«Поэт, распятый на кресте прозы»

К 130-летию К. Паустовского

Есть и были в России особенно любимые писатели, сумевшие чудесным образом покорить сердце читателя, какого бы возраста он не был. Среди таких авторов – Константин Георгиевич Паустовский, лирический прозаик с романтическим отношением к жизни, людям и природе. Не случайно он был всегда не равнодушен к творчеству Александра Грина. И название первой книги, вышедшей в 1928 году, будто подтверждает это: «Встречные корабли». В Одессе, где он окончательно определился со своими планами стать писателем, Паустовский работал в газете «Моряк». Однако по рождению Константин Георгиевич – коренной москвич, появился на свет ещё в позапрошлом веке, в мае 1892 года.

Известно, что проза жизни потихоньку, как правило, сводит на нет былые романтические грёзы в человеке, в том числе писателе. Но Паустовский остался «болен» ими надолго, а точнее на всю жизнь. Когда Костя ещё жил в полноценной семье с отцом, тоже романтиком, не сидевшим на одном месте, в конце концов ушедшим даже из семьи, и строгой матерью, считавшей излишним быть мягкой с детьми. А жизнь показывает, что дети, недополучившие любви в начале жизни, ищут её восполнения позже, и, возможно, мечтательность и лиризм в творчестве Паустовского – отсюда тоже.

Остаётся добавить, что у отца Кости были казацкие корни, у матери – польские, а у бабушки – турецкие… И все они вместе, как видим, дали жизнь прекрасному явлению в нашей культуре.

А жизнь по-своему учила, упорно возвращала Костю от книг и мечтаний на землю, и, оставшись без отца, учась в шестом классе, он вынужден был зарабатывать сам — и на жизнь, и на дальнейшую учёбу. В молодости Паустовский попробовал себя в самых разных профессиях, что потом очень помогло ему как писателю. Работал кондуктором и вожатым трамвая — после того, как узнал о гибели двух своих братьев на Первой мировой войне, ведь дома ждали его помощи слепая сестра и больная мать.

Ещё в гимназические годы он понял, что без серьёзного образования нельзя рассчитывать на успехи в будущей работе, да и жизни самой. Такая целеустремлённость привела в 1911 году Паустовского сначала в Киевский университет на естественно-исторический факультет, а затем учёба продолжилась в Московском университете на лекциях по юриспруденции.

Позднее, в самый разгар революции, он послал пачку своих стихов Ивану Алексеевичу Бунину, который хорошо знал, что большинство будущих писателей, особенно совсем молодых, начинает со стихов. И ответил Паустовскому открыткой: «Думается, Ваш удел, Ваша истинная поэзия — в прозе…»

Романтик в душе, Константин с энтузиазмом принял Октябрьскую революцию, охотно ездил по стране, сотрудничая с прессой, но всё чаще убеждался, что вместе со строительством нового общества всё явственней проявляются и другие вещи: огромный разрыв между тем, что говорилось на митингах, писалось в газетах, и тем, как жил народ на самом деле, какой неимоверной ценой доставались так называемые великие победы. И писатель, словно защищаясь от негатива, облекал рассказы о новых людях и их делах в лёгкий туман романтики, причём чаще всего совершенно искренно, так как сам верил, что добро в конце концов победит.

Кстати сказать, Константин Георгиевич немало страниц, а то и целые книги посвятил истинным художникам – как пера, так и кисти. В годы репрессий он бросает вызов власти уже тем, что в 1937 году издаёт книги, посвящённые гениальным художникам Оресту Кипренскому и Исааку Левитану, словно доказывая, что великое искусство – вечно, а власть – преходяща, даже такая всесильная. И хотя повесть «Кара-Бугаз» о покорителях пустыни, начавших в труднейших условиях разработку глауберовой соли в заливе Каспийского моря, сделала имя его известным, — душа писателя уже тянулась к иным темам, хотя и не отрывалась от грешной земли.

            Его духовной родиной стала Мещера. Удивительно притягательный край лесов, озер и тихих речек раскинулся на стыке трех областей – Владимирской, Московской и Рязанской. «Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашёл в лесном Мещерском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряженного труда. Средней России — и только ей — я обязан большинством написанных мною вещей», — признавался сам писатель.

В 1965 году он наряду с Михаилом Шолоховым был выдвинут на Нобелевскую премию. Лишь сам он был настроен скептически. «Сохраняя отношения с Союзом, второй раз подряд дать премию советскому писателю — не верноподданному — не посмеют», — говорил он перед этим событием. (Напомню, что в 1958 это был  Пастернак. В.К.)

Так и случилось. Хотя в Италии и Швеции уже были изданы в «нобелевской» серии однотомники К. Паустовского, премию дали Шолохову за его «творчество в целом».

Однако популярность Паустовского – не модная, как это привычно в наши дни, а истинная, — была более чем весомой в Советском Союзе. Человечность, тепло и красота его писательского языка, глубина и образность повествования – непосредственно шли от сердца автора к сердцу читателя. И не случайно его похороны  летом 1968 года приняли неожиданно массовый характер, с которыми можно сравнить разве что прощание с  Шукшиным или Высоцким. Поклониться памяти его можно в калужской Тарусе, где Паустовский похоронен.

В 1963 году к нам приезжала Марлен Дитрих. И был вечер в Центральном доме литераторов, на котором сопровождающий её важный товарищ спросил, что бы она хотела посмотреть в Москве. Третьяковку, Большой театр? И Марлен ответила: «Я бы хотела увидеть советского писателя Константина Паустовского. Это моя мечта много лет!» Паустовского нашли в больнице и долго уговаривали, почти против воли доставили на сцену. Через минуту к очень немолодому прозаику вышла она… и упала перед ним на колени и, схватив его руку, начала её целовать, не скрывая слёз… Потом, как все пришли в себя, она рассказала, что среди других прочитала в переводе рассказ Паустовского «Телеграмма». «С тех пор я чувствовала, как бы некий долг — поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что успела это сделать».

Очень точно, хотя и драматично, сказал о Константине Паустовском Михаил Пришвин: «Поэт, распятый на кресте прозы».

Возможно, поэзия потеряла в его лице своего верного подданного. Но зато как выиграла проза!                                                                                                                      

Валентина КОРОСТЕЛЁВА