Кластер для сибарита

Да, название подчёркивает. Регистр восприятия «слышал звон…». «Фильм по мотивам» на самом деле вышел и не постмодернистским, и не фантастическим, и не реалистическим («прости господи» – на это точно авторы не претендовали… вот уже и кавычки скачут – постмодернизм как помянули). Третий отечественный вариант экранизации прощального романа Булгакова не посягнул на не взятые Бортко и Карой высоты, как не сделал новых шагов и к первоисточнику.

Сразу вспомним постмодернистское кино, чтоб было с чем сравнивать: возьмём прочтение Шекспира англичанином Питером Гринуэем («Книги Просперо»). Нагие, сложные массовки на суше и в воде, закадровый, точный текст возвышенных стихов, который эти массовки «визуализируют», а часто даже выступают контрапунктом другим визуальным линиям (следующим за предыдущими фразами): экран в экране, экран, разделённый на четыре экрана… Кому-то это казалось тогда, в 1991-м, максимально далёким от оригинала, чуть ли не святотатством… Однако буквальная визуализация – может быть ещё дальше от оригинала.

Нет, дорогие современники-читатели и зрители, классику кинопостмодернизма Михаил Локшин и Роман Кантор либо позабыли, либо «вытеснили». Категория «фэнтэзийный фильм» — и вовсе понижает амбицию третьей постановки (а чем дальше – тем требовательнее зритель, конечно). Кстати, «Мастера и Маргариту» культуролог Флиер называл небезосновательно первым постмодернистским романом: вот тут был интерес, был угол анализа…  

Да, я только сейчас посмотрел фильм, на ТВ, потому что бесплатно. Платить за такой просмотр в кино, на большом экране, было бы стыдно. Сперва фильм показался мне трейлером. Потом я пытался списать штампы, краткость эпизодов, суетливость и перепрыгивание — на «клиповое мышление». Но после понял, что всё-таки небольшая интрижка тут есть.

Локшин&Кантор попробовали по-голливудски красочно (и потому предсказуемо) упаковать давно известный литературный «товар» (для них, товарно мыслящих), используя знаменитые эпизоды книги и кинопостановок как цитаты, но в процессе упаковки всё же предложили «своё прочтение». Попытались показать процесс работы над романом о Пилате не так, как рассказал сам Булгаков – а примерно как это могло быть у Булгакова, посещающего советские мероприятия, влюбляющегося в прохожих красоток (история Маргариты Смирновой, ставшей прототипом героини романа – реальна, М.А. был в неё платонически влюблён и провожал к какой-то там Мещанской пару раз)… Кстати, сюжетная линия «Пилат» (не смотря на наличие выдуманной Кантором постановки в театре, которую репетировали, но отменили) провалена сразу же, она — только фон (и это как раз близко моему пониманию романа), Христов там смешной, Пилат — разве что оригинальной речью на латыни запоминается, но опять — бегло, клипово.

Политическое, что вызвало мгновенный восторг либералов и неприятие патриотов, я сразу бы вынес за скобки. Поскольку заложенный Булгаковым антисоветизм, подспудно-вытесненно выстраданный им, ослепшим, в жуткой температуре на смертном одре додиктовывающим этот роман-проклятие (но и роман о любви одновременно) жене – каждый из экранизаторов углублял в меру наступившей «свободы».

Юрий Кара в 1994-м послал на бал Сатаны Сталина (с Гитлером, доказывая модное тогда «равенство тоталитаризмов»), «коммунист» (член КПРФ) Бортко – выдумал в 2005-м ряд дополнительных эпизодов, вплетая зачем-то кинохронику, чтобы доказать вполне «очевидное». Чекисты – плохие, Воланд (с Христом не имеющий трений) – хороший, и его волшебство — реально, а материалисты смешны… Надеюсь, помимо меня это тоже кто-то высмеивал, поскольку идеальный Воланд (в первой экранизации) Гафт в роли «как бы Берии» – это тоже какой-то постмодерьмизм (именно в таком, низком регистре), опровержение лицом лица же, но в другой роли. Однако третья «версия» возникла спустя почти 20 лет (!!!) – ну, что-то должно же было в ней содержаться такое, чего не было в предыдущих?

Однако она лишь развивает то, что привнесли своими версиями Кара и Бортко – вот в чём анекдот. Бортко решил снимать Москву в Ленинграде, а бал в доме 302-бис нарисовать на компьютере — Локшин же решил вообще Москвы не снимать, а ВСЁ, связанное с городом, нарисовать на компьютере. Москва тут не то что не 1930-х, она и не 1950-х (послевоенных, присталинских) – это сумма проектов Иофана, Корбюзье, Щусева и Мельникова, но более всего Жолтовского и Руднева… Осуждавшие Кару и Бортко за неточности и вольности здесь просто обомлели: а так можно было? Поначалу это и кажется новизной.      

Очередной «Гитлер капут»

Подчёркнутая антуражность, стильность, винтажность – словно проклятие появившегося в небольшой роли Ярмольника, продюсера «Стиляг». Да-да, то, что было у Булгакова прописано отнюдь не в стиле ар деко (про жизнь в арбатском подвальчике), а как бытие истинного художника, голодное и одинокое, наедине с рукописью и воображаемым Ершалаимом – здесь превращено в показ мод нижнего белья макси-бикини-1932… Причём бельё в этом «фэнтэзи» тоже не из тех лет – тут вспоминаются сцены страсти дойче официрэ и русской «овчарки» из «Сталинграда», немыслимое в те годы малиновое шёлковое бельё… Да-с, в кино всё так – «стэп бай стэп» — и становится из моветона и «зашквара» нормальным и модным. Ну, если можно Феде Бондарчуку за государственный счёт такую невообразимую пошлость вписать в истекающий советской кровью, мёрзнущий по окопам Сталинград – то почему Локшину нельзя совершить подобное же «дожатие» антуражика в более подходящих 1930-х, когда войны ещё нет?.. Да-да, до абсурда это было всё доведено в подзаге помянутой ТНТ-комедии (ага, жанр такой) про нацистскую элитку. Казалось бы – что высмеяно, то уже не серьёзно?

Но Локшину да Кантору – «обстановка по кайфу»! Даже будь тут игра Цыганова тонкой и умной (ради чего, видно, поработали на славу гримёры и костюмеры, подогнали его внешность под Булгакова) – всё равно она была бы убита желанием режиссёра показать не характер во временном развитии (в трении об обстоятельства и другие характеры), не героя в динамике – а финтифлюшечки «тех времён-с». «Чтоб как в сериале про Эркюля Пуаро» (ар деко, кружева, комфорт, буржуазия, убийства, стильные пятна крови).

Пуарой хорошую игру значительно похудевшей под эту роль Юлии Снегирь, где она в исступлении, в нервности какой-то кофейной – хочется отнести не на счёт режиссёра, а как прямой гнев в его адрес. Ибо что это такое? «И она голая» — говорит как заклинание Мастер, — и тотчас до той поры сокрытая от него платьем Маргарита исполняет постепенные действия стриптизёрши, давая зрителю рассмотреть все элементы рекламируемой коллекции «сезона-1932»?.. «I wanna fuck among the books…» – так и вспоминается тут песенка Игги Попа Nazi girlfriend.

Что это было? Ах, вот это и есть «фэнтэзи»? Как же могло быть нечто непонятно и загадочно в романе в этом плане? В каких временах, в идеальном СССР совершается седлание писателя, «французская позиция» Мастера и жены инженера (реальная Маргарита Смирнова была женой военного)… Это всё происходит по шаблону, и тут нулевая интрига (то есть именно история встречи, с жёлтыми цветами, все муки героев романа и прочее – по боку!). Всё же можно проще сделать.

Тут мы делаем пометку: когда «по мотивам», то и так можно (причём иногда в таких съёмках участвует живой автор книги, и он даже углубляет режиссёрские ошибки низведения до «мотивов» своего романа). Зато мы видим, как приходят «Булгакову» сюжетные идеи прямо во время общения с Маргаритой (ей-богу, она тут – лучшее, и видимо просто за счёт измученности организма и психики Снегирька). Но если это, извините, не Булгаков и не сюжет его романа, а почти сценка КВН «на тему» — отчего следуют все обязательные в предыдущих экранизациях эпизоды? Увидев, как (неизвестно как возвращённый из «Ялты» — всё тоже «дурки», где рассказывает основной текст Мастер) Лиходеев проводит «бал» у себя в 302-бис, мы решаем поначалу: ба, как оригинально решил Локшин уйти от темы бала у Сатаны и полёта Маргариты! Молодец, да и только – торопимся с выводами мы… Но как же нам без «основного вопроса философии»? Конечно будет всё – заново, и всё почти в точности как у Бортко и Кары (вплоть до переворотов в воздухе родимой и неотвратимой ню)…

Кому вниз в отдельно взятой квартире?

Подзаг – это ослышка была, когда прозвучало название группы украинской, в 1999-м, в Харькове. Мы, московские гости организованного Сергеем Жаданом фестиваля «Апокалiпсис почнеться звидси», переспросили, некоторые в ужасе: «Коммунист»? Да нет, успокоили нас: «Кому вниз»! Хорошая, альтернативная группа была, кстати – в духе Faith No More и Rammstein.

Итак, мы не знаем, кто вернул Лиходеева так быстро из лечебницы («Ялты»), однако он там, откуда его выставил Воланд (именно чтобы провести свой бал), проводит «вечеринку советской элиты». Что пытается дорисовать к роману этим жирным мазком Локшин – мы даже не смеем подозревать. К чему ещё и эта пошлость, эти горничного вида чувихи из телевизионного «Плэйбоя» 1990-х, оказавшиеся в 1930-х? Ага, если это постмодернизм, — наверное, тут будет цитата?.. Нет, ребята! Это, как намекают Локшин с Кантором – прообраз бала Сатаны. И весь эпизод был нужен, чтобы вскользь в этом похабном контексте помянуть светлое имя советской патриотки Любви Орловой (не отрекшейся от Сталина в угаре развенчания «культа личности») и поставить «Булгакова» на пьяный пьедестал с фразой: «за коммунизм, построенный в отдельно взятой квартире».

«Лопата»… Очень же смешно? То есть помимо «фэнтези» около сюжета Локшин что-то важное всё время пытается сказать «не по тексту». Что СССР был ужасен – даже в самых светлых его архитектурных проектах? Что (как утверждал и утверждает историк Александр Шубин) большевизм – изначально тоталитарный проект, который не вёл ни к чему хорошему?

Но, чёрт возьми, даже у Булгакова самый его скепсис-то, не то чтобы не принимающий социализм, но пытающийся над ним подтрунивать в области соприкосновений с общепитом и с обществом вообще, — вырастает не априорно, а по поводу! В этом-то и тонкость иронии Михаила Афанасьевича, в этом – секрет обаяния речи героев романа. И аромат парикмахерской при распитии газированной воды на Патриках, и все прочие подробности – они не вообще, а в хронотопе ценны. Лишая же «давления времени» (вот всем этим абсурдноватым антуражем и лишая) текст романа, без которого фильма не может быть, — Локшин да Кантор рубят вдвоём, как та игрушка, сук, на котором сидят (и то им там тесновато). Как, кстати, и в монтаже — такой монтаж (критикуя Эйзенштейна) Андрей Тарковский называл «сам себя обрезает».

Смотрим далее «научную новизну», коль скоро Бортко сам смял все исторические барьеры, чем сделал возможной эту дурную бесконечность экранизаций. Сцена в варьете мало чем отличается от двух предыдущих версий, кроме масштабов и того, что «как бы Булгаков» видит в примитивном сценическом шоу воображаемого артистами 2022-го – то, как всё это пионерское мог бы распугать хоррором своим Воланд. Опять – тончайшая какая ирония! Принесите лопату сверху, нечем смеяться…

Не знаю, какие муки претерпели Кантор и Локшин от позднего социализма – может, не хотели бесплатное высшее образование получать или, как Чубайс, мечтали физически разрушить школу… Может, из предков кто репрессирован. Однако в рейтинге пошлостей вот это – бьёт предыдущие рекорды. То есть, видимо, футуристический театр как таковой, в котором кубизм, супрематизм, Таиров с Мейерхольдом – это тоже не более, чем тоталитаризм, — это всё «пионерия»?.. Это вот такие дурочки, шагающие по сцене строем и скандирующие, что в 2022-м будет вдоволь чего поесть и чего надеть?.. А им тут же – бац, и все прелести капитализма вываливает Воланд. «Почувствуйте разницу»!..

С умными мужиками разговариваю, право… Значит, Воланд нужен был Булгакову всего лишь чтобы побороть вот этот социалистический вектор, да? Всех идущих в светлое «Вперёд, в будущее» чтоб «обломать»?

А вектор же был ужасный в 1930-х? Ликбез, индустриализация, бесплатное здравоохранение, строительство тысяч вузов и театров, ДК, и ранее ещё раскулачивание, «год великого перелома» — ничего страшнее не бывает, да? Ведь кулаки – это всего лишь работящие крестьяне, а не эксплуататоры батраков и не монополизаторы средств производства на селе. И «Генеральная линия» куда более нынешних «фэнтэзёров» талантливого и убедительного Сергея Эйзенштейна – она сплошь враньё, включая реальную доярку Марфу Лапкину в главной роли и пахавших друг на друге до коллективизации крестьян? А колхозы – это «узаконенное рабство», где работали беспаспортные мученики, но почему-то колхозы-миллионеры у них получались, а не «аццкий Гулаг»…

Чувствуете подлинный накал плохо припрятанного под буржуазный антуражик дискурса? Да-да – если мы не имеем счастья беседовать с побаивающимися этих тем политиками первой величины (что могли, они накануне экранизации сделали, как бы давая ей «зелёный свет»: открыли «Стену скорби», например, поплакав об уничтоженных чекистами «целых сословиях»), то начинаем спорить через искусство… Да, хотели же мы отбросить политическое! Так что на самый финал оставим, в выводы.

Чёрт троицу любит

Побултыхавшись в примелькавшихся уже эпизодах и не добавив туда ничего, кроме как «тусоваться красиво», нереальных для 1930-х солнечных очков Маргариты, не выпускающегося в СССР ещё шампанского и прочих фич-финтифлюшек, Локшин решает всё же вернуться к нерву романа и показать, насколько враждебный «вневременному СССР» Мастер гениален и насколько сильно (легко ему отдавшаяся по команде «и она голая») Маргарита его (вдруг, без развития темы во времени) любит.

То есть постмодернизм и фэнтези, когда такая задача стала генеральной — отставить! Реализм – вернись! (Как же вы смешны, Канторы да Локшины…)

Нет, аргумент красивого женского тела – это кинематографично, что спорить. Впрочем, Бортко, покувыркавший компьютерно и реально на площадке (теле-краном, удалив лишних созерцателей) Ковальчук – наверное, уже эту тему исчерпал (да и более весомых она достоинств)? Но эпизод «ай да крем» — конечно, требует и тут следования роману уже буквальному, просто через контрапункт напивающейся/упивающейся чтением романа Маргариты.

Всё, что не касается хронотопа и Москвы, то есть бал Сатаны – вот тут они смелы и креативны! Впрочем, попочка 3-й Маргариты относительно изначально «заблюренной» крупнотонажной Ковальчук – изящнее, спору нет. Но всем им (в том числе и по смелости виляний, в 1994-м это было можно) – до Анастасии Первой (Вертинской) как до Марса пешком.

Но почему, почему эти вольные трактовщики, допускающие взлёт Маргариты на высоту Дворца Советов только чтобы показать наготу свою памятнику-Ленину, — показывают бал Воланда так одинаково, «с подсказками», с убогой отсебятинкой на злобу дня? Кара вписал Сталина с Гитлером, Локшин — как бы Берию с чекистами добавил (хотя, он пришёл в НКВД в 1939-м, уже после разоблачения Ежова и московских открытых процессов с упоминавшимся там в вещдоках распылением ртути в комнатах жертв контрреволюционеров, что подтвердили экспертизы). В конце концов должна быть какая-то авторская тяга к оригинальности, зачем доснимать за кого-то… Но вот именно тут – совпадают все три версии. Чертовщина какая-то, скажете вы?

Только, конечно, Вертинская – заглядение-обалдение от и до, даже в свои пятьдесят (да – и в этом она как раз ближе к тексту! герои Булгакова не были молоды), а вот Ковальчук – ну, местами… Юля же Снегирь, наверное, занимает суммарно второе место – если бы не пуританство нынешнего ТВ. Её, однако, худенький до ребристого провала живот в момент «кровавой» регенерации на одре – вызвал мою тревогу. Всё-таки, очень надеюсь, не заставил фэнтэзёр Локшин худеть на десятки кг — так же, как Андрейченко перед «Мери Поппинс, до свидания!» пришлось сбрасывать харизмы.

Воланд-немец (Аугуст Диль) – полный провал. Он в этой роли объясним разве что знанием немецкого (хотя Мастер-то по этой части у Булгакова не был силён — и прототип-то не немец, а поляк, что общеизвестно), на котором беседует с писателем. Каждый Воланд – хуже предыдущего, перефразирую тут афоризм Арсения Тарковского о своих жёнах. Одряхлевший и седой к тому моменту Басилашвили казался никаким (Воланд — яркий, как Снегирёк в фильме, брюнет), но этот, относительно молодой, ещё никакЕе. Артист варьете, разве что, ноль демонического, но масса комического. Весь бал и последующее вытаскивает на своей буржуазно принаряженной и местами исторически неточной (тогда мохнатости не брили — не подбривали, точнее) наготе Снегирь, которой зритель жаждал со времён «Обитаемого острова».

Бредова сама идея, что Мастер пишет роман уже в «дурке», где строжайший контроль. Это, ясно, дань кухонным сюжетам отсидентов и «мученикам карательной психиатрии», которые ещё тревожат умы поколения Локшина и Кантора (Канторов? Максим – не родня?). Электрошоковая терапия, допросы Мастера в НКВД – вот вся эта «дешёвка, крёстный» — вообще не обсуждается.

Это было пошлостью в 1994-м, но тогда за неё давали (Мигалкову) «Оскара» — по первости и чтоб «совки» успокоились в покаянии за «грехи большевизма»… Тридцать лет прошло, однако, а политические пошлости не меняются! Тут вспомнится разве что провальное «Предстояние», где Меньшиков заученно-обывательски, без страха, с безопасного расстояния улыбается при формулировках зачитываемой ему расстрельной «шпионской» статьи. У Булгакова – куда тоньше, намёками прописан Мастер как прообраз инакомыслящего писателя будущих лет. Неуместный, потусторонний атеистически-ударным советским 1930-м библейский его сюжет и герои – выглядят контрапунктом научному коммунизму как парадигме этого строительства, а потому для интеллигенции — героически. И ещё хорошо это легло на 1980-е, когда роман обрёл именно массовую популярность, а подъезд в 302-бис стал местом паломничеств хиппи и прочих нефоров.

Сейчас, в стране вымирающей физически и культурно, то есть вкусившей за те тридцать лет явственно реставрации капитализма (именно того пути, которого ей желали «невинные жертвы» репрессий – почитайте диалоги Бухарина с Вышинским на открытом Московском процессе, Локшин&Кантор!) – всё это не просто не смешно, но даже не пошло. Потому что – прошло.

Товарное производство (которое не изживается одномоментно, и тем более не на стадии построения базиса социализма) — внутреннее неизбежное противоречие СССР (как и наличие денежных знаков), — Воланд на сцене варьете делает точкой уязвимости сознания советских граждан. Подмечая пороки людей, которые для него не изменились (что — очень политически ясная натяжка самого Булгакова), Воланд указывает всё регрессное, из предыдущей формации, включая квартирный вопрос во времена коммуналок — цепляет за своё же, буржуазное. И потому так действуют деньги на зал, так жадно их ловят, являя себя не будущих, но предыдущих и двадцати лет не прожившие при социализме граждане страны Советов. Субстанциональность денег ещё не изжита (и вообще изжита не будет) — отсюда и реверс в капитализм стал возможен. И потому давка за платьями, обнажение советских женщин этой процедурой (обнажение «природы человека» — которая в буржуазном понимании только тело) — тоже доказательство пребывания одной ногой в капиталистических временах. Ноги-то в «родимых пятнах» капитализма, а не чулках дефицитных…

Отсечение же головы конферансье на сцене — нехитрый символ того, что базис социализма ещё не отрастил себе такой умной головы, стойкой к соблазнам буржуазным, которая смогла чертей капитализма разогнать неверием в них. Воланд «берёт своё» и возвращает, показывая, что эта голова ему не страшна. А если «милосердие стучится в их сердца» (Жеглов: «милосердие — поповское слово!»), то тем более — какой там Новый человек, какой коммунизм в перспективе? Только «балы Лиходеева» и сплошной обман партократии, построившей в своих квартирах коммунизм (что конечно чушь: те привилегии ничтожны в сравнении с тем, что заимел олигархат, ныне заказывающий, какое кино снимать).

Прошёл тот самый классовый враг в Кремль, под эти вот баечки и формирование культа Солженицына (куда ему до Булгакова, дешёвой политоте!). И конечно красота самопожертвования Маргариты в финале презревшего фэнтэзийность фильма, то есть самая любовь её именно к писателю-Мастеру, тут промелькнули в клиповом режиме. Низкий голос её – хорошо, хорошо! Говорю, Юля, раздевшись, наконец, для массового зрителя, на себе вытащила, оправдала эту в остальном лишь приукрашенную компьютерной графикой репризу.

Остальные – ну, в режиме фоновом, даже Колокольников (которого я ещё в «Дяде Ване» его молдавского курса в «Щуке» видал, и он уже был ярким комиком в некомическом спектакле) в роли Фагота (компьютерный кот – «незачот», он никому не удавался). Абдулов и Филиппенко — вне конкуренции как Фагот и Азазелло. Кстати, и Гелла у Кары (да и у Бортко) куда колоритнее. Быстрота и клиповость этого фильма – словно подсказка зрителю, что вглядываться и вдумываться тут не во что. Второй раз и смотреть не стоит. Хотя, одна идейка, на стороне которой авторы, и которая тут ярче Кары и Бортки визуализирована – есть! Обещанный полит-финал выдаю.

Декоммунизация – не акт выдёргивания памятников или букв из названий. Она – длительный процесс, который подло и неизменно подпитывает своей политикой правящий почти полвека вымирающей Россией класс. Ненависть к социализму – это родимое пятно, по которому узнаваем в искусстве буржуа, будь он прикормлен госбюджетом или же, как Кончаловский, прикормлен олигархом Усмановым. Декоммунизировать прошлое – легко, а вот будущее декоммунизировать может только талант. Локшин попытался, и позорно распластался: его антифутурологию в стиле клипа «На Запад!» группы «Пет шоп бойз» перечеркнул пробивающийся из-под интерпретации героизм сшибки личности Мастера (а она исторически-конкретна у Булгакова) и обобщённой цензуры «дома Массолита» (…а хорошая рифма: Латунский/Драгунский — последний почти мой сосед). Конкретика оригинального романного конфликта, словно предыдущая аудиозапись на кассете, стала привлекать больше внимания слушателя, чем записанное поверх, вроде бы в развитие булгаковского пафоса. Что было социальной трагедией у Булгакова (повышающей ценность рискованной любви Маргариты к Мастеру), тут вышло дешёвым, лёгким фарсом — отсюда «дожатия», допросы и прочие снижающие конфликт но чрезвычайно стильные вбросы.

Нового фильмом не сказано ничего. Полёт мерцающего Снегрия через не построенные Наркомтяжмаш, Дворец Советов и прочие выдумки компьютеризации кино – не так интересен и женственно красив, как в технически иные времена снятый полёт Анастасии Вертинской над реальным Арбатом в реальный Николопесковский (где Булгаков расположил дом Массолита – и где жила реальная Лиля Брик, перенос он такой из Лаврушинского сделал, почти как в кино) и далее, в Подмосковье с очаровательным приводнением, как в романе…

Фильм, взяв клиповость как метод – клипом и остался. Местами красивым, с хорошей и даже местами умной игрой Юлии и во всём слабой игрой (утомлённого востребованностью своей) Цыганова. Который был прекрасен и интеллигентен в «Питере ФМ», но тут на писателя не похож нисколько, глупо бухающий или фиглярствующий, он не то что не Булгаков, он – не Мастер даже в версии Кары (Раков действительно слабоват как Мастер, у Бортко этот кастинг — чуть лучше, — хоть и сериал Бортко был раскритикован мной по выходе на экраны).  

Так что рекомендую чертям-продюсерам, инвесторам неугомонным остановиться на троице версий. Из которых лучшая конечно же первая, Кары, это почти светское кино, и актёры там подобраны почти прекрасно (полную версию на ДВД вы не найдёте, только на торрентах). Не дожидайтесь божьей кары! (vox populi — vox dei)

Дмитрий ЧЁРНЫЙ