Автор: Почти три года назад, практически сразу после праздника Дня защитника Отечества ушел от нас маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов. Последний маршал несуществующей нынче страны. Участник Великой Отечественной, защищавший нашу страну на Волховском и Ленинградском фронтах, освобождавший Прибалтику, дважды раненный и прошедший славный боевой путь от курсанта пехотного училища и командира стрелкового взвода до высшей военной должности государства – его министра обороны.
ОТ КУРСАНТА ДО МИНИСТРА
А еще он был участником Карибского кризиса на Кубе 1962-1963 годов. Командовал там мотострелковым полком. Руководил выводом 40-й армии из Афганистана в 1989 году и началом вывода советских войск из стран Восточной Европы. Испытал на своей судьбе все перипетии исторического перелома в судьбе страны и армии, державного возвышения и державного же падения, которое он, по сути, выдержал пусть и с серьезными ошибками, но с мужеством, достоинством и честью, присущим фронтовику.
За участие в ГКЧП (Государственном комитете по чрезвычайному положению) 1991 года, которое привело, в конце концов, вольно или невольно, к развалу Советского Союза, он был обвинен чуть ли не в измене Родины. Провел в тюрьме под следствием 498 дней и ночей и был амнистирован решением Государственной думы России 23 февраля 1994 года. Перед этим 7 февраля 1994 года, уволен с военной службы и награждён именным оружием. В отличие от своего заместителя – главнокомандующего Сухопутными войсками Советского Союза генерала армии Валентина Варенникова не стал доказывать в суде своей невиновности.
Президент России Владимир Путин сказал о нем так: «Маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов был выдающимся военачальником, ярким представителем легендарного поколения победителей, добровольцем, фронтовиком. Человеком исключительного мужества и силы духа».
Похоронен маршал Язов с воинскими почестями на Федеральном военном мемориальном кладбище, что в подмосковных Мытищах. Из зала для прощаний гроб, накрытый государственным флагом России, доставили к месту упокоения на орудийном лафете в сопровождении роты почётного караула.
ОКРУЖНОЙ НАПАЛМ
Впервые я познакомился с генерал-полковником Дмитрием Язовым в 1981 году. Он тогда был командующим Среднеазиатским военным округом. Редакция журнала «Знаменосец», где я возглавлял отдел воинского воспитания, проводила в округе научно-практическую конференцию по выработке у воинов морально-политической и психологической закалки. После войны во Вьетнаме, где американские войска регулярно поливали джунгли, в которых укрывались партизаны, химическим отравляющим веществом «Орандж» («Agent Orange») и напалмом, защита от них была в те годы очень «модной» темой в боевой подготовке войск. И для рассказа о реальном опыте такой подготовки редакция откомандировала в Алма-Ату и на окружной полигон Отард группу офицеров-журналистов, в количестве двух полковников и одного майора (меня), которые должны были организовать, как саму конференцию, так и практические занятия с использованием напалма.
Генерал-полковник Язов принял нас в своем кабинете, с каждым поздоровался за руку, расспросил о редакционных планах, о том, как мы собираемся строить свою работу, пригласил к себе зама по боевой подготовке, поручил ему выделить нам машину и курировать нас, чтобы мы не знали никаких лишних забот. Потом мы с ним ещё раз виделись на трибуне конференции и на самом полигоне. Командующий лично присутствовал на показательных занятиях, проводил их разбор.
Надо сказать, что практические занятия по морально-психологической подготовке удались на славу. Горели в напалмовом огне танки, БТР и артиллерийские орудия, взрывались напалмовые бомбы, чей охваченный пламенем гриб был похож на небольшой ядерный, солдаты и офицеры преодолевали в защитных костюмах огненные рвы, щедро поливали друг друга водой и специальными растворами… Мы потом шутили, что округ израсходовал на эти занятия весь запас своего горючего вещества, напоминающего напалм.
ГЕНЕРАЛЬСКАЯ ПАМЯТЬ
Второй раз мы встретились с ним уже в Москве, когда Язов стал министром обороны. Это был август-сентябрь 1987 года. Надо сказать, что глава военного ведомства ознаменовал вступление на свой пост в мае этого года запрещением офицерам ходить по городу в рубашках с короткими рукавами и без галстука. В столице, где летом жара от расплавленного асфальта, бетона и гранита домов, духоты в метро заставляла офицеров чуть ли не два раза в день менять рубашки, — пока приедешь на службу или вернешься с нее, пропотеешь под кителем насквозь. Воротничок становится черным от пота и в таком виде не то, что на глаза начальству лучше не попадаться, но и не выйти за ворота воинской части.
Язов рубашки с коротким рукавом отменил. И потребовал, чтобы все офицеры и прапорщики передвигались по городу в кителях и в галстуках. Мол, непорядок, когда офицер ходит по Москве в мятой рубашке, да ещё и с расстегнутым воротом, как какой-то шпак гражданский. Тех, кто не выполнял указание министра, безжалостно хватали гарнизонные патрули со всеми вытекающими отсюда последствиями. Конечно, офицеры начали ворчать. Все-таки в Союзе набирала обороты перестройка. Она коснулась и армии. Этот негласный рокот дошел и до Язова.
В Главном политическом управлении СА и ВМФ собрали партийный актив, чтобы поговорить о перестройке, о демократизации в армии, а заодно и как-то сгладить ситуацию, разъяснить требование министра. Я был замсекретаря парторганизации журнала и потому оказался в актовом зале на Знаменке. Сначала с трибуны партактива выступал начальник ГлавПУра, член ЦК КПСС генерал армии Алексей Лизичев, потом его заместители, начальники политуправлений видов вооруженных сил. И вдруг в зал вошел министр обороны. Прозвучало традиционное:
— Товарищи офицеры!
Все встали, приветствуя министра. Он разрешил садиться, а потом, уже со сцены президиума сказал:
— А почему все в кителях? В кабинетах и в залах можно находиться в рубашках.
Мы, конечно, облегченно вздохнули и тут же стали раздеваться. Потом во время своего выступления, когда Язову предоставили слово, он объяснил, чем связан его запрет на рубашки с короткими рукавами и завел разговор о морально-политическом и культурном облике советского офицера. О том, кто и что читает, кроме специальных документов, на какие кинофильмы и в какие театры ходит. По большому счету, разговор этот был ни о чем, — офицерам генштаба и главных управлений Минобороны некогда было ходить по театрам и выставкам, — не в каждый выходной удавалось побыть с семьей, столько было работы. Но Язов этого словно не знал. Он посоветовал нам побольше читать, особенно стихи, тренировать свою память.
— Вот я, — сказал он, — лет тридцать назад прочел «Евгения Онегина» и до сих пор помню всю поэму, от корки до корки.
И он начал нам читать отрывки из нее.
… Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы…
Когда кто-то сегодня рассказывает, что Язов обладал феноменальной памятью, мог читать «Онегина» наизусть от первой главы до последней, многие воспринимают эти слова, как легенду. Но я это слышал своими ушами. А подтверждает глубину его памяти еще один факт. В перерыве партактива, когда Язов спустился в зал и подошел к офицерам, его взгляд упал на меня, находившегося неподалеку. Ткнул пальцем:
— Я вас знаю, ваша фамилия…
Тут он запнулся.
— Майор Литовкин, — представился я.
— Да, да, — подтвердил он. – Вы сотрудник журнала «Знаменосец», были в командировке у нас в Среднеазиатском округе.
— Так точно.
Сегодня я думаю: прошло почти десять лет, как я побывал в его кабинете в Алма-Ате. Он потом командовал Дальневосточным военным округом, руководил Главным управлением кадров Минобороны. Тысячи, сотни тысяч офицеров прошло перед его глазами, — неужели он всех помнит?! Ну, может, не всех, но многих.
ВЫ БЫЛИ ПОЛКОВНИКОМ, ДОЛЖНЫ ПОНИМАТЬ
В очередной раз мы встретились с Язовым в начале 90-х годов прошлого века. Я находился дома, писал материал в очередной номер газеты «Известий», где я тогда работал военным корреспондентом. При этом оставался в штате Главного Политического управления СА и ВМФ. В 1989 году по постановлению ЦК КПСС и Совета министров СССР был создан отдел специальных военных корреспондентов для работы в центральной печати. Меня, редактора отдела в журнале «Знаменосец», который тогда закрыли, назначили начальником этого нового подразделения и отправили работать в газету номер 1 – «Известия». Я служил в армии и работал в гражданской газете. Носил гражданскую одежду, как требовали в редакции.
Сложное и тяжелое это было время. Завершался вывод войск из Афганистана, начинался вывод наших войск из стран Восточной Европы, бывших государств Варшавского Договора. Недавно я побывал в Венгрии, где в конце шестидесятых служил в Южной группе войск, и видел, что называется, своими глазами, сколько проблем, никак не решаемых страной, создавал этот вывод для офицеров и их семей. Их часто выводили практически в чистое поле, где не было ни квартир, ни общежитий, не говоря уж о школах и детских садах.
После Венгрии я побывал в таком гарнизоне, в лесу в полутора десятках километров от белорусского города Заслонов. Там стояли среди деревьев только металлические полубочки, поставленные на деревянные настилы, где все комнаты на семью, которые отапливались буржуйками и были разделены фанерной перегородкой с соседями, выходили в общий коридор и на общую кухню с керосинками, а еще на общий туалет, типа сортир. Да и то на улице. И это не только для офицеров и их жен, но и малолетних детишек. Начал писать об этом, и тут звонок.
— Виктор Николаевич, — раздался в телефоне голос главного редактора «Известий» Николая Ефимова. – Завтра в 10.00 вы берете интервью для газеты у министра обороны маршала Язова.
— О чем интервью, Николай Иванович?
— Вам лучше знать. Вы у нас специалист по военным вопросам.
Не успел я ошарашенный распоряжением начальства положить трубку, как раздался ещё один звонок.
— Ты, я слышал, завтра берешь интервью у министра, — пророкотала трубка голосом начальника ГлавКЭУ генерал-полковника Николая Грязнова, с которым мы летали в Венгрию на вывод войск. – Какие вопросы собираешься задавать по моему столу?
— Да, я только минуту назад узнал об этом интервью. Ничего ещё не придумал.
— Думай быстрее, — приказал мне генерал. – Я записываю.
На следующий день ровно в 10.00 я стоял в приемной министра на пятом этаже белого дома на Арбате. Там же находились начальник управления информации Минобороны генерал-полковник Валерий Манилов, генерал-полковник Николай Грязнов и начальник Главного оперативного управления генерал-полковник Владимир Денисов, начальник Главного финансового управления генерал-полковник Владимир Бабьев, заместитель министра по строительству и расквартирования войск генерал-полковник Николай Чеков.
Через минуту мы зашли в кабинет министра. Сели за большой стол напротив его рабочего кресла. С одной стороны генералы Манилов, Денисов и я, с другой – Язов и три генерал-полковника. Перед маршалом лежал листок бумаги, на котором крупными буквами было написано: полковник Литовкин Виктор Николаевич.
На этот раз Язов ни взглядом, ни жестом не показал, что помнит меня.
— Вот какие темы я хотел бы, чтобы вы осветили в моем интервью, — сказал он. И начал перечислять по пунктам: как военное ведомство выполняет указания генерального секретаря ЦК КПСС по выводу войск, которые полностью соответствуют тем международным обязательствам, которые взяла на себя наша страна, с какой ответственностью относятся наши командиры и политработники к покидаемым гарнизонам, чтобы не нарушить никаких экологических требований стран, где временно были размещены наши войска, как их торжественно провожают и встречают на родине. И когда закончился этот монолог, который я записывал на диктофон, Язов предложил мне задавать вопросы.
— Если разрешите, Дмитрий Тимофеевич, — начал я, — вопрос от наших читателей. С какими стратегическими соображениями связана передислокация некоторых частей (я намерено смягчил вопрос) в малоприспособленные для жизни места. Например, в белорусские леса, где нет никакого жилья для офицеров и их семей, или, как летчиков истребительного полка из венгерского Веспрема в семипалатинскую степь?
Язов помрачнел.
— Ну, вы же, Виктор Николаевич, были полковником, — вы должны понимать…
Дальше я не слышал. На душе стало как-то грустно. Подумал: вот задал неудобный вопрос и уже «был полковником».
— А почему был, Дмитрий Тимофеевич, — набрался я наглости. – Вроде я пока ещё полковник.
Но он сделал вид, что не понял моего уточнения. Начал объяснять, что передислокация войск связана с построением стратегической, глубоко эшелонированной обороны в европейской и центрально-азиатской частях нашей страны, которой у нас раньше не было. А что до неустроенности, то устав требует «стойко переносить лишения и трудности воинской службы». Я не стал уточнять, распространяются ли эти требования на офицерских жен и детей.
После этих объяснений Язов сказал мне, что на остальные мои вопросы ответят приглашенные им генералы. В приемной Грязнов вручил мне несколько бумажных листков с ответами на те вопросы, которые я продиктовал ему по телефону, а Денисов заявил, что ему со мной некогда разговаривать. У него и без меня дел полно. Так поступили и остальные.
Спас меня от провала Валерий Леонидович Манилов. Мы засели в его кабинете и за несколько часов сочинили интервью министра обороны СССР военному корреспонденту «Известий». В тот же вечер Язов его подписал. В моем присутствии. Кстати, он, а ещё маршал России Игорь Сергеев и нелюбимый многими Анатолий Сердюков, были теми министрами, которые визировали свое интервью в присутствии его автора. Остальные отправляли к помощникам.
«КРЕМЛЁВКА»
С этого, наверное, надо было начинать. Своими успехами в «Известиях» особенно на первых порах я обязан, как ни странно, маршалу Язову. Хотя он об этом, конечно, не догадывался.
В первую же неделю моей работы в газете произошло ЧП. Кто-то из караульных расстрелял своих сослуживцев. Короткое сообщение ТАСС взбудоражило редакционный коллектив.
— Что произошло, Виктор? Кто в этом виноват? Какова статистика расстрелов сослуживцев в нашей армии? Когда руководство военного ведомства начнет бороться и покончит с «дедовщиной»?
Вопросы посыпались на меня со всех сторон, как будто я сам держал в руках автомат и выпустил из него пол рожка по своим сослуживцам. Все, что мне оставалось делать, это пожимать плечами и пытаться объяснить, что армия – неделимая часть нашего общества и то, что происходит в обществе, происходит и в армии. Но это не убеждало моих новых либеральных коллег.
— Иди, звони своему министру, — сказал мне дежурный по номеру. — Узнавай, что и как там произошло.
— Вы с ума сошли, — заартачился я. – Вы знаете, сколько начальников между мной, полковником, и маршалом Советского Союза. Я не имею права обращаться к нему через головы моих руководителей.
— Иди, звони, — закричал дежурный. – Зачем тогда тебя к нам прислали, если ты ничего не можешь?!
Вопрос стал принципиальным. Сказать, что нас с майором Бурбыгой встретили в «Известиях» неласково, — ничего не сказать. Кому понравится, особенно во времена перестройки, когда ведущей газете страны вдруг навязывают двух офицеров? Словно для контроля за тем, что кто пишет. Нас даже предупредили, что не будут печатать. Так как то, что мы напишем, газету не устроит. А то, что устроит газету, мы не напишем, так как для нас это — самосожжение на Красной площади. Теперь мне как раз и предстояло совершить подобный акт самосожжения.
Я поднялся в кабинет своего редактора Андрея Иллеша, открыл красненькую книжку с телефонами абонентов АТС-2, так называемой «кремлёвки». Подобные аппараты цвета слоновой кости стояли у всех начальников отделов газеты. Нашел четырёхзначный номер Дмитрия Язова и набрал его. Думал, трубку поднимет помощник министра, я ему расскажу, почему и зачем звоню, он меня пошлет, куда надо, — я исполнил свой невыполнимый долг. Но в трубке раздался голос министра:
— Маршал Язов слушает.
Потом я узнал, что, когда он находился в здании министерства, все телефоны переключал не на помощника, а на себя. Что его потом и подвело.
— Дмитрий Тимофеевич, — залепетал я. – Это корреспондент «Известий» Литовкин. Я хотел расспросить вас по поводу ЧП в карауле.
И опять маршал Язов вместо того, чтобы послать меня куда подальше, как это частенько делают сегодня многие высокопоставленные чиновники, начал подробно рассказывать о происшедшем в карауле, его причинах и следствии. Моя заметка на 150 строк, напечатанная в свежем номере газеты», произвела фурор в коллективе. Не потому, что она была блестяще написана, — это не так. А потому, что была. В газете «Правда», с которой всегда в те времена конкурировали «Известия», об этом ЧП не было ни строчки, а в нашей газете прозвучали эксклюзивные подробности. Это был настоящий «фитиль» центральному органу ЦК КПСС, — и недавно присланный в газету полковник в нем поучаствовал.
А «кремлевкой» с тех пор я пользовался достаточно часто, чтобы добыть какую-нибудь сенсационную информацию. Жаль, что таких телефонов сейчас в редакциях практически нет.
СОЛДАТ ПАРТИИ
Но вернусь к Дмитрию Тимофеевичу Язову. Когда я думаю о нем, вспоминаю редкие встречи и разговоры с ним, часто думаю, почему он, старый вояка, что называется, стрелянный воробей, примкнул к ГКЧП. Объяснение нахожу, как учили классики, в том времени, когда все происходило, – в ситуации конца восьмидесятых — начала девяностых годов прошлого века. Напомню тем, кто забыл, что это было за время.
Мы уже упоминали: и вывод войск из Афганистана, и позорное, иначе не скажешь, бегство наших прославленных армий и дивизий, освобождавших Восточную Европу от фашизма, из своих групп войск. И неготовность страны принять больше, чем полмиллиона офицеров, членов их семей, сержантов и солдат в благоустроенных гарнизонах – таких, какие покидали наши части (более-менее приличные условия на родине им были созданы через десяток лет). И парад суверенитетов в союзных республиках, который сегодня лучше называть цветными революциями, их подавление в Вильнюсе, Баку, Тбилиси, Ереване, в которых принимал участие и сам Язов. А еще волнения в армии, которая не понимала своего места в катастрофически разваливающейся стране. Огульное охаивание офицерской службы в отечественных СМИ и на телевидении, были и небыли о генеральских дачах, на которых трудились солдаты, об армейской коррупции, приправленные страшными рассказами о проблемах с «дедовщиной»… Такого океанского вала негатива, свалившегося на его плечи, маршал, наверное, не знал за всю свою военную службу.
А тут ещё безвольный, болтливый и прячущийся за спины своих подчиненных Президент СССР и Генеральный секретарь ЦК КПСС, который «никогда ничего не знает, никому никаких команд не давал, и во всём, что происходит в стране, виноват, кто угодно, только не он». И потому, когда кандидаты в члены Политбюро и члены ЦК КПСС председатель КГБ Владимир Крючков, министр внутренних дел Борис Пуго, вице-президент СССР Геннадий Янаев, первый заместитель председателя Совета обороны СССР, руководивший оборонной промышленностью страны Олег Бакланов, премьер-министр Валентин Павлов позвали его в свою группировку спасать Отечество, бесконечно преданный солдат партии маршал Язов не мог отказаться. Не поддерживать же ему, человеку жесткой армейский дисциплины, демонстративно вышедшего из партии бунтаря Бориса Ельцина?! И как не выполнить распоряжений и планов своих партийных коллег по ГКЧП?! Незыблемый постулат «приказ начальника – закон для подчиненного, приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок», навсегда вошёл в кровь и плоть старого солдата. Одного не учёл Дмитрий Тимофеевич: что армейскими законами не всегда и не обязательно можно и нужно руководствоваться в политике.
Поразительно. Жёсткий и последовательно-настойчивый в достижении своих целей руководитель – маршал Язов был необыкновенно доверчив к людям. Вплоть до анекдота.
Один ушлый начинающий адвокат дежурил как-то в воскресенье в офисе московской гильдии адвокатов и от скуки листал красненькую книжицу с телефонами кремлёвских абонентов. Наткнулся на фамилию «Дмитрий Язов» и наугад набрал номер его телефона. Как когда-то и я, услышал в трубке:
— Маршал Язов слушает.
Адвокат и подумать не мог, что в воскресенье министр находится в своем кабинете или его телефон запаралеллен с квартирой.
— Уважаемый Дмитрий Тимофеевич, — тут же включился в разговор молодой авантюрист, — мне (назвал фамилию, которую хорошо знают жившие в последнем десятилетии прошлого века) поручено гильдией адвокатов узнать у вас, как всесторонне с юридической точки зрения организован и контролируется вывод наших войск из Германской Демократической республики? Не нужна ли наша помощь военным юристам?
Язов от помощи отказался. Но предложил адвокату слетать в ГСВГ и своими глазами увидеть, что и как там происходит. С юридической точки зрения. Назавтра скандальный авантюрист с открытыми для него полномочиями уже летел на личном самолете министра в Германию и через месяц вернулся в Москву с кучей заключенных контрактов и очень приличными счетами во вновь образованных коммерческих банках…
Но в истории с ГКЧП для Язова не было ничего смешного. Хотя тоже много авантюрного. Если бы в ночь назначенного восьмёркой гэкачепистов штурма Верховного Совета РСФСР, где укрылся в Белом доме со своей командой Борис Ельцин, руководители боевой операции Дмитрий Язов, Владимир Крючков и Борис Пуго не пошли спать, а подтвердили бы команду брать этот объект командующему ВДВ генерал-лейтенанту Павлу Грачеву и руководителю «Альфы» генерал-майору Виктору Карпухину, история нашей страны, не исключено, имела бы другое продолжение. Да и судьба маршала Язова могла бы, наверное, повернуться по-другому, если бы после его команды о выводе войск из Москвы в туннеле на пересечении Калининского проспекта и Садового кольца не погибли под гусеницами БМП и от шальных пуль трое московских юношей — Дмитрий Комарь, Илья Кричевский и Владимир Усов, торжественно захороненных с государственными почестями на Ваганьковском кладбище столицы.
Дмитрий Тимофеевич Язов глубоко переживал своё участие в ГКЧП и то, что его обвинили в измене Родине, за которую он проливал свою кровь на фронте и которой посвятил всю свою сознательную жизнь. В интервью ведущему программы «До и после полуночи» Владимиру Молчанову он даже назвал себя «старым дураком» и попросил прощения у Михаила Горбачева. А после выхода по амнистии из «Матросской тишины», остался практически в пустоте, — многие друзья и знакомые оставили его. У него серьезно болела жена – Эмма Евгеньевна, через год умер сорокачетырехлетний сын Игорь – моряк-подводник, капитан 2 ранга. Жить было очень трудно. Но на помощь пришли настоящие офицеры.
Начальник Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны России генерал-полковник Леонид Ивашов, который когда-то был у Язова начальником управления делами, не побоялся последствий и пригласил его в управление на работу главным военным советником. Дмитрий Тимофеевич раньше всех каждое утро приходил в знаменитый дом на Знаменке, где до сих пор сохранился мемориальный кабинет маршала Советского Союза Георгия Жукова, и уходил из него только тогда, когда его покидал сам Ивашов.
Леонид Григорьевич рассказывал мне, что неоднократно предлагал Язову возвращаться домой по окончанию рабочего времени, в шесть часов, но Дмитрий Тимофеевич не мог так поступить. Не позволяла въевшаяся в плоть и кровь армейская дисциплина и уважение к начальникам. Через некоторое время он стал еще и главным советником-консультантом начальника Военной академии Генерального штаба. Мы не раз с ним потом встречались на заседаниях Национальной Ассоциации объединений офицеров запаса Вооруженных сил МЕГАПИР. Он был доброжелателен, но не очень разговорчив. Сюжет из передачи «До и после полуночи» на Центральном телевидении вспоминать не любил. Говорил, что его вынудили так сказать, а перед Горбачевым (не буду повторять, как он его называл) он извиняться не хотел и не собирается.
Маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов был плоть от плоти советским человеком, советским воином, горячим патриотом своего Отечества, его защитником и легендой. Не его вина, что государство, которому он беззаветно, с достоинством и честью служил всю свою жизнь, распалось на ветрах исторических потрясений. Спасти его не могли даже люди, обладавшие большей властью, силой и волей, чем министр обороны СССР. Может, потому, что не сумели и не доверились народу и армии.
Впрочем, не будем делать сиюминутных скоропалительных выводов. Будем благодарны светлой памяти выдающегося военного деятеля, последнего маршала несуществующей ныне страны. Он, безусловно, уже вошёл с когорту самых славных сынов России.
Виктор ЛИТОВКИН, военный обозреватель ТАСС
