Автор: Он говорит, что не любит формул. Парадокс, но каждым своим жестом, каждой фразой он выбрасывает в мир новую – шахматную, математически-точную, прекрасную в своей стройности. В неё не надо вникать, её не надо заново решать, её просто нужно применять. И тогда всё сойдется. Хотя Ширвиндт не любит формул.
В Санкт-Петербург привезли выпускной спектакль щукинцев «Испанцы в Дании» по пьесе Проспера Мериме, поставленный Ширвиндтом. Дело происходило в доме Актера на Невском проспекте. Новоиспеченные артисты очень замерзли за кулисами – зуб на зуб не попадал.
Спектакль получился необыкновенный – легкий, воздушный. Подобно кусочкам сливочного торта, мизансцены таяли, одна заморская картина сменялась другой, а на площадке зажигались маленькие звездочки. Но не каждая сама по себе, – это был настоящий ансамбль. Сплочённый, дружный, со студийной атмосферой. Энергия молодости заражала. Студенты-выпускники чувствовали себя на сцене уверенно, словно мэтры. Они были счастливы ощущением свободы, предвкушением новой жизни. Они доносили формулу Ширвиндта, хотя его не было рядом.
В одной из главных ролей была занята Наталья Васильева, впоследствии одна из ведущих актрис театра им. Вл. Маяковского. Теперь ее фамилия – Филиппова. Из нагромождения кружев и острот рождалась серьёзная драматическая актриса.
В промозглом Питере светило солнце, которое привезли с собой эти весёлые москвичи. Через несколько лет они все, разделённые в спектакле Ширвиндта по принципу внешней и внутренней контрастности, станут звёздами. Первая ступенька оказалась удачной. А премьера в Петербурге стала залогом их будущей счастливой жизни в профессии.
В формуле Ширвиндта были просчитаны варианты дальнейшего вектора движения. Я думаю, его ученики ему благодарны. А он помнит всех и любит их.
Свет вечерней Москвы. Летят розовые облака. Кто только не мечтал на них покататься! Некоторым удавалось.
Ты выходишь такой роскошный. Ну давай пройдёмся десять метров до машины по гулким кирпичикам.
Ты запихиваешь себя в низкую машину и долго ворочаешься на сиденье, пытаясь пристроиться в ограниченном пространстве авто. Тянешься к ручке, хочешь её закрыть. Ты устал: конец рабочего дня, который у тебя с одиннадцати и до одиннадцати.
Сейчас ты поедешь на полной скорости, и в окнах крайслера замелькает свет вечерней Москвы. Твоей любимой Москвы. Но ты не обратишь на это внимания. У тебя это в который раз не вызовет восторг. Ты смертельно устал. А ведь только начало сезона. Ты устал. И ты заснешь прямо на светофоре. Шофёр давно привык к твоему молчанию.
Но пусть сегодня свет вечерней Москвы согреет тебя. И муки
Скрипка. Папа Ширвиндта был музыкантом и хотел, чтобы сын пошел по его стопам. Но последний не оправдал надежд. Наверное, Ширвиндту в какой-то степени жаль. Но, если он отказался от скрипки, то это вовсе не значит, что он перестал быть музыкантом…
Играй, скрипка, играй!..
Фокстрот на крыле бабочки. Он танцует при Луне, с женой, с Державиным, со скрипкой.
И вот он танцует на крыле бабочки с чароитовыми разводами. А он и сам мотылек… Ноющие мысли не дают ему покоя. В голове мелькает вся жизнь.
Молчаливый, задумчивый. Сколько ж можно так врать про себя?! Нет, будет! И будет танцевать! И только на крыле именно этой бабочки! Потому что, вот так!
Будет все рушиться, обваливаться, а он будет продолжать танцевать свой фокстрот. На крыле бабочки.
Лишь проходящим мимо дано счастье или радость понаблюдать. Получить эстетическое удовольствие. Но прикоснуться – никогда! Как! Ведь ты можешь сбиться с ритма, бабочка, в конце концов, захлопнуть крылья и улететь, а ты будешь орать, что тебе не дали закончить танец!
Что ты прикрываешь своей загадочностью? Усталость? Но ты так деятелен и активен после спектакля даже на пятачке между лестницей и машиной. Ты разговариваешь одновременно с десятью людьми и успеваешь раздавать автографы.
Твоя походка. Как ты шёл во тьме. По тёмному Петербургу. В чёрной кожаной куртке. Такая лёгкая походка. Молодой человек. В ней и независимость, и стремительность.
Ты так похож с Мироновым. Иногда так же выпячиваешь вперед глаза. Как-то, со стеклянным блеском. И интонации иногда такие же.
Что подкупает в Ширвиндте – это абсолютно наплевательское отношение к себе.
Все это не могло не вызывать восхищения.
Ты в центре. Более того, ты в эпицентре. Ты всегда будешь в центре. Ты думал, что-то будет дальше? А ничего. Ты всегда будешь в центре. В свете рампы и огней. Ты будешь танцевать свой фокстрот. Всегда. На крыле бабочки. Что бы ни случилось.
Ирина РОГАНОВА, доктор культурологии
