14.12.2024

В поисках Уюта. Портрет Артура Хоминского

По улице идет человек. Странный, даже чудаковатый, совсем не здешний, он явно кого-то ищет. Настойчиво спрашивает людей вокруг, но те ничем не могут ему помочь, и он идет дальше. Я не могу различить его лица, но кажется, знаю его имя – Артур Сигизмундович Хоминский. Какое удивительное сочетание: нежное, туманное Хоминский, а рядом – лязгающее, громоздкое Сигизмундович, и где-то неподалеку – Артур.

         Кто же он? Писатель, поэт. А еще у него уже есть собрание сочинений. Его опубликовал не так давно в 2013 году филолог Александр Соболев. Да, всего лишь 200 страниц, но у него все еще впереди, ведь он совсем молод. Или не совсем? На обороте книги читаем: «В настоящем издании собраны все известные на настоящий момент прозаические и стихотворные произведения, вышедшие из-под пера загадочного киевского писателя Артура Сигизмундовича Хоминского (1888-?)». Подождите, как 1888? Наверное, здесь какая-то ошибка. Ему 136 лет, а он гуляет средь бела дня по Москве? Нет-нет, конечно, тут опечатка. Или дело в другом?

         Артур Сигизмундович Хоминский. Такие диковинные фамилия, имя, отчество должны найтись легко, но нет, ни в одном из пяти литературных архивов России найти его документы не получается. Более того ни в одной из росписей содержания периодических изданий не значатся его тексты, и он даже не упоминается в многочисленных и подробных мемуарах киевской литературной жизни того времени. Одним словом, призрак, фантом без каких-либо следов земного существования. Роем дальше, и вот зацепка: в реестре выпускников Первой киевской гимназии 1906 года (на три класса старше Булгакова, на четыре – Паустовского) значится Хоминский Артур Франц Юлиан Сигизмундович. Тот самый, настоящий и, по-видимому, сын учтенного в хрониках Сигизмунда Станиславовича Хоминского и внук знаменитого вологодского губернатора Станислава Фаддеевича Хоминского. И снова тупик, белое пятно в биографии вплоть до 1907 года, тут Артур Сигизмундович появляется вновь с первым сборником стихов под названием «Дом страстной мечты». Поэтическая карьера не слишком задается, реакция нулевая, рецензии никто не пишет, даже негативные. И, как кажется, такое равнодушие было вовсе не случайным. Вот одно из типичных стихотворений Хоминского:

ОЖИДАНИЕ 

Я люблю белоснежные дали, 
Озаренные блеском ночным – 
Над полями – дыханье печали, 
Замерзающий воздух и дым; 
Я люблю, и дрожу, не остыну – 
Непосредственно счастье мое – 
Но когда же я землю покину, 
Чтобы встретить явленье твое? 

Этот снег так неслыханно сладок, 
А над ним в вышине зажжены 
Для тебя мириады лампадок – 
То нечаянной радости сны! 
Вся природа слилась в одном гимне, 
В нем исчезло блаженство мое – 
Скоро время настанет уйти мне, 
Чтобы встретить явленье твое!

В сущности, перед нами третьесортный символизм (в данном случае с уклоном в «младшую» линию), где нет и ни намека на самобытный поэтический голос. Однако все меняется, когда Хоминский решает попробовать себя в прозе и в 1908 году начинает работу над повестью «Уют Дженкини», которой было суждено намного опередить свое время.

Этот странный, антиномичный текст смотрелся бы органичнее в 1920-х гг. или даже в 1930-х, но каким-то образом появился в первое десятилетие века. Поэт-эпигон неожиданно предвосхищает приемы К. Вагинова, не только раннего, но и зрелого, абсурдизм обэриутов и даже элементы будущего сюрреализма. Сохраняя символистскую энергию, Хоминский одновременно развивает настоящую подрывную деятельность и последовательно переводит затертые декадентско-символистские штампы, столь бережно воспроизводимые им в стихах, в абсурдно-ироническую игру. В мире вымышленного Дженкинского Уюта сосуществуют гигантские собаки («Тогда появилась из холодной дали и остановилась перед ним Собака, всем собакам Собака. И он познал ее тайну и, охваченный экстазом, никогда, может быть, вновь не появившимся, взошел на сияющие высоты своей мысли»), тароватые крестьяне («Юрка как-то многозначительно понюхал воздух и вдруг, быстро прошептав какое-то заклинание, с нечеловеческим криком стегнул снизу лошадей»), Белый волк, Орел – царь крылатых («Его глаза – пламень, его сила – сила бури, его размах крыльев – 232 сант.»), а танцующие на балу ведут непринужденную беседу следующего характера:

 «– Вам чего? скорее!
– Мне э… э… любви.
– Дайте бифштекс!
– С удовольствием! Ты кто?
– Я старик!
– Так чего же ты плачешь, ты глухонемой, что ли?
– Да, от рождения.
– Сколько тебе лет?
– 71, мой дедушка покончил самоубийством.
– Каким образом?
– Нет, что Вы, Боже сохрани! он не образом, он перегрыз себе горло».

Посреди этой фантасмагорической реальности оказывается главный герой – Тальский, как кажется, тождественный самому автору. Не то ученый, не то поэт, не то графоман в духе Лебядкина, не то гений-провидец, Тальский и Хоминский оба мучительно ищут ответы на «последние» вопросы и не могут их найти, обреченные на циклическое движение от поэзии к нелепой математике, от земной Зинаиды Дорн к небесной Елене Мирановой. И здесь Хоминский подходит к опасной мысли, которая его самого пугает: возможно, и не существует никакого Высшего идеала, а все вокруг лишь бессмысленный абсурд. Не желая признавать этого, Хоминский все-таки дарит своему герою «символистский синтез» с Вечной Женственностью в финале, который кажется слегка искусственным и, вероятно, не дает успокоения самому автору. Ответы по-прежнему еще только предстоит найти.

В начале февраля 1912 года Хоминский пишет письмо своему кумиру Александру Блоку. Отрекомендовавшись «начинающим поэтом и основателем в Киеве скромного общества Вашего имени», он просит о личной встрече. Дрожащей рукой пишет Артур Хоминский главное письмо в своей жизни. От него зависит все и даже больше. Это последняя надежда на Ответы, и кто как не Блок может их дать?

«Ваши стихи были для меня именно „Нечаянной радостью“ в моей слишком серой и унылой жизни и пробудили во мне то щемящее и жуткое осязание тоски, которое мы, грустные избранники, чувствовали и чувствуем всегда при приближении Ее, Неуловимой и Вечно-Милой Софии, тысячи страниц я мог бы писать о том, чем Вы были для меня, что я пережил, читая Ваши книги, но зачем? Вы, может быть, не захотите пробежать взглядом и эти тихие строки, когда в жизни Вам расточали несравненно более хвалебные дифирамбы.

Тем не менее было бы для меня несказанным Счастьем получить от Вас хотя бы несколько строчек, хотя бы одну только подпись на белом листе – в ожидании еще сильнейшего Счастья, когда я, быть может, скоро явлюсь в Петербург выразить Вам лично свое беспредельное восхищение»,

 – таков текст первого письма Блоку.

Ответ «кумира» не сохранился, но он, по всей вероятности, существовал, поскольку ободренный полученным письмом адресат прибыл в Петербург, явно рассчитывая на свидание – и был жестоко разочарован. Встреча не состоялась. Второе письмо Хоминского – детская обида на «учителя», в некоторых местах даже переходящая грань:

«Глубокоуважаемый Александр Александрович!

Мне было очень тяжело встретить в Петербурге с Вашей стороны такое нежелание лично уделить мне несколько минут, тем более что таковая встреча для Вас была бы не слишком обременительной <…>. Но таковому свиданию не суждено было исполниться, и, само собой разумеется, в дальнейшем никаких попыток к какому-либо общению предпринимать не буду, т. к. считаю Ваше обращение со мной странным и незаслуженным, если не сказать некорректным и диким…»

1916 год – последняя дата публикации Артура Хоминского. Что произошло с ним дальше – неизвестно. Погиб ли он на войне? Сгинул в революционных киевских событиях? Или как предсказывал себе сам: спокойно скончался в 1957 году? Кажется, что ни то, ни другое, ни третье. Опережая время, в один момент он преодолел его, растворился в вечности, как Тальский, и продолжил искать.

В 2013 году случилось его второе рождение, читатель спустя сто лет, открыл Хоминского, и он вернулся к нам из небытия. И вот я вижу, как он идет по улице. Странный, чудаковатый, совсем не отсюда, из другой вымышленной реальности, он снова ищет разгадку. Теперь я могу различить его лицо. На нем мучительная тоска человека, отчаянно не желающего признавать абсурдность всего и обреченного на вечные блуждания в поисках Ответа. Хочется верить, что когда-нибудь рядом с 1888 годом не будет знака вопроса, ведь тогда это будет означать, что Артур Сигизмундович Хоминский наконец-то обрел свой Уют.

Антон ЕМЕКЕЕВ

Москва. МГУ. Филолог. Студент.

Артель вольных критиков МГУ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Капча загружается...