Автор: Журналисты-телевизионщики редко ездят в командировки на поездах, из экономии времени они летают на самолетах. Сколько месяцев чистого времени я пролетал в своей жизни – трудно подсчитать. Полеты были разными – кожаные комфортабельные кресла в бизнес-классе, горячие влажные полотенца для рук перед едой… Бывали и неожиданные радости, когда улыбчивые и добрые стюардессы предлагали перейти из тесного эконом-салона в просторный бизнес-класс – кто-то зарезервировал места, но не полетел. Но бывали и другие ситуации.
Однажды мы летели во Фрунзе (ныне столица Киргизии Бишкек). В иллюминаторе я заметил разбитые заклепки и вибрирующий лист алюминия на крыле. «Ну, чего не бывает», — подумал я, но немного задумался: «А долетим?» Когда заходили на посадочную полосу на высокогорном аэродроме, боковой ветер стал сдувать самолет с линии посадки. Пилот, пытаясь держать параллельность захода на посадку развернул самолет на 30 градусов вправо, мы практически садились боком, пока не плюхнулись на бетон. Тут самолет побежал по прямой. «Сели, слава богу!» — сказал мне мой оператор.
Выходить с борта нам пришлось через передний люк, рядом с кабиной. На выходе, задержавшись с тяжелыми сумками с видеоаппаратурой в руках, я услышал следующий разговор пилота со штурманом.
— Михалыч, мы слегка выкатились с полосы, переднюю стойку теперь ремонтировать придется…
— Не придется, это последний рейс, борт идет на списание. Спасибо тебе, «Тушечка», отлетала свое в штатном режиме.
Потом пилот заметил, что я услышал их диалог, и сказал мне: «Самолеты тоже уходят на пенсию, вот так, ребята!»
В 2006 году мы возвращались из Фритауна (Сьерра-Леоне) на тяжелом транспортнике минобороны. В центре грузового салона был притянут к корпусу леерами «Камаз». Зачем надо было везти из Африки на родину тяжелый грузовик, сжигая тонны горючего, одному богу известно. Он явно стал золотым. Но я извлек пользу из положения, залез в кабину «Камаза» и спал на сидении водителя. Оно было удобнее жестких боковых кресел самолета.
Журналистская команда насчитывала человек пятнадцать. Кто-то достал одну-вторую бутылку водки, кто-то — хвостик сбереженной копченой колбасы из Москвы. А вот один мой старейший друг, как обычно, вынул из сумки классическую закуску репортера – полбатона черного бородинского хлеба, коробочку из-под фотопленки с крупной каменной солью и огромную луковицу. А чем лучше закусывать стопарик водки, как не круто посоленным луком на куске черного хлеба?
Уже в воздухе к нам подошли пилоты, они поставили у закрытой транспортной аппарели старое мятое оцинкованное ведро.
— В общем так, мужики. Мы свой сортир закрыли на ключ. Кому по нужде, для вас ставим ведро в хвосте самолета. Если по-серьезному – можете гадить прямо на аппарель, мы потом из шланга смоем.
Летели почти 18 часов. Сели мягко, остановились. Момент выхода из самолета был классическим. Аппарель плавно с гулом сервомеханизмов стала открываться. На бетон «взлетки» выплеснулась волна нечистот вместе с перевернувшимся ведром. На расстоянии в 20 метров от аппарели предусмотрительно стояли пограничники и таможенники. Видимо, они знали, что аппарель выплеснет на родную землю.
Из восьми спелых ананасов таможне презентовали два, из плодов манго тоже несколько штук. Ну, мы не переживали по этому поводу. Сумки с фруктами и так были весомыми. Главное – мы дома, на аэродроме Чкаловский, через пару часов окажемся в кругу родных.
Но самый необычный перелет в моей жизни был на борту транспортного армейского почтовика. Он начинал свой полет в Калининграде и заканчивал на Камчатке, заходя, как рейсовый автобус, каждые полтора часа на временную посадку, чтобы сбросить почту и взять новых пассажиров. Время полета увеличивалось в общей сложности в два раза. Долетев до восточных границ, почтовик брал курс на обратный рейс, на запад нашей страны.
Поднимаясь на борт, я поскользнулся на чем-то скользком и чуть ли не разбил нос. Оказалось, что на полу была разлита красная икра. Видимо, кто-то вез бочонок с красной икрой с Дальнего Востока и пролил содержимое. Идя по салону, я услышал хруст чего-то под ногами. Сев на свободное кресло, я взглянул на пол, повсюду валялась скорлупа от вареных яиц. Стюардесс на борту не было, каждый в полете ел то, что брал с собой в виде сухого пайка. И там также пилоты закрыли туалет на ключ, а для нас вынесли ведро в хвост самолета (оговорюсь, все это происходило во времена Сердюкова, сейчас такого в армии нет.)
Самый интересный дьюти-фри магазин я увидел в багдадском аэропорту имени Саддама. Огромная территория была завалена какими-то иракскими сувенирами, восточными сладкими духами и прочей ерундой. Но пройдя в самый конец рядов магазина, я заметил пыльные ящики со спиртным. До этого места никто из посетителей не доходил, это были «авгиевы конюшни» дьюти-фри. И тут я обнаружил несколько ящиков с коньяком. Восьмилетний «Курвуазье» VSOP в полуторалитровых бутылках по цене 18 долларов за штуку. Я прикупил сразу восемь бутылок. Потом в течении целого года угощал друзей коньяком.
Но этот перелет оказался тяжелым. Во-первых, перед посадкой на борт мы увидели приближающуюся песчаную бурю, экипаж явно нервничал, пытаясь рассадить пассажиров как можно быстрее. И действительно, взлетев, мы увидели, что самолет явно уходит от приближающихся волн песка. Во-вторых, стюардессы вели себя недружелюбно, даже озлобленно. Скорее всего это был какой-то нежелательный дополнительный рейс, свалившийся на команду неожиданно.
Неприятности ждали журналистов, а в нашей команде были съемочные группы 4 ведущих российских каналов, где-то в середине шестичасового перелета. Сначала кого-то застукали в туалете с курением. Последовала целая лекция о правилах поведения на борту авиа-судна. Но это было полбеды. Я-то свой коньяк не трогал, но другие, прикупившие хорошего виски, открыли бутылки сразу после взлета. И тут кто-то из ребят ни с того, ни с сего ущипнул стюардессу. Пришел пилот и начал выяснять отношения. Закончился конфликт тривиально – команда вызвала по радио полицейских, которые и приняли обидчика стюардессы на борту после посадки в Москве.
Из солидарности с пострадавшим все 4 съемочные команды отправились в полицию «вытаскивать своего». Начальник отдела транспортной полиции аэропорта принял нас и выслушал. Оказалось, что он воевал в Чечне, мы поинтересовались: где он воевал. Затем мы назвали фамилии его командиров, которых снимали в военных репортажах. Когда стюардессы ушли, полицейский сказал нам следующее: «Сейчас они отъедут, и я вашего товарища отпущу. С этой кампанией все время какие-то неприятности. Но у вас-то-ничего серьезного. Я понимаю, возвращаетесь с войны, удачи мужики!» И пожал нам руки. На разбирательство ушло более полутора часов. А нас так ждали дома…
Алексей БОРЗЕНКО
