумане.
Мне кажется, что снегопад –
моё воспоминанье.
Я вижу: так же снег идёт,
и мальчик в старой шубе,
рукой со лба стирая пот,
сухие сучья рубит.
Он ищет средь стволов густых
и отыскать не может
двух серых осликов своих,
которых не стреножил.
Но ничего на этот раз
дурного не случится,
найдёт он осликов сейчас,
в селенье возвратится.
Мать дома склонится над ним,
оправив свой передник,
счастливая, что невредим
и цел её наследник.
Сейчас, как много лет назад,
всё замело дороги,
и сучья в очагах горят,
и женщины в тревоге.
Снежинки кто-то с облаков
трясёт, как в дни былые,
и мальчиков у очагов
ждут матери другие.
Не сохранилось с давних пор
ни очага, ни крова,
и только снег да выси гор
остались от былого.
Минуло всё, мелькнув едва,
и мне теперь не надо
на склоне собирать дрова
во время снегопада.
Мне, осликов ведя своих,
не увязать дорогой.
Нет матери моей в живых,
чтоб ждать меня с тревогой.
И сам другой я человек,
и времена иные,
и только снег, и только снег
идёт, как в дни былые.
1969
Перевёл Н. Гребнев
